Даниил Хармс - Том 1. Авиация превращений
<1932>
«Николай II. Я запер дверь…»
Николай II.
Я запер дверь.
Теперь сюда никто войти не сможет.
Я сяду возле форточки
и буду наблюдать на небе ход планет.
Планеты, вы похожи на зверей!
Ты, солнце, — лев, планет владыка,
ты неба властелин. Ты — царь.
Я тоже царь.
Мы с тобой два брата.
Свети ко мне в окно,
мой родственник небесный.
Пускай твои лучи
войдут в меня, как стрелы.
Я руки разверну
и стану, как орел.
Взмахну крылами и на воздух,
с землей простившись, отлечу.
Прощай, земля! Прощай, Россия!
Прощай, прекрасный Петербург!
Народ бросает кверху шапки,
и артиллерия гремит,
и едет в лентах князь Суворов,
и князь Кутузов едет следом,
и Ломоносов громким басом
зовет солдат на поле брани,
и средь кустов бежит пехота,
и едет по полю фельдмаршал.
Голос Александры Федоровны.
Коля? Ты тут?
Николай II.
Да тут. Войди пожалуйста!
Александра Федоровна.
Я не могу войти. Ты запер дверь.
Открой скорее. Мне надо тебе что-то сказать.
Николай II. Сейчас открою.
(Открывает дверь. Входит Александра Федоровна.)
Александра Федоровна.
Ты что-то делал у окна.
Тебя Адам Адамыч со двора увидел
и, сильно напугавшись,
прибежал ко мне.
Николай II.
Да, это совершенно верно.
Я протирал оконное стекло.
Оно немножко запотело,
а я подумал: дай протру!
Александра Федоровна.
Но ты же мог позвать лакея?
Николай II.
Я Митьку звал, но Митька не пришел.
Александра Федоровна.
Тогда позвал бы Вальтазара.
Николай II.
А Вальтазар сидит на кухне,
он крутит с девками любовь.
А ты скажи мне, где Адам Адамыч?
Александра Федоровна.
Адам Адамыч в розовой гостиной
ведет беседу с Воробьевым,
у Воробьева дочь Мария
сбежала в Тулу с женихом.
Николай II.
Да что ты говоришь?
Вот это новость!
А кто жених ее?
Александра Федоровна.
Как будто Стасов.
Николай II.
Как Стасов?
Да ведь он старик почтенный!
Александра Федоровна.
И старики бывают прытки на ходу.
Николай II.
Да, удивительно, как создан мир!
Все мертвое спешит исчезнуть,
а все живое день и ночь
себя старается увековечить.
И будь то роза, рыба или человек —
везде, везде любовь царица!
О Стасов! Ты старик,
и борода твоя серебрянного цвета,
перо дрожит в твоей руке,
твой голос утерял былую силу,
твоя нога на поворотах стала шлепать,
и многих блюд желудок твой
уж больше не приемлет,
но все по-прежнему стучит в волненьи сердце,
и все по-прежнему шалит в тебе коварный бес.
Александра Федоровна.
Сюда идут Адам Адамыч с Воробьевым.
Поправь прическу и одерни свой шлафрок.
Воробьев и Адам Адамыч (входя).
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Николай II.
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Воробьев.
Оставив личные заботы
и суету бесчисленной родни,
сойдемся лучше для работы
и посвятим работе наши дни.
1933 год, 7 октября.
«Факиров. Моя душа болит…»
Факиров.
Моя душа болит.
Перед глазами все как прежде,
а в книгах новая вода,
не успеваю прочитать страницу,
звонит над ухом телефон
и в трубку говорит мне голос:
Петр Нилыч, сегодня в три часа обед у Хвалищевского,
вы будете?
Да, отвечаю, буду.
И книгу в сторону кидаю,
и одеваю лучшую пару,
и свою келью покидаю,
и стол, и кресло, и гитару.
И бреюсь, одеваю лучший галстук,
и выхожу к трамвайной остановке.
А вот вчера я покупал себе зубную щетку
и встретил в магазине Ольгу Павловну, ужасную трещотку.
И 1.5 часа выслушивал рассказ о комнатных перегородках,
о том, что муж ее без брюк и ходит в парусиновых обмотках,
о Верочке в зеленых трусиках
и о Матвее с дьявольской улыбкой
в черных усиках.
А я всю жизнь, минуту каждую
премудрость жду, коплю и жаждую,
то в числа вглядываюсь острым взглядом,
то буквы расставляю друг за другом рядом,
то в соль подбалтываю соду,
то баламучу вилкой воду,
то электричество пытаюсь разглядеть под микроскопом,
то повторяю все эксперименты скопом.
Я сам дошел до биквадратных уравнений
и, сидя в комнате, познал весенний бег олений,
я сам, своею собственной рукой,
поймал молекулу.
Вот я какой!
Достает из шкапа сложную машину.
А эту сложную машину
я сделал сам из ячменя.
Кто разберет мою машину?
Кто мудростью опередит меня?
Задумывается.
Проект «Земля разнообразна»
я в Академию носил.
Но было пасмурно и грязно,
и дождик мелкий моросил.
И мой проект постигла неудача:
он на дожде насквозь промок,
его прочесть была великая задача,
и в Академии его никто прочесть не мог,
пойду сегодня к Хвалищевскому,
он приобрел себе орган.
Послушаем Себатиана Баха
и выпьем чай с вареною морошкой.
Где трость моя?
И где папаха?
Нашел.
Теперь пойдем, свернув табак собачьей ножкой.
Уходит. На сцену выбегает Верочка.
Верочка.
Все хочу,
все хочу
и ежедневно забываю
купить баночку толмачу.
В магазинах не бываю.
Мое хозяйство —
это нож
прямо в сердце.
Жизнь — ложь.
Лучше лечь и умереть.
(Звонок.)
Надо двери отпереть.
Убегает. Из шкапа выглядывает студент.
Студент.
Ах, Верочка! Как я люблю тебя!
Опять прячется в шкап. Входят Верочка и Антон Антонович.
Антон Антонович.
Мне приятно видеть Вас.
Вы прелестны, Вера. Да-с.
Я ценитель красоты.
Перейдемте с «Вы» на «Ты».
Верочка.
Без вина, Антон Антоныч,
говорите мне на «Вы»
и целуйте только руки,
не касаясь головы.
Антон Антонович.
Вера! Верочка! Голубка!
Не отталкивай меня.
Верочка.
Это что у Вас?
Антон Антонович.
Что? Трубка!
Верочка.
Отойдите от меня!
Антон Антонович.
Я ужасно задыхаюсь.
Вера! Верочка! Кись-кись!
Верочка.
Отойдите! Я кусаюсь!
Антон Антонович.
Ну, не надо! Не сердись!
Верочка.
Вы купили шоколад?
Антон Антонович.
Извините. Виноват.
Идя к Вам, любовный пыл
охватил меня. Забыл
все на свете, только Вас
представлял себе как раз
и в разных позах и видах,
и в рубашке и без…
Верочка.
Ах!
Антон Антонович.
Без рубашки ваши груди…
Верочка.
