Ян Райнис - Стихотворения Пьесы
В трагическом аспекте разработана легендарно-историческая драма «Илья Муромец» (1923), созданная по мотивам русской былины. В трактовке Райниса Илья Муромец — представитель славного героического русского рода, идущий за старейшими и сильнейшими — Святогором и Микулой. Вместе с тем Илья Муромец символизирует поколение, к которому принадлежит сам Райнис. То поколение, которое не сумело до конца разрубить тугой узел социальных противоречий. Это «второе поколение», расколотое внутренними противоречиями, остановилось на полпути, вслед за ним шло третье поколение молодых, и победили они, ибо «сын сильнее отца, утро мудренее ночи».
Неутолимый дух борьбы, упорство слышны и в книге воспоминаний «Кастаньола» (1928). Однако нет-нет на ее страницах возникают мотивы безропотной покорности, смирения. Как и в путевых заметках «На синем берегу» (1926), здесь также звучат грустные мелодии воспоминаний.
«Любимый, но суровый голос поет на новый мотив всю ту же старую песню:
Чего ты жаждешь, расскажи —
иной судьбы и битвы новой?
Или окончились давно
дни битвы старой и суровой?
Неколебимо стой — не дрогни
на прежнем месте боевом.
Твой враг пока еще все тот же,
но только в облике ином!
(Перевод Л. Осиповой)
Слышу, слышу, знаю, знаю. Есть правда в этом древнем голосе, доносящемся из веков. Этот голос слышу не только я один, но все и каждый, кому тесна собственная жизнь, кто хочет расправить онемевшие члены».
Свой последний час Райнис встретил на Рижском взморье, среди водной шири, которую он так любил с ранней юности, среди милых ему сосен, которые он воспел в стихах, возвысив до символического образа человека, сильного духом, не сломленного жизненными бурями.
Девятого сентября к Райнису пришла в гости девочка-школьница, и в ее альбом поэт записал последние поэтические строки:
Что скажет юному старик почтенный?
— Живи достойно, не пеняй на жизнь!
Достичь сего ты должен непременно, —
Есть заповедь — любить. Ее одной держись!
(Перевод Л. Осиповой)
На следующий день Райнис внезапно почувствовал себя плохо. Смерть наступила 12 сентября 1929 года.
На смерть Райниса откликнулась вся Европа. Весть эту моментально узнали в Париже, Берлине, Москве, Женеве, Стокгольме, Осло, Вене, Хельсинки… В Латвии, по словам современников поэта, печаль была в каждом доме.
Со дня смерти Райниса прошло целых полстолетия, однако творчество поэта не потеряло своей первоначальной художественной силы и значимости.
В 1940 году, когда в Латвии снова установилась советская власть, Райнису посмертно было присвоено почетное звание народного поэта. Его лирическое и драматическое творчество оказало колоссальное влияние как на общественную жизнь Латвии, так и на развитие латышской литературы. Его пьесы не сходят со сцены не только латышского национального театра, но и с театральных сцен мира. Поэзия Райниса издается все в новых и новых переводах, приобретая миллионы читателей.
«Гордость латышской поэзии, удивительная лирика Райниса почитаема не только в нашей стране, величие его таланта признает весь мир», — писал Константин Федин в 1965 году, когда отмечалось столетие со дня рождение великого латышского поэта.
«Есть поэты, чье творчество подобно солнечным лучам: они зажигаю в сердцах любовь к родине и народу, утверждают триумф жизни. Такой мир представляется и поэзия великого Райниса, которую с полным основанием называют жемчужиной мировой поэзии», — говорил Мирзо Турсун-заде.
А латышский народный поэт Янис Судрабкалн писал о том, что Райнис всечасно живет с трудовыми людьми Латвии. Он один из тех латышских писателей, образы творчества и мысли которых живут в народе, его взгляды на призвание человека на земле, призывы к борьбе с тьмой и угнетателями во имя нового, свободного человеческого общества, мысли о непрестанном созидании и возрождении мира хранятся в сознании людей и помогают строить жизнь.
СТИХОТВОРЕНИЯ
ДАЛЕКИЕ ОТЗВУКИ В СИНЕМ ВЕЧЕРЕ
«… Вдали, за сотни сотен миль…»
Перевод Г. Горского
… Вдали, за сотни сотен миль,
За топью, за лугом, за лесом,
Лежат поля родной земли,
Укрытые синью небесной,
Пологом солнечно-ясным,
От гроз и от ветров ненастных…
«По зимним, снежным…»
Перевод Ал. Ревича
По зимним, снежным
Я шел дорогам
В чужую землю,
К чужим порогам.
«Мир в этом мире!» —
Мне пели дали,
Колокола мне
Благовещали.
Смеясь в лицо мне,
Ветра свистели,
За полы рвали
И прочь летели.
А снег — то вьюжил,
Слепящ и колок,
То тихо падал
На лапы елок.
Мир в этом мире
И песнь бурана,
И сон глубокий,
А в сердце — рана.
А в сердце весны,
А путь — к чужбине.
Засыплет снег вас,
Покроет иней.
Унес я весны,
Как память, в дали.
Вы презирали их
И отвергали.
Я вам вернул бы, —
Как дар, вручил их,
Но вы от спячки
Восстать не в силах…
Неужто сон свой
Земля не сбросит?
Неужто снегом все
Зима заносит?
Неужто благовест
Стал вечным звоном?
Неужто мир ваш
Стал царством сонным?
Все эти годы
Я жду свершений,
Жду отголосков
Земли весенней.
Иссохшим сердцем
И жадным взором
Тянусь к далеким
Родным просторам.
ЗА ТУМАННЫМ ОКНОМ
Человек и боль
Перевод Г. Горского
Где тебе, жалкой душе человеческой,
Силой равняться с бескрайней природой?
Болью, боями и хищным сомнением
Ты беспредельно истерзана, бедная.
Что ей, природе, боль человека?!
Вся — совершенство, вся — безразличие,
Вечно прекрасная, вечно холодная,
Словно картины загробной жизни.
Зерна под жерновами
Перевод Г. Горского
Идеалы, сердцу милые,
Честь, любовь и старые принципы —
Все истерто, словно зерна,
Жерновами серых будней.
Глубочайшие думы
Перевод В. Брюсова
Думы глубокие
Стоном рождаются,
Бредом бесформенным,
Жгучим предчувствием.
Думы безгранные,
Сердце когтящие
Словно железными
Рока ударами.
Нет в думах радости…
Ах, убежал бы я!
Но они ласково
Жгут, мучат, следуют…
Сам
Перевод С. Липкина
Трудясь для мира, в яростной борьбэ
Сам закаляйся, стань сильнее вдвое!
И вечные откроются тебе
Источник сил и поле трудовое.
Но берегись, как тот, кто жалко ропщет,
Себя растратить попусту… Смотри, —
Толпа тебя раздавит и растопчет!
Сам — думай, помогай, борись, гори,
И сам ворота счастья отопри!
Суровая душа
Перевод Ал. Ревича
Рекою слез ты душу затопил,
Она, как луг, впитавший влагу ливней.
Ты эти слезы с детства накопил,
Прилив их все сильней, все неизбывней.
Иной поплакал — душу облегчил,
И люди столько доброго нашли в ней:
«Он так отзывчив, трогателен, мил!»
Не плачешь ты, хоть слез в тебе сверх меры, —
Пролей же их на чернь потоком серы!
Блудный сын
Перевод В. Бугаевского
Разбиты ноги, рубище на нем.
Дождь хлещет, ветер в темноте ярится,
Но все ж не думайте, что в отчий дом
Усталым, жалким блудный сын стучится.
Пришел он с гордо поднятым челом,
И осеняет отблеск багряницы
Лохмотья, вымокшие под дождем.
Не преклониться он пришел пред вами —
Он судия, карающий во храме.
СМРАДНЫЙ ВОЗДУХ
