Николай Ильин - Океан. Выпуск одиннадцатый
Сейчас на висящей перед командующим карте на трассе Северного морского пути были обозначены красными флажками места, где на восемь ноль-ноль находились оба важнейших конвоя — восточный и западный, безопасность плавания которых должен был обеспечить флот. Корабли западного каравана в составе «ЭОН-18» и девятнадцати транспортов, сопровождаемые четырьмя ледоколами, двигались к проливу Вилькицкого со стороны моря Лаптевых. Но были еще далеко. Второй, восточный караван, ведомый ледоколами «Красин» и «Ленин», отстаивался на якоре в юго-восточной части пролива. Можно было предположить, что если вражеский рейдер знает о движении этих караванов, то именно здесь, в узкостях пролива, он и попытается нанести свой удар.
— Степан Григорьевич, — приказал Головко начальнику штаба флота. — Передайте еще раз предупреждение командирам обоих конвоев. И пусть Кузнецов немедленно доложит мне результаты воздушной разведки. От нее зависят все наши действия.
Едва за Кучеровым затворилась дверь, как позвонил командующий военно-воздушными силами флота.
— Пролив Вилькицкого и прилегающие к нему районы закрыты густым туманом, — докладывал он. — Мои разведчики вынуждены были вернуться.
— И опять ни с чем?
— Выходит так, товарищ командующий, — с трудом сдерживая обиду, согласился Кузнецов. — Погода есть погода. Сквозь туман еще не научились видеть.
— Недаром говорят: «Где начинается авиация, там кончается порядок», — в сердцах сказал Головко и, прикрыв трубку ладонью, обращаясь к сидящему тут же в кабинете члену Военного совета Николаеву, пояснил: — До сих пор не могут ничего обнаружить, печенеги. — Несколько минут Головко молчал, тяжело облокотившись о стол, механически приглаживая свои волнистые, с заметной проседью волосы, потом резко бросил в трубку: — Вы лично отвечаете мне за обнаружение рейдера. Что? Это ваше дело. Посылайте еще или летите сами. Рейдер должен быть обнаружен.
Домой в эту ночь командующий не поехал и лег спать в небольшой спаленке, устроенной тут же, позади рабочего кабинета.
КАКОГО ДЬЯВОЛА ОНИ НЕ СПУСКАЮТ ФЛАГ?
Восемнадцатиузловым ходом «Адмирал Шеер» шел по Карскому морю в направлении пролива Вилькицкого. Холодная вода вокруг казалась серой, неприветливой. Накануне с обеда задул норд-ост. Резкий студеный ветер, бивший в лицо тысячами ледяных иголок, нес непрерывные снежные заряды и какой-то странный запах, казавшийся Больхену запахом смерти. Этот запах рождался здесь же неподалеку, в затерянных ледяных полях за Полярным кругом. Сейчас на орудийных башнях, на палубных надстройках ослепительно белел только что выпавший снег. Вокруг было пустынно, тихо. Только легко подрагивала палуба от работы мощных двигателей.
Еще задолго до входа в пролив стал встречаться дрейфующий лед, а вскоре на горизонте показался и паковый. С возрастающим беспокойством Больхен то и дело поглядывал в бинокль в сторону горизонта, где все явственнее и пугающе виднелись ледяные поля.
Рядом с ним на мостике находился имевший опыт полярного плавания в этих широтах обер-лейтенант Старзински.
— Форма и окраска льда для опытного полярника говорят о многом, — рассказывал он. — Вот видите — на подветренной стороне льды более компактны. Пробивать их трудно и опасно. Лучше это делать с наветренной стороны.
Больхен молча слушал его, но тревога в душе не исчезала.
Посланный сегодня самолет для уточнения координат замеченного вчера русского конвоя вернулся быстро, на этот раз ничего не обнаружив.
— Пролив Вилькицкого свободен ото льда, — доложил наблюдатель. — Но караван исчез.
— Куда исчез? Провалился в преисподнюю? — рассердился Больхен.
— Не могу знать, — ответил наблюдатель. — Дальше лететь было бессмысленно из-за густого тумана.
Больхен привык доверять своим предчувствиям. Он даже втайне считал, что в этом отношении обладает какой-то мистической силой. Сколько раз уже они не обманывали его. А сегодня у него были дурные предчувствия. Кажется, они начинают сбываться. Нужно было спешить в этот проклятый пролив, в узкостях которого он должен подстеречь оба каравана. Если верить данным авиаразведки, его ждала богатейшая добыча — три эсминца, пять линейных ледоколов и почти тридцать транспортов! Такой улов стоит любого риска.
Больхен посмотрел на море. Видимость была неважной. Над водой повисла густая дымка. Если бы к моменту атаки видимость улучшилась, он мог бы в полной мере использовать преимущества главного калибра. Одиннадцатидюймовые орудия имели дальность стрельбы более двухсот кабельтовых. «Адмирал Шеер» расстреливал бы русские ледоколы и суда, находясь за пределами дальности стрельбы их орудий.
— Прибавьте ход до двадцати четырех узлов, — приказал он, и вахтенный офицер послушно передвинул ручки телеграфа вперед.
На палубе готовился к очередному вылету на разведку маленький юркий «Арадо». Матросы лебедками оттягивали толстые резиновые тросы, прикрепленные к катапульте. Командовал ими унтер-офицер Арбиндер. Он метался от одной лебедки к другой, бранился, как грузчик на берлинском рынке. Лепил направо и налево затрещины. Потом дал пинка вертевшемуся тут же у лебедок матросу Кунерту, да так сильно, что тот отлетел к самому борту, и довольно захохотал.
— Запомни, малыш, — крикнул он Кунерту. — Ты на борту лучшего корабля Германии, а не на корыте, где ты плавал до этого.
Взревел на полных оборотах мотор «Арадо». Техник резко сдвинул рычаг, удерживающий машину на месте. Катапульта выстрелила, и самолет сорвался с палубы.
Больхен с надеждой смотрел на маленькую, быстро удаляющуюся на восток точку. Теперь многое зависело от того, что принесет ее экипаж.
Как назло, море и небо стало быстро заволакивать густым, словно молоко, туманом. Пришлось сбавить ход, убрать внутрь выступающий обтекатель гидролокатора. Сейчас корабль шел проливом Вилькицкого.
Из ходовой рубки Больхен быстро поднялся наверх, прошел через дверцу левого борта под козырек ходового мостика и взобрался в свое кресло впереди компасной площадки.
— Воняет, как на лейпцигском вокзале, господин капитан первого ранга, — сказал сигнальщик.
Сигнальщик был прав. В сыром воздухе действительно чувствовался запах дыма. Значит, русские суда были где-то совсем рядом.
Часа через полтора туман стал рассеиваться. С правого борта видимость улучшилась настолько, что открылся чистый горизонт. В другой же его части все по-прежнему было затянуто густой завесой дождя. Судов конвоя видно не было. Наконец, когда дальнейшее ожидание стало невыносимым, в воздухе послышалось стрекотание возвращающегося самолета. «Арадо» промчался низко, над самой мачтой, и тяжело плюхнулся в воду. И сразу же все услышали треск раздираемого о льдину поплавка. На глазах столпившегося на палубе экипажа «Арадо» накренился и стал медленно погружаться в воду.
— О, доннер веттер! — не сдержавшись, крикнул Больхен. — Эти идиоты угробили единственный самолет! У меня даже нет желания их спасать.
Спущенный с борта баркас подобрал из воды обоих авиаторов и удерживал на плаву поврежденный самолет.
— Отремонтировать «Арадо» невозможно, — доложил старший офицер. — Летчик не заметил небольшой льдины. Что прикажете делать?
— Затопите его к черту!
Да, недаром его тревожили сегодня дурные предчувствия. Теперь они остались совершенно без глаз, как слепые щенки. Установленный на корабле перед самым выходом, наскоро созданный в экспериментальных мастерских радар был весьма несовершенен, часто выходил из строя. Его показания он практически не мог принимать всерьез. И эта дьявольская «V-455», от которой они могли бы получить такие необходимые сейчас сведения о караване, куда-то запропастилась.
— Мне необходимо знать, где русские конвои и как пройти к ним, не рискуя быть затертыми во льдах, — говорил он старшему офицеру. — Не могли же оба каравана провалиться сквозь землю. Сейчас для всех нас это главная и единственная задача.
— Служба «В» делает все возможное, но русские кодируют свои переговоры, и радиоперехват не приносит пользы.
Больхен задумался.
— Придется захватить одну из ближайших полярных станций. У нее мы узнаем ледовую обстановку и получим коды. Другого выхода нет.
— Или судно, если оно встретится на пути у нас, — добавил обер-лейтенант Старзински. — Кстати, у него наверняка будут и точные карты.
Лишившись самолета, не зная месторасположения конвоев и опасаясь ухудшения ледовой обстановки в проливе, Больхен решил отказаться от атаки караванов и приказал лечь на курс зюйд-вест в направлении островов архипелага Норденшельда.
Был полдень, время обеда. Больхен спустился к себе в салон и прошел в кают-компанию. На переборке, прямо напротив его кресла, висел большой в золоченой раме написанный маслом портрет адмирала Шеера. Широкие кустистые брови на загорелом лице, острый взгляд недобрых светлых глаз. Больхену казалось, что старый адмирал неодобрительно смотрит на него, будто говоря: «Германия ждет от вас подвига. Где же ваша решительность и дерзость, господин капитан цур зее?» Он неприятно поежился и повернулся так, чтобы не видеть портрета. Что скажет его покровитель адмирал Шнивинд, если он вернется ни с чем? И как будут огорчены Юта и девочки, привыкшие считать его героем? Без аппетита Больхен съел закуску. Вестовой поставил перед ним тарелку его любимого супа с мучными клецками. Внезапно в дверях кают-компании остановился рассыльный.
