Николай Ильин - Океан. Выпуск одиннадцатый
— Полный вперед!
Капитан взял на штурманском столе телеграфный бланк и быстро написал текст первого донесения:
«Заметил иностранный вспомогательный крейсер. Следите за мной».
— Юра! Быстро в радиорубку! — сказал он юнге Прошину. — Передать на Диксон немедленно!
Первый шок от встречи с противником начал проходить. Качарава овладел собой, снова раскурил погасшую трубку. Но рука, державшая зажигалку, противно дрожала. «Решение принято, — подумал он. — Теперь его надо выполнять».
Старенькая паровая машина «Сибирякова», питаемая низкосортным малокалорийным углем, буквально задыхалась, но больше семи узлов дать не могла. Деревянную палубу трясло, как при малярийном приступе. Артиллеристы из военной команды корабля под руководством младшего лейтенанта Никифоренко изготовили к бою все свое хозяйство — два орудия на корме и две сорокапятки на носу, предназначенные для противовоздушной обороны.
Неизвестный корабль приближался быстро. Сейчас до него оставалось меньше пятидесяти кабельтовых. Все явственнее в свете незаходящего солнца в окулярах дальномера проступали его грозные очертания: длинное хищное тело с острым форштевнем, наклоненная назад конусовидная мачта, высокие надстройки.
Внезапно с мостика корабля замигал прожектор.
— Что он пишет? — спросил Качарава у сигнальщика.
— Просит сообщить состояние льда в проливе Вилькицкого.
— Ишь чего ему надо! — возмутился комиссар. — Караванов захотелось гаду.
— Запроси его название, национальность, — приказал Качарава.
С корабля ответили послушно и сразу: «Тускалуза». И тотчас же на его гафеле заполоскался хорошо видный в бинокль звездно-полосатый американский флаг.
— Товарищ командир! — почти одновременно закричали вбежавшие на мостик старпом Сулаков и стармех Бочурко. — Это американец!
Действительно, один из прилетевших на Диксон из Мурманска капитанов рассказывал Качараве, что туда еще тринадцатого августа прибыло американское легкое соединение в составе крейсера «Тускалуза» и двух эскадренных миноносцев. Оно доставило авиационный персонал и снаряжение для предстоящего базирования двух эскадрилий торпедоносцев «Хемпден». Капитану была известна даже фамилия командира соединения — коммодор Норманн Жиллет. Поэтому в глубине души Качаравы, после того как он увидел американский флаг, появилась крохотная надежда, что перед ними не фашистский рейдер, а союзник, случайно забравшийся в наши воды. Тем более что грозный противник вел себя пока миролюбиво — не стрелял, отвечал на вопросы. Но полученная в ответ на донесение «Сибирякова» радиограмма с Диксона отмела последние сомнения. В ней говорилось:
«В данном районе никаких американских кораблей быть не может. Корабль считать противником».
А с мостика «американца» снова настойчиво мигал прожектор:
«Сообщите ледовую обстановку в проливе Вилькицкого, координаты караванов».
— Курс — пролив между островами. Право руля! — скомандовал Качарава стоявшему у руля матросу.
«Сибиряков» уходил к острову. Но рейдер тоже изменил курс, явно показав, что намерен преследовать пароход.
— Думаешь, успеем спрятаться? — спросил комиссар капитана.
— Нет. До острова далеко, не успеем. Придется принимать бой. По местам!
В этот момент все на мостике, у кого были в руках бинокли, отчетливо увидели, как у противника медленно сполз вниз американский флаг и на гафель полезло развеваемое ветром бело-красное полотнище с фашистской свастикой.
— Приказывает остановиться! — крикнул сигнальщик.
Над рейдером поднялось серое облачко, и почти тотчас же перед носом «Сибирякова» из воды вырос огромный белый столб от взрыва гигантского снаряда.
— Одиннадцатидюймовый, — мрачно прокомментировал артиллерист. — Этими пушками в ютландском бою немцы потопили три английских линейных крейсера. Не иначе, товарищ командир, перед нами «карманный» линкор.
Больше вражеский линкор пока не стрелял. Вместо этого с него снова замигал прожектор.
«Застопорить ход. Немедленно прекратить всякие переговоры. Спустить флаг!» — приказывал он.
— Нет, сволочь, этого не увидишь! — закричал Качарава и, блестя расширенными зрачками глаз, скомандовал в мегафон неожиданно высоким голосом: — По фашистскому бандиту — огонь!
Почти одновременно выстрелили все четыре орудия «Сибирякова». Уже после второго залпа всем стоящим на мостике стало ясно, что его трехдюймовые гранаты не долетают до противника и рвутся далеко от него в воде. И тогда Качарава принял новое дерзкое решение — идти на сближение! «Сибиряков» развернулся и пошел навстречу вражескому линкору! Видимо, в первые минуты на фашистском рейдере были ошеломлены неслыханной дерзостью старенького ледокола, потому что орудия, угрожающе нацеленные на пароход, не стреляли.
Второй залп рейдера сбил только форстеньгу. Зато третий страшный удар тяжелого снаряда потряс судно. Качарава увидел крутящиеся в воздухе ящики, бревна, переломанный надвое вельбот. На палубе ярко вспыхнули языки пламени, умолкли оба кормовых орудия. «Сибиряков» потерял управление и беспомощно закрутился на месте.
Высоко и часто тявкали уцелевшие на носу сорокапятки, истерически лаяли привязанные к ограждению собаки, жалобно и испуганно мычали коровы. Радист в рубке торопливо выстукивал очередное донесение на Диксон.
«Нас обстреливают… Горим. Горим!»
Едкий дым стал заполнять радиорубку. Через несколько минут удалось перейти на ручное управление. «Сибиряков» снова повернул к острову, поставив дымовую завесу.
Очередной залп обрушился на носовую часть судна, заставленную бочками с бензином. Огненные потоки потекли по палубе, стали стекать за борт и в трюм. Между носовой батареей и мостиком образовалась стена огня. Горели надстройки. Одна за другой со страшным грохотом взрывались железные бочки с горючим. Матрос Малыгин упал в бензин и сейчас, в пылающей одежде, пытался сбросить за борт вот-вот готовые взорваться ящики с боеприпасами.
Качарава видел, как немногие оставшиеся в живых матросы на кормовой палубе предпринимали героические, но безуспешные попытки спасти пароход. Ледяная вода через пробоины рвалась в машинное отделение, в трюмы и каюты. Старпом Сулаков с несколькими матросами под разрывами снарядов среди дыма и пламени старался спустить на воду шлюпки. Но сделать им это не удавалось: шлюпбалки были перебиты, сами шлюпки изрешечены осколками.
Ветеран Арктики отважный «Сибиряков» погибал. Объятый огнем и дымом, потерявший скорость, он был прекрасной мишенью для артиллеристов рейдера, и те хладнокровно и методически расстреливали беспомощный пароход. Упрямо продолжала стрелять единственная уцелевшая на борту ледокола носовая пушка. Чудом оставшись в живых среди моря огня, взрывов, потоков ледяной воды, рева обезумевших животных, стонов и проклятий, командир орудийного расчета старшина Дунаев и кочегар Вавилов посылали в сторону врага из горячего, с облупившейся шаровой краской ствола сорокапятки снаряд за снарядом.
Качарава рванул ручку машинного телеграфа. Она пошла неожиданно легко. Не было и звонка. Стало ясно: связь с машиной прервалась, телеграф тоже не работал. Тогда старший лейтенант закричал в трубку что было сил:
— Эй, в машине!
Оттуда еле слышный голос старшего механика ответил:
— Машину заливает. Котлы потушены. Жду приказаний.
— Выводи людей. Открывай кингстоны. Будем топить корабль.
В ту же минуту новый залп накрыл «Сибирякова». Высоко взлетели обломки деревянной палубы, фальшборта, остатки последнего носового орудия. Старпома Сулакова сбросило за борт. Старшину Дунаева швырнуло в открытый люк носового погреба. Качарава стоял в правом крыле рубки, тяжело прислонившись к обвесу. Он был в тельняшке, с наганом на поясе, в окровавленной, висевшей как плеть руке зажата погасшая трубка. Еще один шрапнельный снаряд разорвался над самой палубой — и Качарава, схватившись руками за живот, рухнул в беспамятстве на подставленное рулевым плечо.
В единственную чудом уцелевшую, заваленную обломками шлюпку, которая лежала на ботдеке, спустилось человек двадцать. Туда же перенесли и тяжелораненого командира. Комиссар Эллимелах и старший механик Бочурко остались на судне.
Капитан 1 ранга Больхен смотрел, как беспомощно вертится на месте, потеряв ход и накренившись, гибнущий «Сибиряков». «Адмирал Шеер» медленно подходил к нему. Густой черный дым, перемешанный с облаком относимой ветром дымзавесы, скрывал от столпившихся на палубе тяжелого крейсера матросов последние минуты жизни ледокольного парохода.
Больхен был раздосадован, что снова остался ни с чем — ни сведений о ледовой обстановке, ни данных о месте нахождения караванов, ни карт, ни кодов получить, он понимал, так и не удастся. А потопление старого пароходика не принесет ему славы. Было совершенно очевидно и другое: после боя с «Сибиряковым» о появлении «Адмирала Шеера» в Карском море стало известно всей Арктике. Ни о какой тайне, в каком месте он поджидает русские караваны, сейчас не могло быть и речи. Координаты «Шеера» теперь известны всем.
