Аполлон Григорьев - Избранные произведения

Витая по широкой
Равнине вольных волн,
Дыханью бурь и рока
Покорен ты, мой челн!
Зашевелиться ль снова
Наш парус, — смело в путь!
Суденышко готово,
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово —
Плыви куда-нибудь!

Со мною муза песен,
Плывем мы да поем,
И пусть челнок наш тесен,
Нам весело вдвоем…
Споем мы; да и снова
Пускаемся в наш путь…
Суденышко готово,
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!

Пусть никнут под грозою
Во прахе и в пыли
Могучей головою
Могучие земли..
Я в бурю — только снова
Успею отдохнуть!
Суденышко готово,
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!

Когда любимый Фебом
Созреет виноград,
Под синим южным небом,
В отраду божьих чад…
На берегу я снова
Напьюсь, и смело в путь…
Суденышко готово..
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!

Вот берега иные:
Они меня зовут…
На них полунагие
Киприду девы чтут..
К устам я свежим снова
Устами рад прильнуть…
Суденышко готово…
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!

Далеко за морями
Страна, где лавр растет…
Играя с парусами,
Зефир на брег зовет…
Встречает дружба снова…
пора и отдохнуть…
Пускай судно готово…
Ты, вихорь, можешь дуть…
Пускай судно готово,
Но мне не плыть уж в путь!

«Ты, дед, говаривал не раз…
Но вправду, в шутку ли — не знаю,
Что есть у каждого из нас
Звезда на небе роковая…
Коль звездный мир тебе открыт
И глаз твой тайны в нем читает,
Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает…»

— Хороший умер человек:
Его звезда сейчас упала….
В кругу друзей он кончил век,
У недопитого бокала.
Заснул он с песнею, — и спит,
И в сладких грезах умирает.
— Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает!

— «Дитя, то быстрая звезда
Новорожденного вельможи…
Была пурпуром обвита
Младенца колыбель — и что же?
Она пуста теперь стоит,
И лесть пред нею умолкает…»
— Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает.

— «Зловещий блеск, душа моя!
Временщика душа скатилась:
С концом земного бытия
И слава имени затмилась…
Уже врагами бюст разбит,
И раб кумир вот прах свергает!..»
— Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает!

— «О плачь, дитя, о, горько плачь!
Нет бедным тяжелей утраты!
С звездою той угас богач…
В гостеприимные палаты
Был братье нищей вход открыт,
Наследник двери затворяет!»…
— Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает.

— «То-мужа сильного звезда!
Но ты, дитя мое родное,
Сияй, смиренная всегда
Одной душевной чистотою!
Твоя звезда не заблестит,
О ней никто и не узнает…
Не скажет: вон звезда летит,
Летит, летит и исчезает!»

Их нет, их нет! Еще доселе тлится
На чердаке жаровни чадный дым…
Цвет жизни их едва успел раскрыться
И подкошён самоубийством злым.
Они сказали: «Мир объят волнами. —
Корабль старинный, он не будет цел..
Матросы в страхе, кормчий побледнел, —
Скорей же вплавь искать спасенья сами!»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой.

Больные дети! слышали давно ли
Вы над собой напевы детских лет?
Пусть рано вы вкусили тяжкой доли,
Но подождите: будет и рассвет!
Они сказали: «Пусть пора проходит:
Не нам сбирать здесь жатву, другим…
И не для нас светило дня восходит…»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой.

Больные дети! Вы оклеветали
Земную жизнь, не вызнавши вполне,
Вы в горькой чаше бытия на дне
Любви святого перла не видали!
Они сказали: «Серафимов сон —
Любовь! — ей песни пела наша лира…
Рассеян сон, алтарь наш осквернен,
Мы видели падение кумира…»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой.

Больные дети! Но, взмахнув руками,
Вы, как орлы, могли с гнезда вспорхнуть…
И в вышине, кружась над облаками,
Пробить к светилу славы вольный путь…
Они сказали: «Лавр истлеет прахом,
И прах развеет по ветру вражда,
И нас везде найдет она, куда
Не подняли б нас крылья вольным взмахом…»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой.

Больные дети! Гнет печальной жизни
Во имя долга вы б могли сносить…
Вы мать нашли бы нежную в отчизне,
Она могла вас знаменем прикрыть.
Они сказали: «Знамя это кровью
Обагрено, напрасно пролитой,
Но куплено ли счастье кровью той?
Иной мы любим родину любовью…»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука м рукой.

Больные дети! Может быть, хуленья
Нашептывал в час смертный ваш язык…
Но светит луч во тьме ожесточенья,
отец любви страданий внемлет крик…
Они сказали: «Пусть же остается
Святынею господне имя нам:
Не будем ждать, пока душевный храм
Сомнением в основах потрясеся…»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой.

Отец любви! Прости им ослепленье…
Душевных мук был эхом ропот их,
Не ведали они, что в круг творенья
Мы посланы не для себя одних.
О, для чего я не пророк, чтоб людям
Я мог поведать голосом живым:
«Любить и быть полезными другим
Для наслажденья собственного будем…»
Но, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой!

Марш, марш — вперед! Идти ровнее!
Держите ружья под приклад…
Ребята, целиться вернее,
Не тратить попусту заряд!
Эх! я состарился на службе,
Но вас я, молодых солдат,
Старик капрал, учил по дружбе…
Ребята, в ряд! не отставать,
Не отставать,
Не унывать,
Вперед — марш, марш! не отставать!

Загнул не в час дурное слово
Мне офицерик молодой…
Его я — хвать, дружка милова…
Мне значит: смерть! закон прямой!
С досады смертной, с чарки рому
Руки не мог я удержать;

Погасла трубка… Затянуся,
Черт побери в последний раз!
Дошли до места… Становлюся…
Но не завязывать мне глаз!
За труд прощения прошу я,
Чур только низко не стрелять…
Веди нас бог в страну родную;
Ребята, в ряд! не отставать,
Не отставать,
Не унывать,
Вперед, марш — марш! не отставать!

Под соломенной крышей
Он по преданиям живет,
И доселе имя выше
Чтит едва ли чье народ.
И, старушку окружая
Вечерком, толпа внучат
«Про былое нам, родная,
Расскажи, — ей говорят. —
Пусть для нашего он края
Был тяжел, — что нужды в том?
Да, что нужды в том?
Вспоминает, золотая,
Всё народ об нем!»

— «Проезжал он здесь с толпою
Чужестранных королей…
Молода я и собою
Недурна была — ей-ей!
Поглядеть хотелось больно:
Стала я невдалеке…
Был он в шляпе треугольной,
В старом сером сюртуке…
Поравнялся лишь со мною,
„Здравствуй!“ — ласково сказал…
Так вот и сказал…»
— «Говорил, значит, с тобою
Он, как проезжал?»
«А потом в Париже вскоре
Я была… Пошла в собор…
В Нотрэ-Дам, в большом соборе,
Был и он, и целый двор.
Праздник был тогда великий,
Все в наряде золотом…
Раздавались всюду клики:
„Милость божия на нем!“
Был он весел; поняла я:
Сына бог ему послал,
Да сынка послал…»
— «Экий день тебе, родная,
Бог увидеть дал!»

— «Но когда в страну родную
Чужестранцев бог наслал
И один за дорогую
Он за родину стоял…
Раз, вот эдакой порою,
Стук в ворота… К воротам
Выхожу: передо мною —
Он стоит, смотрю: он сам!
„Боже мой! война какая!“ —
Он сказал — и тут вот сел»…
— «Как! сидел он тут, родная?»
— «Тут вот и сидел!

„Дай мне есть“, — сказал… Подать я —
Подала что́ бог послал…
У огня сушил он платье,
Кушал — а потом он спал…
Как проснулся, не могла я
Слез невольных удержать…
Он же точно утешая,
Обещал врагов прогнать.
А горшок тот сберегла я,
Из которого он ел,
Суп простой наш ел…»
«Цел горшок тот, цел, родная?
Говори ты: цел?»

— «Отвезли его в безвестный,
Дальний край: свою главу
Он сложил не в битве честной —
На пустынном острову.
Даже — верить ли? — не знали…
Всё ходил в народе слух:
Скоро, скоро из-за дали,
Грозный он нагрянет вдруг…
Тоже, плача, всё ждала я,
Что его нам бог отдаст,
Родине отдаст…»
— «Бог за слезы те, родная,
Бог тебе воздаст!»