Светлана Мекшен - Океан. Выпуск десятый
Шкрябин и Волохов переглянулись.
— И тогда заговорили камни… — изрек помощник. — Это уже интересно.
— Это логическое завершение, — сказал командир и сделал рукой движение, будто на воображаемой шахматной доске поставил фигуру, означавшую для противника мат.
Спустя некоторое время со стороны протоки раздался рокот мотора. Он становился все более басовитым, мощным. И вот, наконец, в седых космах прибрежного тумана появился силуэт катера, шедшего курсом на сторожевик. «Не иначе как сам комбриг пожаловал», — подумал Шкрябин и пошел на ют, чтобы встретить Николина.
Катер притерся к борту сторожевика. Не дожидаясь, пока матросы закрепят швартовые концы, капитан первого ранга перемахнул через леера. Коренастый, сильный, он сгреб Шкрябина в свои объятия, не выслушав до конца рапорт.
— Высший класс, Назар Петрович, — пророкотал густым басом комбриг. — Взяли с поличным. Пять баллов всему экипажу…
Из его рассказа следовало, что «голубая акула», воспользовавшись утренним туманом, все-таки попыталась выбраться из протоки, но со всего хода села днищем на прибрежные камни. При этом грохот услыхали даже на шкрябинском сторожевике.
— Вызвали корабли аварийно-спасательной службы. Без их помощи стянуть яхту с камней не сможем. Предварительно допросили капитана: клянется, что сбился с курса из-за тумана, а в протоку-де вошли, чтобы спрятаться от шторма.
— Врет, и не убедительно, — сказал Шкрябин. — Зачем же он вообще в этом районе так упорно околачивался?
— Ясно зачем: ставил в проливах между островами придонные гидрофоны. Кому-то за рубежом надо знать, в каком именно месте наши подлодки выходят в океан. Впрочем, наш пост наблюдения четко запеленговал все поставленные гидрофоны. Достать вещественные доказательства, как говорится, дело техники. Для водолазов это не составит большого труда. — Комбриг весело подмигнул. — Но главная заслуга в этом деле, безусловно, ваша. Загнали в мышеловку…
Комбриг еще раз по-мужски крепко обнял командира и сошел на борт катера.
— Вот и все, — сказал Назар Петрович, как только гул мотора, удаляясь, пропал. — Эпопея с «голубой акулой» закончена.
— А ведь могли бы и сами захватить ее, — высказал Волохов сожаление.
— Не жадничайте, будут еще на вашем веку и преследования, и захваты, — утешил его командир. — Но это все делается сообща — так вернее. Славой как-нибудь потом сочтемся. — Шкрябин с усилием подавил зевоту. — А теперь, Валерий Кузьмич, — не приказал, попросил он, — оставайтесь на мостике за меня. В самый раз и мне малость придавить подушку, тем более что на флоте от сна, говорят, никто еще не умирал. Курс в базу.
— Есть, — с радостью отозвался Волохов. Недолгое время, когда представлялась возможность самостоятельно покомандовать кораблем, было для него самым желанным.
Неторопливо спустившись в каюту, Назар Петрович глянул на часы. Время, отпущенное на отдых, неумолимо сокращалось. Сладко потянувшись, он завалился поверх одеяла на койку. Отключился почти сразу же, как только голова коснулась подушки. Казалось, нет теперь такой силы, которая могла бы пробудить Назара Петровича. И все-таки обманчивым было это глубокое забытье крепко уставшего, намаявшегося за ночь человека. Даже во сне командир не переставал ощущать свой корабль, его не покидало чувство границы.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ, ПУТЕШЕСТВИЯ, ФАНТАСТИКА
И. Чернышев
ОРБИТА «МЕРКУРИЯ»
Повесть
Меркурий, как известно из древней мифологии, быстроногий вестник богов Олимпа и по совместительству бог торговли и покровитель путешественников. В честь него названа самая близкая к Солнцу, самая маленькая и самая шустрая планета нашей Солнечной системы.
«Меркурием» назвали и одну из малых крейсерских яхт Ленинградского яхт-клуба. Это одномачтовое спортивное парусное судно водоизмещением шесть с половиной тонн, длиной одиннадцать метров и шириной — три. В середине июня «Меркурию» предстояло начать плавание вокруг Скандинавии.
Экипаж яхты состоял из пяти человек. Согласно судовой роли, то есть иерархическому списку личного состава судна, ими были: капитан — высшая административная, дипломатическая и прочая власть, иначе говоря, «бог и царь» местного масштаба; рулевой — он же помощник капитана, его правая рука, ведающая, в частности, всеми хозяйственными и финансовыми вопросами; штурман — он же помощник помощника капитана и одновременно матрос; радист — он же матрос; матрос — то есть кок и мальчик на побегушках.
Все пять членов экипажа судна по всему — по возрасту, образованию, жизненному опыту, физическим данным, характеру и увлечениям — очень сильно отличались друг от друга.
Так, возглавил экипаж судна заслуженный мастер спорта яхтенный капитан Анатолий Юрьевич Алексеев. Родившись в начале века, он всю сознательную жизнь отдал отечественному флоту и прошел путь от юнги до адмирала, доктора военно-морских наук, профессора. Чуть выше среднего роста, сухощавый, внешне похожий на англичанина, он и в манере держаться чуть-чуть подражал бриттам: по утрам непременно ел овсяную кашу, курил трубку с прямым чубуком, которую набивал душистым «кэпстэном», дважды в сутки пользовался опасной бритвой и зубной щеткой, которые, как и трубку, ни при каких обстоятельствах не одалживал даже самому близкому другу, никогда не торопился с выводами, не повышал голоса в любых самых неприятных ситуациях, старался, чтобы на лице, задубленном ветрами всех океанов и потому бронзовом, как у статуэтки из Индокитая, также не отражались какие либо чувства. Однако темные блестящие глаза под белоснежными мохнатыми бровями частенько жили своей жизнью, отдельно от аскетического лица и выдавали-таки эмоции, охватившие душу старого морского волка.
Его спортивная фигура всегда была пряма, грудь навыкат, а крупная голова, обрамленная белыми прямыми волосами, горделиво откинута назад. Тонкий крючковатый нос напоминал клюв огромной хищной птицы. Но люди, знавшие Анатолия Юрьевича, утверждали, что он, несмотря на грозный и даже свирепый вид, в действительности добрейший человек. И может быть, именно поэтому за ним и закрепилось прозвище Старик Хоттабыч или просто Хоттабыч.
Пожилой, но все еще полный энергии, этот человек считал, что молодежь экипажа знает Балтийский театр плавания и устройство яхты на «единицу», максимум на «двоечку», помощник — на «трояк», он сам — примерно на «четверку», а на «пять» лишь один Нептун.
Рулевым яхты и помощником Анатолия Юрьевича был Юхан Оттович Краап — мастер спорта, слесарь-инструментальщик одного из таллинских заводов. Будучи вполовину моложе своего шефа, с которым имел давнюю дружбу, установившуюся после знакомства на первой послевоенной регате в Таллине, он вряд ли уступал ему во влюбленности в море и в приверженности к парусам.
Яхтенный рулевой был приземист и широкоплеч, обладал сильными руками с жесткими ладонями; его движения поражали неторопливостью, пластичностью и точностью. На круглом плоском лице с маленьким приплюснутым носиком выделялись необычный прямоугольный рот и большие, слегка выпученные, немигающие глаза. За все эти особенности друзья Краапа часто называли его Крабом или Крабиком. И это, кажется, даже нравилось Юхану Оттовичу. Во всяком случае, он никогда не протестовал против такого обращения к нему и охотно отзывался на него. Вместе с тем он не отличался словоохотливостью, но когда говорил по-русски — вполне правильно, — то некоторые звуки произносил мягко, на эстонский манер.
Обязанности навигатора маленького парусного суденышка принял капитан второго ранга Сосняга Роман Васильевич — недавний штурман атомной подводной лодки, совершившей в составе отряда кругосветное плавание без единого всплытия. Теперь он служил заместителем начальника кафедры кораблевождения Высшего военно-морского училища в Ленинграде, был кандидатом физико-математических наук и автором нескольких специальных статей в научных журналах.
Среднего роста, поджарый, как борзая, но с рельефными буграми мышц на груди, плечах и руках. Особое впечатление производило сочетание славянского носа с тонкими кавказскими усиками над полной губой и ярко-голубых глаз с восточным разрезом. Необычный облик дополняли густые, смоляные, по-цыгански вьющиеся волосы. Он всегда был одет, как говорят, с иголочки — в безукоризненную, тщательно пригнанную, слегка щеголеватую, но без каких-либо нарушений форму.
И тем не менее, вопреки экстравагантной внешности, он не относился к числу фатов. Скорее, наоборот: он был предельно сдержан в обращении с прекрасным полом, молчалив и даже замкнут. Зато обладал уникальным умением в самых невероятных условиях «хватать звезды с неба» для астрономических определений места корабля. А еще — способностью работать по нескольку суток без сна и спать несколько суток без просыпу.
