Михаил Цетлин (Амари) - Цельное чувство
Другой выдающийся член Союза <Благоденствия>, князь Трубецкой, высокий, рыжеватый человек, с длинным носом и длинными зубами, похожий слегка на англичанина и вместе на еврея, был храбрым офицером умным и образованным человеком, не чуждым, однако, доктринерски-легковесного, аристокартически-кокетливого радикализма. Состояние здоровья, последствия ран, полученных на войне, заставили его уже весной 1819 года уехать на два года за границу, где он женился на молодой, милой, очень богатой и не очень красивой графине де Лаваль. Эта женитьба давала захудалому князю богатство и связи (он становился зятем австрийского посла Лебцельтерна). Связи он постарался использовать для осведомления Общества обо всем, что делается в правительственных и придворных кругах (С. 41).
В день восстания
диктатор князь Трубецкой в жалкой нерешительности бродил вокруг площади (Николай заметил его на мгновение близ здания Главного Штаба), потом пошел присягнуть, потом укрылся у своего зятя, австрийского посла Лебцельтерна, в доме посольства. Так, в один и тот же день изменил он и Николаю и своим товарищам по Обществу, как бы в доказательство того, что «храбрость солдата не то же, что храбрость заговорщика». Ни наград, ни возможности победы, ни даже славной гибели не сулит она, а только верную смерть и позор (С. 202).
Искупление
1. Утро ареста. С. 21–23. Впервые: Дни (Берлин). 1923. № 139. 15 апреля. С. 9. П. Пильский отметил это стихотворение как лучшее в сборнике (П<Пильский П> «Кровь на снегу» // Сегодня. 1939. 3 июня. № 152. С. 8).
2. Ночное посещение. С. 24–26. В стихотворении запечатлен исторический эпизод посещения Николаем I в каземате Петропавловской крепости одного из руководителей Декабрьского восстания Александра Михайловича Булатова-старшего (1793–1826). Участник войны 1812 г., во время которой он отличился своим мужеством (награжден орденом св. Владимира 4-й степени с бантом, орденом св. Анны 2-й степени и золотой шпагой с надписью «За храбрость»), Булатов стал членом Южного, а затем — Северного общества и был избран помощником диктатора С.П. Трубецкого. Во время восстания оказался в нескольких шагах от Николая I, но выстрелить в него не решился. Впав в тюрьме в глубокое отчаяние, разбил голову о стены камеры, после чего был доставлен в Военно-сухопутный госпиталь, в котором и скончался. И чувствует весь… — П. Пильский писал об этом выражении как не совсем удачном (<Пильский П > «Кровь на снегу» // Сегодня. 1939. 3 июня. № 152. С. 8).
3. Письмо Каховского императору. С. 27–28. Впервые: Окно. 1923. № 2. С. 263–265 (под названием «Письмо Каховского»), Включено в кн.: На Западе: Антология русской зарубежной поэзии / Сост. Ю. Иваск. Нью-Йорк: Изд. им. Чехова, 1953. С. 12–13. Анализ этого стихотворения см.: Кудрявищий А. Стихотворение Михаила Цетлина (Амари) «Письмо Каховского императору» — один из первых верлибров русского зарубежья // Вчера, сегодня, завтра русского верлибра: Тезисы научной конференции. М., 1997. С. 13–14. Петр Григорьевич Каховский (1799–1826) был избран декабристами на роль цареубийцы в день восстания. 14 декабря он убил на Сенатской площади петербургского генерал-губернатора Милорадовича и полковника Стюрлера, ранил офицера из свиты, но нового царя убить не решился. Был в числе пяти казненных декабристов. Из каземата Петропавловской крепости в феврале-апреле 1826 г. Каховский написал несколько писем царю и генерал-адъютанту Левашеву (см.: Из писем и показаний декабристов: Критика современного состояния России и планы будущего устройства / Под ред. А.К. Бороздина. СПб.: Изд. М.В. Пирожковой, 1906. С. 3–32 — далее указаны только страницы); стихотворение Цетлина по существу представляет собой некую «сборную цитату» из них. Не о себе хочу говорить ~ одна мысль о пользе оного питает мою душу — Каховский так начинал одно их своих писем (от 24 февраля 1826 г.): «Согретый пламенной любовью к отечеству, одна мысль о пользе оного питает душу мою» (С. 3). Я за первое благо ~ для блага общего — Ср. в письме Каховского от 19 марта 1826 г.:
Я первый за первое благо считал не только жизнью, честью жертвовать пользе моего отечества. Умереть на плахе, быть растерзану и умереть в самую минуту наслаждения — не все ли равно? Но что может быть слаже, как умереть, принеся пользу? Человек, исполненный чистотою, жертвует собой не с тем, чтобы заслужить славу, строчку в истории, но творить добро для добра без возмездия. Так думал и я, так и поступал. Увлеченный пламени любовью к родине, страстью к свободе, я не видал преступления для блага общего (С. 23).
Конституция — жена Константина… сердца всех сословий: «Свобода» — Ср. в письме Каховского от 24 февраля 1826 г.:
Несправедливо донесли Вашему Превосходительству, будто бы при восстании прошлого 14-го числа Декабря месяца кричали: да здравствует конституция, и будто народ спрашивал, что такое конституция, не жена ли Его Высочества Цесаревича? Это забавная выдумка! Мы очень знали бы заменить конституцию законом и имели слово, потрясающее сердца равно всех сословий в народе: свобода! Но нами ничто не было провозглашаемо, кроме имени Константина (С. 16–17).
Жить и умереть для меня ~ никто не в силах — Ср. в письме Каховского от 19 марта 1826 г.:
Жить и умереть для меня почти одно и то же. Мы все на земле не вечны; на Престоле и в цепях смерть равно берет свои жертвы. Человек с возвышенной душой живет не роскошью, а мыслями — их отнять никто не в силах! (С. 23).
Свобода ~ теплотвор жизни — Ср. в письме Каховского от 24 февраля 1826 г.:
Свобода, сей светоч ума, теплотвор жизни! была всегда и везде достоянием народов, вышедших из грубого невежества. И мы не можем жить, подобно предкам нашим, ни варварами, ни рабами (С. 11).
Слова Каховского о свободе как «теплотворе жизни» Цетлин вынес одним из эпиграфов ко 2-й части романа «Декабристы» — «Четырнадцатое декабря».
4. Сперанский. С. 29–30. Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839), государственный деятель; ближайший советник Александра I (с 1808 г.), автор проекта либеральных преобразований в России, инициатор создания Государственного совета (1810). Ия сужу их ~ казнь, тюрьма, острог — Сперанский был назначен Николаем I членом суда над декабристами; в романе Цетлин назвал это назначение «пыткой предательством», которой Сперанский вынужден был подчиниться (С. 279).
5. Наташа Рылеева. С. 31–32. Впервые: Окно. 1923. № 2. С. 270–271. Наталья Михайловна Рылеева (урожд. Тевяшева; 1800–1853), жена декабриста К.Ф. Рылеева, который познакомился с ней в доме ее отца — острогожского помещика М.А. Тевяшева, будучи репетитором Двух его дочерей — сестер Тевяшевых. 22 января 1819 г. они обвенчались (в браке родились дочь Настя и сын Александр, умерший в младенчестве). Вторым браком была замужем за Г.И. Куколевским.
6. Ночь перед казнью. С. 33–34. «Вы не споете ли нам, Муравьев? ~ вы поете» — Сергей Иванович Муравьев-Апостол (1796–1826), подполковник, один из вождей декабристского движения и главных деятелей Южного общества. 29 декабря 1825 г. поднял восстание в Черниговском полку, захватил город Васильков и двинулся на Житомир 3 января полк окружили правительственные войска и обстреляли картечью. Муравьев-Апостол был схвачен и в июле 1826 г. по приговору суда повешен в числе пяти декабристов. Ср. в романе «Декабристы»:
Новый сосед Андреев попросил Муравьева спеть. Муравьев запел по-итальянски, и звук его тенора раздался в ночном воздухе. Никто не прекратил пения. Все слушали. Постепенно все стало затихать (С. 297).
«…Но не сорваться б ~ на эшафоте…» — Каламбур Цетлина, который обыгрывает в слове «сорваться» известный эпизод казни декабристов, когда трое из них сорвались с петель. В «Декабристах» эта сцена описана следующим образом:
Их повесили на помосте по отлогому деревянному, подъему.
<…>
Но едва они заметались забились в воздухе, как веревки не выдержали тяжести тел и кандалов, и трое — Рылеев, Муравьев и Каховский, — грузно задевая за деревянный помост, упали на дно ямы. Когда к ним подбежали, они сидели на земле со связанными руками, разбитые, и тихо стонали. «Какое несчастье!» — сказал Рылеев. Мешок упал с него, у него была в крови одна бровь, кровь за правым ухом.
На мгновение все растерялись. Раздались голоса, что дважды казнить нельзя! Но уже неистовствовал военный губернатор Кутузов, распоряжался, кричал: «Вешать их, вешать скорее!» Лавки были еще закрыты, некуда было послать за веревками. В возне и суматохе прошло около получаса. Легенда приписывает казнимым много эффектных слов: «Бедная Россия! и повесить-то порядочно не умеют», — будто бы сказал Муравьев. Но хочется думать, что эти ужасные полчаса они были в полузабытьи. Едва ли крикнул Рылеев Кутузову: «Гнусный опричник тирана! Отдай палачу свои аксельбанты!» Едва ли сказал он: «Мне нечего не удавалось в жизни, даже умереть», и прекрасную фразу: «Я счастлив, что дважды умру за отечество». Он не сказал этого, но он умер дважды (С. 301–302).
