Эльвира Бочкова - Путь к дому
На всех,
Кто его отпоёт.
Как горел самолёт
Вряд ли кто-то
Из смертных увидел.
Эти горькие слёзы
Глотались древесным дуплом.
…Дым над лесом идёт –
Полосою – как ветер подвигнул…
Эти горькие слёзы
Судьбой обернутся потом.
Ни гвоздики, ни даже надгробье из лилий
Ничего не изменят, –
И крови пролитой вскипать!..
…Дым над лесом рассеян –
К земле притулился обильной,
Только время летит –
И полёта его не унять.
* * *
Обесточить лучей перекрестье
В полдень режущим крыльям: стрижу.
…Впрочем, рифме, – привидится если, –
Словно суженой рыцарь, служу.
Ты зачем в это утро приходишь?
Словно птица, ты рвёшься в окно,
По стеклу клювом чувственным водишь –
И рисуешь в мороз полотно.
Провела – и осталась за гранью
Этой жизни, что только моя,
Обозначена старой геранью,
Чьи от старости ржавы края.
Голос твой в дом теперь не впускаем –
К одиночеству след привыкать:
Успокоены крепостью-раем
Муж, отец и сердешная мать.
Крылья памяти –
Бабочки лета
Навещают сиротский мой кров.
Вся свеча восковая раздета –
Улеглась, словно холод веков.
ДОЛГИЙ РАССВЕТ
Расстанусь с тем, что так хотела
Себе на радость приобресть.
Зима с дождями – пролетела
И в Лету канула,
Как весть
О приходящем потепленье –
Весне в жасминовом цвету…
В рассвете, длящем сновиденье,
Есть темь в ненашенском порту.
Туман тягучий. И – безлюдно.
И – вдруг опустит теплоход
Гудок в бесчувственное утро,
Как в глубь опустит эхолот.
А после – тёплый, востроносый,
Кутёнком тычется в туман,
Покуда в шторм – многоголосый! –
Его не примет океан.
ПРЕДНОВОГОДНЕЕ
…И выпадет несколько дней в декабре,
Когда ты, пожалуй, бессильна
Над жизнью корпеть в откровенной дыре,
Стенать в результате бессилья.
И ноги во двор, тяжелея, «нейдут» –
Им дома теплей и вольготней.
Им снова подъём, словно в лестницу, крут –
На площадь к толпе новогодней.
Ах, если б текла откровенная речь
О ёлочках, этой соседках,
Тогда бы казалось, что время
Отсечь
От прочего
Ложь на прищепках.
* * *
Хрустели б яблочки, – ан нет! –
Как прежде, на зубах!..
…Шафран, китаечка, ранет
Во сне скрипят, впотьмах.
Был сад, его кормила жизнь,
Где тренькал соловей.
Не затмевали трели высь –
Держались, верь, корней.
И воздух за ночь был сгущен:
И чтó, что в горле ком?!
Из тех, в бессоннице времён,
В сегодня – прямиком?
В сегодня – в зарево свобод
От предков, от корней?
…Живёт в земле всё тот же крот,
Но в нору вход – видней.
романс
При встрече с прошлым не страшись
Недолговечности покоя.
Твой день – длинней,
короче – жизнь
В обновках нового покроя.
И утро раннее
встаёт
Над обезвоженным курганом,
Что в мае маками цветёт,
Не позаботившись о главном.
Когда на выдохи вершин
Звезда полночная стремится,
Курган с Вселенною – един,
Но в ней не хочет раствориться.
О крыльях хищного орла,
Что закрывали солнце полдня,
Не говорит ей…
И цела
Она с рожденья по сегодня.
* * *
Начинается странно зима:
Изнуряют без снега морозы.
Прячет глянец закат,
и весьма
Горожане в пробежках нервозны.
Был бы снег, был бы город светлей.
Отличался бы вечер от ночи.
…Снится вечеру свет-снеговей,
Что распахнут над сумрачной рощей.
Вся просвечена разом, до дна.
Копит роща последние росы:
Словно роще дана седина,
Что отводит от сердца морозы.
ОБЫДЕННОСТЬ
Сказалась обыденность ливня:
Размыло дорогу назад.
Туда возвратиться бессильна,
Где крыши занёс снегопад,
Где билась с засильем пространства
Зима с человечьей тоской
За прихоть бескрылого царства
Змеиться дымком над трубой.
* * *
Себе он не враг, да и мне не чужой:
Над садом – февраль в белом плаче.
Печальные сосны потравлены ржой,
Но память о вечности нянчат.
С корявой сосны восковая свеча
Свалилась, как голенький птенчик,
Покинув гнездо впопыхах, сгоряча,
Чтоб жизни большой не перечить.
В крапиве, в росинках жемчужных –
Прыг-прыг! –
Как дань одичавшему саду…
Ну вот и допрыгался! –
С далями встык
Поставил Всевышний преграду.
Сосна – словно крепость!
Как кладка, кора:
Вся в трещинах, шрамах,
И мхами
Она поросла, чтоб размах топора
Её не сожрал с потрохами.
* * *
Без причин разгулялся февраль:
Всё занёс дармовыми снегами.
Ни пройти, ни проехать…
И жаль,
Что задорно махал кулаками.
Если б падал, зимой припасён,
С неба снег, что не вздыбила вьюга,
Простояла б всю ночь у окóн,
Никакого не слышала б стука.
И метался б у крепкой двери́
Путник, стук чей в ночи захлебнулся.
…И кричала б душа: «Отвори!
Нет пути, – потому и вернулся…»
* * *
Сейчас едва ли словесами
С утра бряцаю, как тогда,
Когда за тёмными лесами
Была полынь… да лебеда,
Когда на солнечной опушке
Мрут земляники огоньки,
И – лишь песок, весь-весь в ракушках,
Плывёт, как берег, вдоль реки.
Как пахло сонною водою,
Что сохраняла в полдень глубь!
…В леса ныряла с головою, –
Я знала: выйду где-нибудь.
Но возвращалась к той же мели,
На коей остов лодки был
Уже таким, пришедшим к цели:
Уже без вёсел, то есть крыл.
* * *
Настанет тишь –
И будет больно
О жизни думать, –
И тогда
Пусть сгинет в глуби колокольня,
Пусть сгинет в сумраке вода!
И – нет реки,
И – нет желанья
С крутой тропы
Спуститься к ней.
Лихие ветры мирозданья
Укрылись в клине журавлей.
* * *
Подберётся ноябрь к зиме?
Или, может, наоборот?
Кружевной – всей в цветах – тесьме
Свесить ножки с резных ворот.
Взглядом поверху я пройдусь:
Ненаглядная красота!
…А рябина сладкá на вкус –
Как бы враз досчитать до ста,
А потом, поднимаясь ввысь,
Вдруг увидеть, как облака
Солью тот посыпают мыс,
Что песку отдала река.
* * *
Всё дальше, дальше от меня:
Сам перекрыл пути к спасенью.
Считай, не вынес ты огня –
Огня порывов к исцеленью.
Лицо от глаз немилых скрыть.
И скрыть потоки раздраженья
От той, которой, может быть,
Судить-рядить ещё не время.
Ах, как измучен жизнью он!
В быту семейном – неполадки.
О том, что жизнью правит он,
Пусть будут женские догадки.
Эгоистичен и жесток,
Он о себе распустит слухи,
Что выбрал всё ж не тот шесток,
Когда в печи огни потухли.
И станет радостно вещать
Бесстрастным к жизни
о калеке,
На ком поставлена печать
Страдальца в диком-диком веке.
* * *
Не поощряй, душа, бурленья
Ручьёв бессонных сквозь снега:
Сама проявишь тайну тленья –
Она былому дорога.
Ковёр из листьев был – и нету:
Поблёк рисунок золотой.
И клён, пустив свой пыл по вéтру,
Притих под снежною пятой.
В кровь молодых воспоминаний
По мере возраста, забот
Войдёт из области преданий
Нетленный образ с мёдом сот.
Не домик, слепленный из воска, –
Запомнит лишь укусов зуд
Душа без кожи:
Хлеб подростка,
Покуда струпья не сойдут.
* * *
Доверие к миру уже рассосалось,
Как боль, от которой
Вся жизнь нестерпима.
Душевная липнет
К неверью усталость –
Её не прогонишь:
Мешает морщина.
Она глубокá
И твой лоб рассекает,
Скорее, на двé,
Но неравные части.
Одна – в облаках
Постоянно витает,
Другая – в реке:
Тянет нá берег снасти.
И – облачко малое
Будет грозою.
Потянется малое к малому чутко –
И снова грома,
Как угрозу покою,
Рождают разряды всех молний рассудка.
* * *
Ещё весны негромок гул –
Глубокий снег все звуки глушит,
Как будто город обнаружит,
Что он не вовремя заснул.
Кругла луна и ночь тиха.
И ты живёшь в ночном пространстве.
…В насколько новом государстве,
Тут – лучше прозой – для стиха.
Похуже – голос суеты
О том, что проза ищет пищу.
