Николай Рубцов - Собрание стихотворений
ВЫСОКИЕ БЕРЕЗЫ, ГЛУБОКАЯ ВОДА
Высокие березы,
глубокая вода.
Спокойные на них ложатся тени.
Влечет воображенье,
Как рыбу невода,
Старинный возраст призрачных
селений.
И поздний наш костер,
как отблеск детских лет,
Очаровал моё воображенье,
И дремлет на душе
Спокойный дивный свет
И сгинул свет недавнего крушенья.
И эхо над рекой
как голос озорной
Таинственного жителя речного,
Тотчас же повторит,
Как голос озорной,
Об этой ночи сказанное слово!
Да как не говорить,
не думать про нее,
Когда еще в младенческие годы
Навек вошло в дыхание мое
Дыханье этой северной природы?
Так пусть меня влекут,
как рыбу невода,
Виденьем кротким выступив
из тени,
Высокие березы,
глубокая вода
И вещий сон предутренних селений.
КУПАВЫ
На все четыре стороны земли
Как широко раскинулись угодья!
Как высоко над зыбким половодьем
Без остановки мчатся журавли!
Простор такой, что даже корабли
Могли бы плыть хоть к самому
Парижу!
Вот снова игры юности, любви
Я вижу здесь… Но прежних
не увижу…
И обступают бурную реку
Все те ж цветы… но девушки другие,
И говорить не надо им, какие
Мы знали дни на этом берегу.
Бегут себе, играя и дразня,
Я им кричу: — Куда же вы? Куда вы?
Взгляните ж вы, какие здесь купавы! —
Но разве кто послушает меня…
ВЗГЛЯНУЛ НА КУСТИК
Взглянул на кустик —
истину постиг.
Он и цветет, и плодоносит
пышно!
Его питает солнышко,
И слышно,
Как в тишине поит его родник.
А рядом — глянь — худые
деревца,
Сухой листвой покрытая
лужайка,
И не звенит под ними
балалайка,
И не стучат влюбленные
сердца.
Тянулись к солнцу — вот
и обожглись!
Вот и взялась нечаянная мука!
Ну что ж, бывает… Всякому
наука,
Кто дерзко рвется в солнечную
высь…
Табун, скользя, пошел на
водопой.
А я смотрю с влюбленностью
щемящей
На свет зари, за крыши
уходящий
И уводящий вечер за собой.
Потом с куста нарву для
милых уст
Малины крупной, молодой
и сладкой,
И, обнимая девушку украдкой,
Ей расскажу про дивный этот
куст.
НА ПЕРЕВОЗЕ
Много серой воды.
Много серого неба.
И немного пологой нелюдимой земли.
И немного огней вдоль по берегу…
Мне бы
Снова вольным матросом
Наниматься на корабли!
Все мы, люди, подвластны мечте человечной,
Стоит образу счастья мелькнуть впереди!
Лай собак. Снова лай…
Между тем бессердечно
Наши добрые мысли обижают дожди.
Платья женщин, простите, намокли, как швабры.
Самых слабых буквально замучил озноб!
Я уверен, у всех
Обязательно вырастут жабры,
Если будет такой продолжаться потоп!
Но на той стороне
над всемирным потопом
Притащилась на берег —
Видно, надо — старушка с горбом,
Но опять мужики на подворье примчались галопом
И с телегой, с конями
Взгромоздились опять на паром!
Вот, я думаю, стать волосатым паромщиком мне бы!
Только б это избрать, как другие смогли, —
Много серой воды,
много серого неба,
И немного пологой родимой земли,
И немного огней вдоль по берегу…
ДЕТСТВО
Мать умерла.
Отец ушел на фронт.
Соседка злая
Не дает проходу.
Я смутно помню
Траур похорон
И за окошком
Скудную природу.
Откуда только —
Как из-под земли! —
Взялись в жилье
И сумерки и сырость…
Но вот однажды
Все переменилось,
За мной пришли,
Куда-то повезли.
Я смутно помню
Позднюю реку,
Огни на ней,
И скрип, и плеск парома,
И крик «Скорей»,
Потом раскаты грома
И дождь… Потом…
Детдом на берегу.
Запомнил я,
Что скуден был паек,
Что были ночи
С холодом, с тоскою, —
Но лучше помню
Игры над рекою
И запоздалый
В школе огонёк, —
До слез теперь
Любимые места!
И там, в тылу,
Под крышею детдома
Для нас звучало
Как-то незнакомо,
Нас оскорбляло
Слово «сирота».
Хотя старушки
Местных деревень
И впрямь на нас
Так жалобно глядели,
Как на сирот несчастных,
В самом деле,
Но время шло,
И приближался день,
Когда раздался
Праведный салют,
Когда прошла
Военная морока,
И нам подъем
Объявлен был до срока,
И все кричали:
— Гитлеру капут!
Еще прошло
Немного быстрых лет,
И стало грустно вновь:
Мы уезжали!
Тогда нас всей
Деревней провожали,
Туман покрыл
Разлуки нашей след…
На этом
Я заканчиваю стих
И закрываю
Добрые страницы,
И спать ложусь,
Но и смежив ресницы,
Еще я долго
Думаю о них…
О МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ
Бессмертное величие Кремля
Невыразимо смертными словами!
В твоей судьбе, — о, русская земля! —
В твоей глуши с лесами и холмами,
Где смутной грустью веет старина,
Где было все — смиренье и гордыня, —
Навек слышна, навек озарена,
Утверждена московская твердыня!
Мрачнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
И смутно мне далекий слышен звон:
То скорбный он, то гневный и державный!
Бежал отсюда сам Наполеон,
Покрылся снегом путь его бесславный…
Да! Он земной! От пушек и ножа
Здесь кровь лилась… Он грозной
был твердыней!
Пред ним склонялись мысли и душа,
Как перед вечной русскою святыней.
Как, — посмотрите, — чуден этот вид!
Остановитесь тихо в день воскресный —
Ну, не мираж ли сказочно-небесный —
Возник пред вами, реет и горит?
Как мирно флаг, поднявшийся в зенит,
Весь осеняет Кремль золотоглавый!
А по ночам, спокойно-величавый,
Как мудро он молчание хранит!..
И я молюсь — о, русская земля! —
Не на твои забытые иконы,
Молюсь на лик священного Кремля
И на его таинственные звоны…
ЛАСТОЧКА
Ласточка носится с криком.
Выпал птенец из гнезда.
Ласточка в горе великом
Мечется, как никогда.
Взял я осколок металла,
Вырыл могилу птенцу, —
Ласточка рядом летала,
Словно не веря концу.
Долго кричала, летая
Под мезонином своим…
Ласточка! Что ж ты, родная,
Плохо смотрела за ним?
В ИЗБЕ
