Тимур Кибиров - Стихи

Когда Вы стоите на моем пути,
Так хочется крикнуть: «Да дайте ж пройти!»

Ибо только влюбленный имеет право
Стоять на моем пути на халяву!

А так – чего ж стоять без толку
Над пьяницей с глазами кролика?

«Да он и не скрывается!» – все чаще
я повторяю приговскую строчку
о милиционере. Но трактую
ее я шире несколько, чем Пригов.
(Хотя и Дмитрий Александрович, конечно,
имел в виду не только и не столько
сотрудника структуры силовой.)

А я
В виду имею то, что не скрывается
давно уж, к сожалению, Князь
мира сего!

Что Отец лжи
прекращает лгать,

что Змий-соблазнитель
ленится нас соблазнять,

что Волк предвечный сбросил
шкуру Агнца!

Это – как советский Агитпроп:
для французика и америкашки
изгалялся, выдумывал, лгал,
надевал пристойные маски,
в общем, скрывался, —

ну а для своих-то родимых колхозничков
не очень-то и старался
в отсутствии конкурентов.

Для своих-то достаточно
инструкции на КПП
с подписью и печатью.

Ибо кто же подобен Зверю сему?

Относительно-то оно, конечно, относительно.
Абсолютного-то и впрямь не видать.
И слыхом не слыхать.
Ни пером описать.

Но попробуй сие доказать
вот этому
влюбленному юноше!

Красота его крали,
конечно же, относительна.
А на трезвую-то голову
Вообще сомнительна.

Но!
ему, дураку, все равно!
Абсолютно, поверишь ли, все равно!

коль не хочешь получить по роже,
признай, мудрец, что всех она пригоже!

А если ты действительно мудрец,
пора уже признаться наконец,

что
относительность – она тоже
не очень-то абсолютна!

Если уж выбрал малобюджетную роль
рыцаря бедного
(см. также у Заболоцкого – «бедный мой воитель»),
изволь
решить наконец,
что же именно кровью своею
начертать на щите!
(Ну не Н. Н. М. же, в конце-то концов!)

Каков же девиз,
каков же рекламный слоган
сей безнадежной кампании?..

Ты знаешь,
когда я служил мэнээсом
во Всесоюзном НИИ искусствознания,
я часто присутствовал

на открытых партийных собраниях.
И на траурных митингах
по случаю смерти генсеков
тоже частенько.

И вот тогда-то, слушая
благородными сединами убеленных
ученых мужей
и утонченных
искусствоведческих дам,
которые так старались и в этом,
навязанном им
унизительном контексте
сказать что-нибудь эдакое,
нетривиальное,

я в бессильной злобе повторял про себя
блатную похабную поговорочку —

«Под ножом всякая даст,
да не всякая подмахивать будет!»

И вот теперь мне кажется,
что это относится не только к той,
слава Богу, полузабытой ситуации,
что это вообще универсальная максима
и что ничего благородней и мужественней
не рождал человеческий гений —
«Под ножом-то всякая даст,
но не всякая – слышишь? – не всякая
подмахивать станет!»

Ибо нам
Не дано
Победить.

Ибо нам
Суждено
Проиграть.

Но подмахивать все же
Грешно!
Западло
Расслабляться
И получать удовольствие!

Даже под ножом,
Даже
Под гнетом власти роковой
И даже
Под страхом оказаться чужим
Веку сему!

Надоело
Мне без дела
Беззаботно кочевать!
Ближе к Отчему пределу
Захотелось почивать!

Скучно мне в среде бомжей —
Я хочу на ПМЖ!

Вот он, Эрос кучерявый,
Так и вьется надо мной,
Обещает на халяву
Место в жизни неземной,
Гарантируя лукаво
Скорый выезд в мир иной!

Конкурент его – Танатос,
Предлагает план другой —
Нелегальным эмигрантом
Просочиться в мир иной!
Но, границы нарушая,
Вряд ли внидешь в кущи рая,
Уж скорей наоборот!

Даже если Эрос юбку
Задерет моей голубке,
Даже если цианид
Враз излечит-исцелит
От недуга бытия —
Тут как тут опять же я!..

Отведав ваших искушений,
Самоубийство и любовь,
Я вновь ору как оглашенный,
Несусь как угорелый вновь!

На всех порах, ко всем чертям!
И мочи нет свернуть во храм,

Инерцию преодолеть,
Осуществить зигзаг!..

И коль не в церковь залететь,
Так хоть в районный ЗАГС!

Идеал
Убежал…

(Нет, лучше эквиритмически) —

Идеалы
Убежали,
Смысл исчезнул бытия,
И подружка,
Как лягушка,
Ускакала от меня.

Я за свечку
(в смысле приобщения
к ортодоксальной церковности),
Свечка – в печку!
Я за книжку
(в смысле возлагания надежд
на светскую гуманитарную культуру),
Та – бежать
И вприпрыжку
Под кровать!
(То есть – современная культура
оказалась подчинена не высокой
духовности, коей взыскует лирический
герой, а низменным страстям,
символизируемым кроватью как ложем
страсти (Эрос), смертным одром
(Танатос) и местом апатического или
наркотического забвения (Гипнос).)

Мертвых воскресенья чаю,
К Честертону подбегаю,
Но пузатый от меня
Убежал, как от огня.

Боже, боже,
Что случилось?
Отчего же
Всё кругом
Завертелось,
Закружилось
И помчалось колесом?
(В смысле ницшеанского
вечного возвращения или
буддийского кармического ужаса,
дурной бесконечности —
вообще всякой безысходности.)

Гностицизм
За солипсизмом,
Солипсизм
За атеизмом,
Атеизм
За гностицизмом,
Деррида
за
М. Фуко

(Деррида здесь помещен
более для шутки,
М. Фуко – более для рифмы) —

Всё вертится
И кружится,
И несется кувырком!..

Вдруг из сей всемирной склоки
Позабытый, чуть живой,
Возникает древний Логос
И качает головой:

«Ах ты, гадкий, ах ты, грязный,
Безобразный греховодник!
Ты чернее фарисея
(вариант —
ты наглее саддукея),
Полюбуйся на себя:
У тебя на сердце злоба,
На уме одна стыдоба,
Пред тобой такие виды,
Что сбежали аониды,
Аониды, пиэриды
Убежали от тебя.

Рано утром на рассвете
Умиляются мышата
И котята, и утята,
И жучки, и паучки.

Ты один не умилялся,
А кичился и кривлялся,
И сбежали от кривляки
И утехи, и стихи.

Я – великий древний Логос,
Коим созидался мир,

Форм предвечных Устроитель,
Слов и смыслов Командир!

Если я тебя покину,
Отзову моих солдат,
В эту комнату иные
Посетители влетят,
И залают, и завоют,
И зубами застучат,
И тебя, дружок любезный,
Не пройдет пяти минут —
Прямо в бездну,
Прямо в бездну
С головою окунут!»

Он ударил в медный таз
(коим, по мысли лирического героя,
все накрылось)

И вскричал: «Кара-барас!»
(В каком смысле? Непонятно)

И сейчас же угрызенья,
Сожаленья и прозренья
Принялись меня терзать,
Приговаривать:

«Судим, судим дезертира
За побег от Командира,

За отказ ему служить —
Жить, жить, жить, жить!
Дорожить и не тужить!»

Тут либидо подскочило
И вцепилось промеж ног,
И юлило, и скулило,
И кусало, как бульдог.

Словно от бейсбольной биты,
Я помчался от либидо,
А оно за мной, за мной
По юдоли по земной.

Я к Эдемскому детсаду,
Перепрыгнул чрез ограду,
А оно за мною мчится,
Застит вещие зеницы.

Вдруг навстречу мой хороший,
Шестикрылый Серафим.
И презрительные рожи
Корчит Пушкин рядом с ним.

«Ну-ка живо – виждь и внемли!»
Возглашает Серафим.

А потом как зарычит
На меня,
Как крылами застучит
На меня:

«Ну-ка, братец, не дури,
Говорит,
И спасибо говори,
Говорит,
А не то как улечу,
Говорит,
И назад не ворочусь!»
Говорит.

Как пустился я по улице
бежать,
Прибежал к Порогу Отчему
опять.

Смысла, смысла,
Смысла, смысла
Домогался и молил,
Копоть смыл
И суть отчистил,
Воск застывший отскоблил.

И сейчас же краски, звуки,
Зазвучали в тишине:
«Восприми нас, глупый злюка,
осторожней и нежней!»

А за ними и стишок:
«Сочини меня, дружок!»

А за ними и Эрот
(оставляем рифму «в рот»!)

Вот и книжка воротилась,
Воротилася тетрадь,
И поэтика пустилась
С метафизикой плясать.

Тут уж Логос изначальный,
Коим созидался мир,
Хора древнего Начальник
Слов и смыслов Командир,
Подбежал ко мне, танцуя,
И, целуя, говорил:

«Вот теперь тебя люблю я,
Вот теперь тебя хвалю я!
Наконец-то ты, сынуля,
Логопеду угодил!»

Надо, надо Бога славить
По утрам и вечерам,

А нечистым
Нигилистам

(вариант —
а засранцам —
вольтерьянцам) —

Стыд и срам!
Стыд и срам!

Да здравствует Истина чистая,
И Красотища лучистая,
Истое наше Добро,
Вечное наше перо!

Давайте же, братцы, стараться,
Не злобиться, не поддаваться
В тоске, в бардаке и во мраке,
В чумном бесконечном бараке —

И паки, и паки,
И ныне и присно —
Вечная слава —
Вечная память —
Вечная слава
Жизни!

Подымайте
Медный таз!

С нами Бог! Кара-барас!