Лев Мей - Стихотворения

Стихнул говор карнавала,
На поля роса упала,
Месяц землю серебрит,
Все спокойно, море спит.
Волны нянчают гондолу…
«Спой, синьора, баркароллу!
Маску черную долой,
Обойми меня и пой!..»
«Нет, синьор, не скину маски,
Не до песен, не до ласки;
Мне зловещий снился сон,
Тяготит мне сердце он».
«Сон приснился, что ж такое?
Снам не верь ты, все пустое;
Вот гитара, не тоскуй,
Спой, сыграй и поцелуй!..»
«Нет, синьор, не до гитары;
Снилось мне, что муж мой старый
Ночью тихо с ложа встал,
Тихо вышел на канал,
Завернул стилет свой в полу
И в закрытую гондолу,
Вот, как эта, там вдали —
Шесть немых гребцов вошли…»

Опять, опять звучит в душе моей унылой
Знакомый голосок, и девственная тень
Опять передо мной с неотразимой силой
Из мрака прошлого встает, как ясный день;
Но тщетно памятью ты вызван, призрак милый!
Я устарел: и жить и чувствовать — мне лень.

Давно с моей душой сроднилась эта лень,
Как ветер с осенью угрюмой и унылой,
Как взгляд влюбленного с приветным взглядом милой
Как с бором вековым таинственная тень;
Она гнетет меня и каждый божий день
Овладевает мной все с новой, с новой силой.

Порою сердце вдруг забьется с прежней силой;
Порой спадут с души могильный сон и тень;
Сквозь ночи вечные проглянет светлей день:
Я оживу на миг и песнею унылой
Стараюсь разогнать докучливую лень.
Но краток этот миг, нечаянный и милый…

Куда ж сокрылись вы, дни молодости милой,
Когда кипела жизнь неукротимой силой,
Когда печаль и грусть скользили, словно тень,
По сердцу юному, и тягостная лень
Еще не гнездилась в душе моей унылой,
И новым красным днем сменялся красный день?

Увы!.. Пришел и он, тот незабвенный день,
День расставания с былою жизнью милой…
По морю жизни я, усталый и унылый,
Плыву… меня волна неведомою силой
Несет — бог весть куда, а только плыть мне лень.
И все вокруг меня — густая мгла и тень.

Зачем же, разогнав привычную мне тень,
Сквозь ночи вечные проглянул светлый день?
Зачем, когда и жить и чувствовать мне лень,
Опять передо мной явился призрак милый,
И голосок его с неотразимой силой
Опять, опять звучит в душе моей унылой?

О господи, пошли долготерпенье!
Ночь целую сижу я напролет,
Неволю мысль цензуре в угожденье,
Неволю дух — напрасно! Не сойдет
Ко мне твое святое вдохновенье.

Нет, на кого житейская нужда
Тяжелые вериги наложила,
Тот — вечный раб поденного труда,
И творчества живительная сила
Ему в удел не дастся никогда.

Но, господи, ты первенцев природы
Людьми, а не рабами создавал.
Завет любви, и братства, и свободы
Ты в их душе бессмертной начертал,
А твой завет нарушен в род и роды.

Суди же тех всеправедным судом,
Кто губит мысль людскую без возврата,
Кощунствует над сердцем и умом —
И ближнего, и кровного, и брата
Признал своим бессмысленным рабом.

Я не хочу для новоселья
Желать вам нового веселья
И всех известных вам обнов,
Когда-то сшитых от безделья
       И красных слов.

Но дай вам бог, под новым кровом,
Стереть следы старинных лез,
Сломать шипы в венце терновом
И оградиться божьим словом
       От старых гроз.

А если новые печали
На долю вам в грядущем пали,
Как встарь, покорствуйте творцу
И встретьте их, как встарь встречали,
       Лицом к лицу.

Пусть вера старая основой
Надежде старой будет вновь,
И, перезрев в беде суровой,
Пускай войдет к вам гостьей новой
       Одна любовь.

Не верю, господи, чтоб ты меня забыл,
Не верю, господи, чтоб ты меня отринул:
Я твой талант в душе лукаво не зарыл,
И хищный тать его из недр моих не вынул.

Нет! в лоне у тебя, художника-творца,
Почиет Красота и ныне, и от века,
И Ты простишь грехи раба и человека
За песни Красоте свободного певца.

Ты печальна, ты тоскуешь,
Ты в слезах, моя краса…
А слыхала ль в старой песне:
«Слезы девичьи — роса»?

Поутру на поле пала,
А к полудню нет следа…
Так и слезы молодые
Улетают навсегда,
Словно росы полевые, —
Знает бог один — куда.

Развевает их и сушит
Жарким пламенем в крови
Вихорь юности мятежной,
Солнце красное любви.

Октябрь… Клубятся в небе облака,
Уж утренник осеребрил слегка
Поблекшие листы березы и осины,
И окораллил кисть поспелую рябины,
И притупил иголки по соснам…
Пойти к пруду: там воды мертво-сонны,
Там в круг сошлись под куполом колонны,
И всепечальнице земли воздвигнут храм,
Храм миродержице — Церере…

                                                               Там
Я часто по вечерним вечерам,
Сидел один на каменной ступени
И в высь глядел, и в темной той выси
Одна звезда спадала с небеси,
Вслед за другой мне прямо в душу… Тени
Ложилися на тихий пруд тогда —
Так тихо, что не слышала вода.
Не слышали и темные аллеи
И на воде заснувшие лилеи…
Одни лишь сойка с иволгой не спят:
Тревожат песней задремавший сад, —
И этой песне нет конца и меры…
Но вечно нем громадный лик Цереры…
На мраморном подножии, в венце
Из стен зубчатых, из бойниц и башен, —
Стоит под куполом, величественно-страшен,
Спокоен, и на бронзовом лице
Небесная гроза не изменит улыбки…
А очертания так женственны и гибки,
И так дрожат в руках богини ключ
И пук колосьев, что сама природа,
А не художник, кажется, дала
Ей жизнь и будто смертным предрекла:
«Склонитесь перед ней — вот сила и свобода!»

Но вот, без мысли, цели и забот,
Обходит храм, по праздникам, народ:
На изваяние не взглянет ни единый,
И разве сторожил, к соседу обратясь,
Укажет: «Вон гляди! беседку эту князь
Велел построить в честь Екатерины».

Да! Ты клетки ненавидишь,
Ты с тоской глядишь в окно;
Воли просишь… только, видишь,
Право, рано: холодно!
Пережди снега и вьюгу:
Вот олиствятся леса,
Вот рассыпется по лугу
Влажным бисером роса,
Клетку я тогда открою
Ранним-рано поутру —
И порхай, господь с тобою,
В крупноягодном бору.
Птичке весело на поле
И в лесу, да веселей
Жить на воле, петь на воле
С красных зорек до ночей…
Не тужи: весною веет;
Пахнет в воздухе гнездом:
Алый гребень так и рдеет
Над крикливым петухом;
Уж летят твои сестрицы
К нам из-за моря сюда:
Жди-же, жди весны-царицы,
Теплой ночи и гнезда.
Я пущу тебя на волю;
Но, послушай, заведешь
Ты мне песенку, что полю
И темным лесам поешь?
Знаешь, ту, что полюбили
Волны, звезды и цветы,
А задумали — сложили
Ночи вешние да ты.