Андрей Дементьев - Лебединая верность

О благородство одиноких женщин!
Как трудно женщиною быть.
Как часто надо через столько трещин
В своей судьбе переступить…

Всё ставят женщине в вину:
Любовь,
Когда она промчится,
Когда с печалью обручится,
Оставив надолго одну,
В воспоминанья погребенной…

А люди уж спешат на суд —
И всё – от клятв и до ребенка —
Словами злыми назовут.

И пусть…
Зато она любила…
Где знать им, как она любила!
Как целовала – аж в глазах рябило,
Как встреч ждала,
Как на свиданья шла…
О, где им знать, как счастлива была!
Пускай теперь ей вспомнят всё:
(Да, осторожность, ты всегда права…)
Пускай ее пугают одиночеством.
А женщина целует ручки дочери
И шепчет вновь счастливые слова.

Каково тебе одной
В этом городе постылом?
С чьим-то взглядом за спиной,
С чьим-то шепотом постыдным?

Каково тебе одной
Вечерами и ночами
С этой горькой тишиной
Над горячими плечами?

Ты себя тоской не мучь.
Он тебя повсюду помнит —
Твой единственный любовник
И единственный твой муж.

И когда в счастливом сне
Он приходит виновато,
Вы на белом скакуне
С ним уноситесь куда-то.

Как прекрасен этот сон!
Вы уноситесь в былое…
В том былом вас только двое —
Только ты и только он.
А проснешься, та же тишь,
Та же ночь иль то же утро.
Никуда ты не летишь,
Только что-то помнишь смутно.

Каково тебе одной
В эти зори и закаты
Быть единственной виной,
Если оба виноваты?

Немало встречал я в Израиле лиц
С глазами то мучениц, то озорниц.
С улыбкой Эстер и печалью Рахили…
Как будто сошли они с древних страниц
И светом добра мою жизнь озарили.

По улице, как галереей, иду.
С портретами женскими молча общаюсь.
Быть может, за то, что я так восхищаюсь,
Красавица мне приколола звезду.

В Израиле много божественных лиц,
Оживших легенд и библейских преданий.
Историю не увезешь в чемодане.
И даже на память не вырвешь страниц.

Поэтому, чтобы унять свою грусть,
На землю Святую я снова вернусь.

Старинный зал, старинный вальс, —
Почти Дворянское собрание.
Тогда не мог я знать заранее,
Что этот вечер сблизит нас.

Благодарю вас за восторг!
Я думал – «Боже мой, откуда
Здесь оказалось это чудо,
С лицом, запомнившим Восток?»

И я уже не представлял
Вас в этом веке, в этом мире:
В метро иль в чьей-нибудь квартире.
Вам так к лицу был этот зал.

Играла музыка…
И вдруг
Пришло предчувствие внезапно.
Что все у нас случится завтра —
Мои слова и ваш испуг.

Как тебе сейчас живется?
Ты все так же молода?
Между нами мили, версты,
Километры и года.

Между нами – наша юность.
И прощальные полдня…
Ты мне грустно улыбнулась,
Чтоб поплакать без меня.

Жизнь ушла и воротилась
Вещим сном наедине…
Оказала ты мне милость
Тем, что помнишь обо мне.

Значит, все-таки любила,
Потому что в те года
Все у нас впервые было.
Только жаль – не навсегда.

Как тебе теперь живется?
Предсказал ли встречу Грин?
Повторяются ли весны,
Те, что мы не повторим?

Прощаясь с прошлым,
Я прощусь с тобой.
Не сожалей, что все уже в минувшем.
Из всех друзей твоих
Я не был лучшим.
И наш разрыв ты не считай бедой.

Уже давно вступили мы в разлад.
Моя душа – как море в час отлива.
И прошлых лет – достойных и счастливых
Никто не может нам вернуть назад.

Но я судьбе признателен навек
За все, что было в этой жизни с нами.
И время снимет с душ тяжелый камень.
И боль уйдет – как сходит в марте снег.

Горьких глаз твоих колдовство,
Как болезнь, из меня выходит.
Возле имени твоего
Чуда в сердце не происходит.

Я прошел твою ворожбу
По своей, не по чьей-то воле.
Поменяли мою судьбу,
Как кассету в магнитофоне.

Доиграли мы до конца.
Перематывать – смысла нету.
Тихий свет твоего лица
Лег печалью на ту кассету.

Была ты женщиной без имени.
В твоей загадочной стране —
Меж днями алыми и синими
Однажды ты явилась мне.

Я ни о чем тебя не спрашивал.
Смотрел, надеялся и ждал.
Как будто жизнь твою вчерашнюю
По синим отблескам читал.

Ты улыбнулась мне доверчиво
И, не спеша, ушла в закат.
И от несбывшегося вечера
Остался только влажный взгляд.

Последний вечер
И последний танец…
И мы с тобой при всех
Наедине.
А новый день нас вместе не застанет.
Но мы не говорим об этом дне.

И музыка, и грусть,
И нежность с нами.
Ты, не стесняясь, обняла меня.
И танец наш —
Как долгое признанье,
Как искра от недавнего огня.

Твои глаза, омытые слезами,
Печальны и прекрасны в этот миг.
И я пред ними виновато замер.
И весь я, —
Словно молчаливый крик.

Особенно тоскливы вечера,
Когда ты в доме у себя, как пленница.
Сегодня так же пусто, как вчера.
И завтра вряд ли что-нибудь изменится.

И это одиночество твое
Не временем бы мерить, а бессонницей.
То книги, то вязанье, то шитье.
А жизнь пройдет – и ничего не вспомнится.

И все-таки однажды он придет.
И сбудутся надежды и пророчества.
Твои он губы в темноте найдет
И шепотом прогонит одиночество.

Женщину с печальными волосами
Цвета декабрьской вьюги
Я сажаю в веселые сани
И дыханьем ей грею руки.

Женщина —
Одиночество вдовье…
Но о том я тебя не спрашиваю,
Как живется тебе с любовью,
Если радость она —
Вчерашняя.

Если вся она – безнадежность,
Нетерпенье того,
Что минуло,
Если вся она – невозможность
Смеха,
Взгляда,
Голоса милого.
Кто был муж твой?
Ученый-атомщик?

Или летчик?
В то утро раннее
Он ушел от тебя еще затемно
И вернулся воспоминанием.

Уже декабрь…
И потому
Зима соскучилась по снегу.
Как я соскучился по смеху
По твоему.

Безудержный, искристый,
Смех от души!
Неистовый и чистый,
Снег, поспеши!

Морозами расколота,
Земля всё ждет его.
И мне, как полю,
Холодно
Без смеха твоего.

Твои смуглые руки – на белом руле.
Аварийное время сейчас на Земле.
Аварийное время – предчувствие сумерек.
В ветровое стекло вставлен синий пейзаж.
Выбираемся мы из сигналящих сутолок,
И дорога за нами – как тесный гараж.

В чей-то город под нами спускается Солнце,
Угасает на небе холодный пожар.
Аварийное время навстречу несется,
Как слепые машины с бельмом вместо фар.
От себя убежать мы торопимся вроде.
Две тревожных морщинки на гретхенском лбу.
На каком-то неведомом нам повороте
Потеряли случайно мы нашу судьбу.

Аварийное время настало для нас.
Вот решусь – и в былое тебя унесу я.
Ты в азарте летишь на нетронутый наст,
И колеса сейчас, как слова, забуксуют.
Аварийное время недолгой любви.
Всё трудней и опаснее наше движенье.
Но не светятся радостью очи твои,
Словно кто-то в душе поменял напряженье.

Светофор зажигает свой яростный свет.
Подожди, не спеши…
Мы помедлим немного.
Будет желтый еще.
Это да или нет?
Пусть ответит дорога…

Я болен ревностью. Она неизлечима.
Я дважды, может, только чудом выжил.
И здравый смысл во мне – как голос мима,
Который я ни разу не услышал.

О Дездемона, ты повинна в том лишь,
Что я – как туча над твоей лазурью.
Ты, словно лодка парусная, тонешь
В безбрежном море моего безумья.

Моя болезнь лекарствам не подвластна,
Как не подвластна клятвам и речам.
Вы наложите мне на душу пластырь —
Она кровоточит и саднит по ночам.

Я болен ревностью. И это – как проклятье!
Как наказанье или месть врага.
Как ты красива в этом белом платье!
Как мне понятна ты и дорога!
Любимая, ты тоже Дездемона.
Перед любовью ты навек чиста.
Но для кого ты так оделась модно?
Куда твоя стремится красота?

Я болен ревностью.
Я в вечном заточенье.
О Господи, где твой прощавший перст?
Твоя любовь ко мне – мое мученье.
Моя любовь к тебе – твой тяжкий крест.