Аполлон Григорьев - Избранные произведения
(Октябрь 1847)
Шиллер. Тайна воспоминания
Л.Ф.Г-ой
Вечно льнуть к устам с безумной страстью…
Кто ненасыщаемому счастью,
Этой жажде пить твое дыханье,
Слить с твоим свое существованье,
Даст истолкованье?
Не стремятся ль, как рабы, охотно,
Отдаваясь власти безотчетно,
Силы духа быстрой чередою
Через жизни мост, чтобы с тобою
Жизнью жить одною?
О, скажи: владыку оставляя,
Не в твоем ли взгляде память рая
Обрели разрозненно братья
И, свободны вновь от уз проклятья,
В нем слились в объятья?
Или мы когда-то единились,
Иль затем сердца в нас страстно бились?
Не в луче ль погасших звезд с тобою
Были мы единою душою,
Жизнию одною?
Да, мы были, внутренно была ты
В тех эонах — им же нет возврата —
Связана со мною… Так в скрижали
Мне прочесть — в той довременной дали —
Вдохновенья дали.
Не́ктара источники пред нами
Разливались светлыми волнами —
Смело мы печати разрешали,
В светозарной правды вечной дали
Гордо возлетали.
Оттого-то вся преда́нность счастью —
Вечно льнуть к устам с безумной страстью,
Это жажда пить твое дыханье,
Слить с твоим свое существованья
В вечное лобзанье.
Оттого-то, как рабы, охотно,
Предаваясь власти безотчетно,
Силы духа быстрой чередою
Через жизни мост бегут с тобою
Жизнью жить одною.
Оттого, владыку оставляя,
У тебя во взгляде память рая
Обрели — и, тяжкий гнет проклятья
Позабыв, сливаются в объятья
Вновь они, как братья.
Ты сама… пускай глаза сокрыты,
Но горят зарей твои ланиты;
Мы родные-из страны изгнанья
В край родной летим мы в миг слиянья
В пламени лобзанья.
(Ноябрь 1847)
Гейне. «Они меня истерзали…»
Они меня истерзали
И сделали смерти бледней, —
Одни — своею любовью,
Другие — враждою своей.
Они не мой хлеб отравили,
Давали мне яда с водой, —
Одни — своею любовью,
Другие — своею враждой.
Но та, от которой всех больше
Душа и доселе больна,
Мне зла никогда не желала,
И меня не любила она!
(1842)
Гейне. «Ядовиты мои песни…»
Ядовиты мои песни,
Но виной тому не я:
Это ты влила мне яду
В светлый кубок бытия.
Ядовиты мои песни,
Но виной тому не я:
Много змей ношу я в сердце —
И тебя, любовь моя.
(1842)
Гейне. «Страдаешь ты, и молкнет ропот мой…»
Страдаешь ты, и молкнет ропот мой;
Любовь моя, нам поровну страдать!
Пока вся жизнь замрет в груди больной,
Дитя мое, нам поровну страдать!
Пусть прям и смел блестит огнем твой взор,
Насмешки вьется по устам змея,
И рвется грудь так гордо на простор,
Страдаешь ты, и столько же, как я.
В очах слеза прокрадется порой,
Дано тоске улыбку обличать,
И грудь твоя не сдавит язвы злой…
Любовь моя, нам поровну страдать.
(Январь 1844)
Гейне. «Жил-был старый король…»
Жил-был старый король,
С седой бородою да с суровой душою,
И — бедный старый король —
Он жил с женой молодою.
И жил — был паж молодой,
С головой белокурой да с веселой душою…
Носил он шлейф золотой
За царской женой молодою.
Есть старая песня одна —
Мне с самого детства ее натвердили:
Им гибель обоим была суждена —
Друг друга они слишком любили.
(1844)
Гейне. «Пригрезился снова мне сон былой…»
Пригрезился снова мне сон былой…
Майская ночь — в небе листы зажглися…
Сидели мы снова под липой густой
И в верности вечной клялися.
То были клятвы и клятвы вновь,
То слезы, то смех, то лобзанье было…
Чтобы лучше я клятву запомнил, ты в кровь
Мне руку взяла — укусила.
О милочка с ясной лазурью очей,
О друг мой и злой, и прелестный!
Целоваться, конечно, в порядке вещей,
Но кусаться совсем неуместно.
(1853)
Гейне. «Не пора ль из души старый вымести сор…»
Не пора ль из души старый вымести сор
Давно прожитого наследия?
Я с тобою, мой друг, как искусный актер,
Разыгрывал долго комедию.
Романтический стиль отражается во всем
(Был романтик в любви и искусстве я),
Палладинский мой плащ весь блистал серебром,
Изливал я сладчайшие чувствия.
Но ведь странно, что вот и теперь, как гожусь
Уж не в рыцари больше-в медведи я,
Всё какой-то безумной тоскою томлюсь,
Словно прежняя длится комедия.
О мой боже, должно быть, и сам я не знал,
Что был не актер, а страдающий
И что, с смертною язвою в груди, представлял
Я сцену: «Боец умирающий».
(1853)
Переводы с французского
Беранже. Сильфида
Пускай слепой и равнодушный
Рассудок мой не признает,
Что в высях области воздушной
Кружится сильфов хоровод..
Его тяжелую эгиду
Отринул я, увидя раз
Очами смертными сельфиду…
И верю, сильфы, верю в вас!
Да! вы родитесь в почке розы,
О дети влаги заревой,
И ваши я метаморфозы
В тиши подсматривал порой…
Я по земной сильфиде милой
Узнал, что действовать на нас
Дано вам благодатной силой…
И верю сильфы, верю в вас!
Ее признал я в вихре бала,
Когда, воздушнее мечты,
Она, беспечная, порхала,
Роняя ленты и цветы…
И вился ль локон самовластный,
В корсете ль ленточка рвалась —
Всё был светлей мой сильф прекрасный…
О сильфы, сильфы, верю в вас!
Ее тревожить рано стали
Соблазны радостного сна…
Ребенок-баловень, она,
Ее вы слишком баловали.
Огонь виднелся мне не раз
Под детской шалостью и ленью…
Храните ж вы ее под сенью…
Малютки-сильфы, верю в вас!
Сверкает ум живой струею
В полуребячьей болтовне.
Как сны, он ясен, что весною
Вы часто навевали мне…
Летать с ней — тщетные усилья:
Она всегда обгонит нас…
У ней сильфиды легкой крылья…
Малютки-сильфы, верю в вас!
И что ж? Ужели перед взором,
Светла, воздушна и легка,
Как чудный гость издалека,
Она мелькнула метеором,
В отчизну сильфов унеслась
Царить над легкою толпою
И к нам не спустится порою?
О сильфы, сильфы, верю в вас!
(Между 1845 и 1859)
Беранже. Начнем сызнова
Я счастлив, весел и пою;
Но на пиру, в чаду похмелья,
Я новых праздников веселья
Душою планы создаю…
Головку русую лаская,
Вином бокалы мы нальем,
Единодушно восклицая:
«О други, сызнова начнем!»
Люблю вино, люблю Лизету, —
И возле ложа создан мной
Благословенному Моэту
Алтарь достойный, хоть простой…
Лизета любит сок шипящий,
И мы чуть-чуть лишь отдохнем:
«Что ж, — говорит, лобзая чаще, —
Давай же сызнова начнем!»
Пируйте ж, други! Позабудем,
Что скоро надо перестать,
Что ничего не в силах будем
Мы больше сызнова начать…
Покамест, с жизнию играя,
Мы пьем и весело поем,
И, страстно красоту лобзая,
Мы скажем: «Сызнова начнем!»
(Между 1845 и 1849)
Беранже. Мой челнок
Витая по широкой
Равнине вольных волн,
Дыханью бурь и рока
Покорен ты, мой челн!
Зашевелиться ль снова
Наш парус, — смело в путь!
Суденышко готово,
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово —
Плыви куда-нибудь!
Со мною муза песен,
Плывем мы да поем,
И пусть челнок наш тесен,
Нам весело вдвоем…
Споем мы; да и снова
Пускаемся в наш путь…
Суденышко готово,
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!
Пусть никнут под грозою
Во прахе и в пыли
Могучей головою
Могучие земли..
Я в бурю — только снова
Успею отдохнуть!
Суденышко готово,
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!
Когда любимый Фебом
Созреет виноград,
Под синим южным небом,
В отраду божьих чад…
На берегу я снова
Напьюсь, и смело в путь…
Суденышко готово..
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!
Вот берега иные:
Они меня зовут…
На них полунагие
Киприду девы чтут..
К устам я свежим снова
Устами рад прильнуть…
Суденышко готово…
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!
Далеко за морями
Страна, где лавр растет…
Играя с парусами,
Зефир на брег зовет…
Встречает дружба снова…
пора и отдохнуть…
Пускай судно готово…
Ты, вихорь, можешь дуть…
Пускай судно готово,
Но мне не плыть уж в путь!
(Между 1846 и 1859)