Евгений Долматовский - Добровольцы

В бригаде назначена первая свадьба.
(Но ждут окончанья строительства дома.)
Кто мог о порядке ее рассказать бы?
С помолвкой, с венчанием мы незнакомы.

Из Горловки пишет отец Николаю,
С трудом составляя за фразою фразу:
«Присутствовать я самолично желаю,
На свадьбе безбожной я не был ни разу».

И Лелина мама по первому слуху
Примчалась, живет в общежитии нашем.
Бабусею все величают старуху,
Она ж называться желает мамашей.

Мы с ними встречаемся мало и редко,
Приходим и валимся разом на койки.
Нас радостным вихрем несет пятилетка
Ко дню окончания стройки.

Все швы зачеканив, чтоб стены не мокли,
Мы сделали нашу работу, как надо.
И в черных туннелях, как будто в бинокле,
«Дзержинскую» видно с «Охотного ряда».

И дом подрастает, похожий на ящик.
Но нам представляется очень красивым.
Чтоб толк понимать в красоте настоящей,
Быть надо хоть чуточку меньше счастливым.

Дана однокомнатная квартира —
Сегодня мы будем женить бригадира!
Гостей набежало незваных и званых…
Квартира полна. И пошел пир горою.
Но где же Акишин? Он заперся в ванной.
«Не дергайте дверь, все равно не открою!»

Коль выйти ему, засмеют и девчонки,
Увидев распухшие красные веки.
Пылающим лбом прислонившись к колонке,
Он, кажется, плачет, несчастный навеки…
Да что с ним? Себе мы и не представляли,
Что может с юнцом приключиться такое.

Сидит за столом, не скрывая печали,
Уфимцев, глаза прикрывая рукою.
А в памяти утро и летное поле,
Сирена тревоги, минута прощанья.
От счастья влюбленных до собственной боли
Уж очень короткое расстоянье.

Мамаша невесты приносит на блюде
Пирог деревенский из серого теста.
Эх, горько! Целуйтесь, хорошие люди,
Кайтанов и Леля, жених и невеста.

Эх, горько! За шахту! За нашу квартиру!
Вздымаются рюмки, стаканы и кружки.
За то, чтобы в жизни везло бригадиру,
За то, чтоб всегда был он ласков к подружке.

А Колин папаша и дядя Сережа,
Лишь чокаясь, пьют безо всякого тоста.
Шахтеры всегда друг на друга похожи,
Сойтись и сдружиться легко им и просто.

Могучие девушки в платьях из ситца
Танцуют в углу, завладев патефоном.
Мне грустно, что я не успел влюбиться, —
Сегодня так хочется быть влюбленным!

Веселье в разгаре. Вдруг в двери стучатся:
«Ребята! Ребята! На шахту сейчас же!»
«Да нет, не пожар, не авария, что вы!
Все в полном порядке. Туннели готовы.
До поезда первого час, вероятно.
Гостей ожидают… Понятно?» — «Понятно!»

Акишин выскакивает из ванной,
Никто не заметит, что нынче он странный.
Оставлены стулья. Вино недопито.
По правде сказать, даже свадьба забыта.

Одни пировать будут в комнате новой
Кайтанова теща и свекор Тепловой.
Их свадьба безбожная ошеломила,
И скучно им слушать фокстрот «Танганилла»

А мы спешим ночными площадями,
Бежим, аж сердце рвется из груди,
И Лелина косынка словно знамя,
И, как всегда, Кайтанов впереди.

Игра теней на улицах весенних,
И вот он, наконец, «Охотный ряд».
Под нами эскалатора ступени
Вдруг двинулись, шумя, как водопад.

Торжественно и чисто на платформе.
Давно ли здесь стучали молотки!..
Две девушки в путейской новой форме
Стоят, держа железные флажки.

Гудит туннель. Вот вырвался оттуда
Циклопий глаз. Вздыхает левый путь.
В зеркальных стеклах, мчащихся, как чудо,
Зрачки ребят мелькают, словно ртуть.

Упорство наше, мужество и верность
Застыли в этих сводах на века,
И в первом поезде, в вагоне первом —
Смотрите! Все Политбюро Цека.

Перрон в приветствиях, в веселом гаме,
И мы вступаем в новенький вагон —
Как в сказку, невесомыми шагами,
И мчит мечта за поездом вдогон.

Мы первыми дорогу проложили
Здесь, в плывунах, среди кромешной тьмы,
И, первые — по праву — пассажиры,
Подземною дорогой едем мы.

Как будто повторенье детской гаммы,
Звучит на новых стыках путь стальной,
И станции, похожие на храмы,
Встречают нас прохладной тишиной.

И мы, захлебываясь от волненья,
Стоим и смотрим родине в глаза.
На Третьем съезде комсомола Ленин
Наш путь необычайный предсказал…

Да, это нам учиться и учиться,
Чтобы увидеть коммунизм самим
Наш первый поезд, первый поезд мчится,
Мы в будущее мыслями летим.

Какие стройки кто из нас воздвигнет,
Кого Героем назовет народ?
В каких пучинах кто из нас погибнет
И кто до коммунизма доживет?

Но это нам покуда неизвестно.
Все впереди. Построено метро.
В вагоне с членами Политбюро
На первом поезде жених с невестой.

Вновь, как всегда, Кайтанов и Теплова,
Вы первые на свете потому,
Что свадебного поезда такого
Еще не подавали никому.

Наш первый поезд, первый поезд мчится.
В его движенье наш двухлетний труд,
А наверху, над нами, спит столица,
Как дети спят, когда подарка ждут.

Года молодые, куда вы стремитесь?
К планетам и звездам! А мы и не знали,
Что есть в окончаньи трудов и строительств
Не только восторг, но и доля печали.

Снесли эстакаду в последнюю смену.
В Охотном ряду не увидишь отныне
Трамвайных платформ, так похожих на сцену,
Где люди сидят на песке, как в пустыне.

Разобран копер и фанерный рабочий.
Забор превратился в обычные доски.
Но жизнь останавливаться не хочет:
Поручен нам новый объект — Маяковский.

Он станцией станет, поэт наш любимый.
Как плыть пароходом товарищу Нетте,
Так быть Маяковскому залом глубинным,
В стальные колонны и мрамор одетым.

У каждого в жизни сейчас перемены:
Направлена в Промакадемию Леля;
Акишин учиться пойдет непременно:
Не всем в академии, можно и в школе!

Уфимцев экзамен сдает на пилота,
Уже он на «чайке» взвивается в тучи;
И новая ждет бригадира работа:
Теперь в подчиненье он смену получит.

Он ходит вразвалку, веселый и гордый,
Чуть-чуть свысока он обходится с нами
И носит на лацкане новенький орден —
Пусть не Боевое (Трудовое), но Красное Знамя!

Почетное звание краснознаменца
Нам с детского сада являлось ночами
Буденновской лавой под яростным солнцем,
Борьбой пограничника с басмачами.

И вот этот орден для нас отчеканен,
Он лучшему парню вручен по заслугам,
Эмаль его можно потрогать руками
И рядом стоять с бригадиром и другом.

Пускай бригадир погордится! Не важно!
Ведь он, как и все мы, вчерашний мальчишка
В руках его книжка в обложке бумажной.
Моя — понимаете! — первая книжка.

И он говорит мне: «Написано бойко,
Показана наша подземная стройка.
И ясно видна установка комсорга —
В стихах исключительно много восторга.

Все было, пожалуй, труднее немного.
Зачем тут одни лишь веселые лица?
Не критик я, чтобы оценивать строго,
Но думаю, надо тебе поучиться.
Нужны государству и людям поэты —
Великие годы еще не воспеты».

…Особняк на Тверском бульваре,
Юный Горьковский институт.
Дверь открыта. Смелей, товарищ!
Нас науки и книги ждут.

Коротка у меня анкета,
Биография коротка.
Метростроевца, не поэта
Принимают сюда пока.

«Познакомиться не хотите ль?» —
Трубку толстую закурил
С кинофабрики осветитель.
«А зовут тебя как?» — «Кирилл.

Впрочем, можешь, если захочешь,
Костей звать меня, например.
Я картавлю, мне трудно очень
Выговаривать „л“ и „р“».

Вот скандалит парнишка вздорный
С разлохмаченной головой,
Бывший жулик и беспризорный
Из колонии трудовой:

«Это верно, я был бродяга,
А теперь я рабочий класс!
От Макаренко есть бумага.
А не примут — зарежусь враз!»

И глядит на него сердито —
С ней никто еще не знаком —
Тонконогая Маргарита
С тонким, жалобным голоском.

Вот еще пришел — погляди-ка,
Это малый не без затей,
Двухметровой длины заика,
Сочиняющий для детей.

Начинающие поэты,
Мы священным огнем горим,
И тепло нам, хоть мы одеты
Легковато для наших зим.

Со стихами тонки тетради.
Предстоит еще сочинять
Песнь о Зое, «Митинг в Канаде»,
«Дядю Степу» и «Жди меня».

В институте нету традиций,
И порядка покуда нет.
Не приучены мы учиться
Дети первых советских лет.

Дело тут не в священной лени,
А скорее в том, что как раз
В первой и во второй ступени
Все загибы пришлись на нас:

Смесь гимназии с производством,
Школьных митингов полоса.
Так ломаются у подростков
В ранней юности голоса.

Есть наука — сплошная скука,
Есть предметы и для души.
Прокатились мы по наукам,
Как по скользанке малыши.

Пионерские песни спеты,
В институте терзают нас
Неуменье вести конспекты
И неполных знаний запас.

Когда, провалившись на третьем предмете,
Я вышел на улицу, гордый и хмурый,
За мною пошли (я не сразу заметил)
Какие-то две непонятных фигуры.

Я начал шаги прибавлять воровато,
Потом оглянулся: придется ли драться?
Да это ж из нашей бригады ребята —
Кайтанов с Уфимцевым! «Здравствуйте, братцы!»

«Здорово! — ответил невесело Славка.
(Кайтанов молчит, только туча во взоре.) —
Печальная нами получена справка,
Как ты в институте бригаду позоришь».

Тут начал Кайтанов: «Ты ходишь с фасоном,
Значок метростроевца носишь в петлице,
А сам оказался дешевым пижоном,
Который форсит и не хочет учиться.

Учти, что богема сегодня не в моде.
Уфимцев, скорей отведи мою руку,
Иначе я съезжу студенту по морде —
Такую, быть может, поймет он науку».

Уфимцев не выдержал мрачного тона,
Он лапы свои положил мне на плечи.
«Поедем к Кайтановым, к нашим влюбленным,
В семейном кругу проведем этот вечер».

Кайтанов кивнул, не добавив ни слова,
И я захлебнулся такой теплотою,
Высоким приливом участья такого,
Которого я, вероятно, не стою.