Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты
Нет, сущность открывается порой,
Когда постигнешь истины простые.
Так опыт научил меня живой!
* * *
Семь лет Иаков пас овец Лавана,743
Но не ему служил — его Рахили,
О чьей красе кругом ему твердили,
Чей образ он лелеял постоянно.
И хоть бедняк трудился неустанно
И лишь минуты встреч отрадой были,
Ему Лаван — так пишут в древней были —
Дал в жены Лию, став на путь обмана.
Но, верен лишь пастушке той прекрасной,
Ее отцу сказал пастух несчастный:
— Я прослужу еще семь лет сполна,
Твое всю жизнь готов пасти я стадо,
Но не одной, а многих жизней надо
Для той любви, что вечности равна.
* * *
О яблоня, блеск твоего плода —
Багрянец крови в белизне молочной —
Воссоздает в природе образ точный
Девичьих щек, горящих от стыда;
И пусть тебя не сокрушит вражда
Жестокой бури, гнущей ствол непрочный,
Пусть этот плод, искрящийся и сочный,
Не сгубят ни жара, ни холода,
Чтоб вечно душу грел твой кров зеленый
И восхищалось сердце, сколь чудесен
Твоих румяных яблок аромат…
Мне не сложить тебя достойных песен,
Я одного хочу — под тихой кроной
Забыть, в мечтах о прошлом, боль утрат.
* * *
Была такая на душе отрада,
Что я забылся и, отбросив страх,
Погряз в запретной страсти, в дерзких снах
И сам себя обрек мученьям ада.
Черты иного, памятного взгляда
Мне удалось прочесть в ее глазах,
И под напором чувств разбилась в прах
Рассудка ненадежная преграда.
Был мачехой загублен Ипполит744 —
Коварной Федрой, что в чаду порока
И вожделенья потеряла стыд.
За смерть его безвинную мне мстит
Теперь Амур, и до того жестоко,
Что сам своей жестокостью убит.
* * *
Хрустальный лик Дианы серебристой
В ночи над дольным миром воцарился.
Как в зеркале прозрачном, отразился
В нем ясный Феб в венце своем огнистом.745
И в лунном свете, нежном и лучистом,
Мне образ Ваш пленительный явился,
Он добротой и радостью светился,
Дышал отрадой и любовью чистой.
И я благословил луны сиянье,
Восславил темень благодатной ночи,
Что Вашей лаской дух мой укрепили.
Ведь днем от Вас не знал я состраданья,
Днем от меня Вы отвращали очи
И сердце горькой мукой мне томили.
* * *
Так бабочка, в восторге замирая,
На свет свечи летит в полночный час
И опаляет крылья каждый раз,
Пока не вспыхнет, заживо сгорая.
Аония, о прелесть неземная!
И я как эта бабочка подчас:
Летит в огонь твоих прекрасных глаз
Моя душа безумная, слепая!
Как высоко в мечтах я воспарил
И знаю, что погибну, без сомненья,
Самой судьбою обречен страдать.
Противиться Амуру нету сил,
Но для меня блаженные мученья
Великой славе гения под стать.
* * *
Как смерть в глаза видавший мореход,
Добравшись вплавь до берега чужого, —
Пускай "забыть о море" дал он слово,
Пусть он и ветер, и волну клянет, —
Уже назавтра, с сердца сбросив гнет,
Он золота, он бури жаждет снова
И вот воспрял, и длань его готова
Направить парус в гибельный поход, —
Так я от бури сладостного взора
Хотел бежать, я изменил отчизне,
Я слал проклятья ветру и волне,
Но возвращаюсь к Вам, моя сеньора,
Чтоб снова там найти источник жизни,
Где лишь недавно смерть грозила мне.
* * *
Воспоминание! О, как ты мне постыло.
В тебе любви отравленной настой.
Не унижай моей души, постой!
Кто жил тобой, того ты оскорбило.
Чем горе ты мое вознаградило,
Зачем коснулось памяти святой?
Уйди, я не хочу разлуки с той,
С кем смерть уже давно нас разлучила.
О, чаша исцеленья — ты пуста!
Нет места обездоленной надежде,
И плещется на дне лишь боль обид.
А в сердце только горечь разлита.
Моя судьба печальна, как и прежде,
И счастья луч лица не озарит.
* * *
Луга, леса в вечерней тишине,
Ручей, едва журчащий на просторе,
Иль тот, что в разрушительном напоре
Шумит, катясь по горной крутизне;
Граниты скал в лазурной вышине,
Согласные в своем нестройном хоре, —
Пока меня в оковах держит горе,
Отрады вы не принесете мне.
Другим стою перед тобой, природа,
Не радуясь ни краскам небосвода,
Ни весело струящейся воде.
Мне чудится пора совсем иная,
Я слезы лью, о прошлом вспоминая,
И здесь печалюсь так же, как везде.
* * *
Как в юности все радовало взор.
И музыкой в моей душе звучали
Зеленая листва в лучистой дали,
Поющие ручьи и гладь озер.
Печальных птиц разноголосый хор
Беспечным сердцем я внимал едва ли,
Когда над головой моей сплетали
Немые ветви призрачный узор.
Но прошлому вовек не возвратиться,
И этих дней я сохранить не смог.
Утраты боль в груди моей теснится.
Меня Амур, коварен и жесток,
Увлек — и навсегда в своей темнице
На слезы и стенания обрек.
* * *
Лишь только струны Аполлон сотряс746
И девять муз запели стройным хором,
Внимая лире золотой, с задором
Я взял перо и начал свой рассказ:
"Благословенны год, и день, и час,
Когда я ранен был прекрасным взором,
Благословенны страсть и пыл, с которым
Я покорился чарам этих глаз…"
Звучала песнь, но колесо удачи,
Раскрученное мстительным Амуром,
Свершило незаметный оборот.
Лучистый день застелен мраком хмурым.
Нелепо ждать, что будет все иначе.
Ведь это значит — худших ждать невзгод.
* * *
Любовь казалась сладкой мне когда-то;
В плену надежд несбыточных и грез,
Не видя притаившихся угроз,
Душа цвела, желаньями объята.
Все фальшь и ложь, чему я верил свято!
Надежды пролились ручьями слез!
К вершинам счастья Рок меня вознес,
Но тем скорей и горестней расплата.
Кто высших благ и радостей достиг,
Неисцелимой скорби предается,
Когда судьба ему изменит вмиг;
Но как бы ни был яростен и дик
Ее удар, спокойным остается,
Кто видел мир и ко всему привык.
* * *
Туманный очерк синеватых гор,
Зеленых рощ каштановых прохлада,
Ручья журчанье, рокот водопада,
Закатных тучек розовый узор.
Морская ширь, чужой земли простор,
Бредущее в свою деревню стадо, —
Казалось бы, душа должна быть рада,
Все тешит слух, все восхищает взор.
Но нет тебя — и радость невозможна,
Хоть небеса невыразимо сини,
Природа бесконечно хороша.
Мне без тебя и пусто и тревожно,
Сержусь на все, блуждаю как в пустыне,
И грустью переполнена душа.
* * *
Блажен, чья жизнь лишь тем омрачена,
Что он гоним красавицей надменной.
Он всё же мнит в надежде неизменной,
Что лучшие настанут времена.
Блажен, кому в разлуке суждена
Лишь боль о прошлом. Он в душе смиренной
Таит лишь страх пред новой переменой,
А боль уж в нём, и уж не так страшна.
Блажен и тот, кого грызёт досада,
В ком гнев кипит, бушует возмущенье,
И кто не знает, что такое смех.
Но жалок тот, чьё сердце было б радо
Любой ценою вымолить прощенье
За те дела, которых имя — грех.
* * *
Зарею ли румянит мир весна,
Сияет ли полдневное светило,
Я над рекой, где все теперь немило,
Былые вспоминаю времена.
Здесь убирала волосы она,
Здесь улыбнулась, тут заговорила,
Там отвернулась и лицо закрыла,
Моим вопросом дерзким смущена.
Там шла и тихо что-то напевала,
Тут села и ромашку обрывала
И уронила голову на грудь.
Так, весь в минувшем, день и ночь тоскуя,
Сплю и не сплю, живу и не живу я, —
Пройдет ли это все когда-нибудь?
* * *
Я встарь Любовью жил.
Умел в Любви лишь то, что ново,
И в жажде необычного улова
Предмет Любви менял я без труда.
Сменялась увлечений череда,
И одному соблазну для другого
Я изменял, не сдерживая слова,
И новый пламень вспыхивал тогда.
А если я, бывало, бремя сброшу,
То лишь как тот, кто скидывает ношу,
Чтобы затем устать еще сильней.
Тебе, Любовь, за эти муки слава!
В них цель твоя, они твоя забава,
Страданья тех невозвратимых дней.
* * *
Когда брожу я по лугам зеленым,
Везде за мной летит пичужка вслед.
