KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Поэзия » Авраам Шлёнский - Избранные стихи

Авраам Шлёнский - Избранные стихи

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Авраам Шлёнский, "Избранные стихи" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

ДЕНЬ И НОЧЬ /Перевод Р. Баумволь/


Плоть внимает Дню,

кровью же властвует Ночь.

Этот разлад, словно бездну,

— не превозмочь.


Не избавиться крови от цели своей,

не помогут ни боги, ни гномы.

День — квадрат с парой глаз. Ночь — иная совсем,

и взирает на мир по-иному.


Перевод Р. Баумволь


ДЕНЬ И НОЧЬ /Перевод В. Горт/


Плоть внимает дню,

а кровь внимает ночи.

Вот и все.

И понимай, как хочешь.


У крови — рок, судьба, стезя.

И тут башки бессильны меднолобые.

У дня квадратного свои глаза.

У ночи — глаза особые.


Перевод В. Горт


НА УХО РЕБЕНКУ /Перевод Р. Баумволь/


Не вымысел это, не сказка из книжки

для малых детей, а глава бытия.

Живали-бывали однажды парнишки.

Одним из парнишек, представьте, был я.


Что годы промчались, не я в том повинен.

Ведь стать пожилым — это участь, не цель.

Я детство провел в степной Украине —

земле среди многих галутских земель.


Яркон и Киннерет — душа наших песен,

которые мы вдохновенно поем.

Но Днепр Украины, он тоже чудесен,

и сложено множество песен о нем.


Он ластился каждой волной своей зыбкой,

он хлебом насущным впитался в меня,

и мне золотою мерещилось рыбкой

днепровское солнце высокого дня, —


Когда не понять — где конец, где начало,

кто в ком отражается — не разберешь.

Ты неводом руки раскинешь, бывало,

и ловишь лучей золотистую дрожь.


Но сладкую грусть передать мне едва ли,

что сумеркам на Украине дана.

О, как они детское сердце пленяли,

когда я в те дали смотрел из окна!


А сумерки были как тайна, как чудо.

Писал я для взрослых об этом не раз.

Но взрослый лишь ясное ищет повсюду.

Не любит он тайн. Вся надежда на вас...


От взрослых услышишь: чудак ты, однако!

Мнишь времени вспять повернуть колесо...

А вам-то понятно, что можно заплакать

без всякой причины. Взгрустнулось, и все.


Прислушались люди к поэту большому,

когда он сказал, непомерно грустя:

«О, Господи! Мир Твой подобен Содому,

покуда одно хоть рыдает дитя».


Немало ночей пережил я ребенком,

когда колотили прикладами в дверь.

И вечером, как постучат ко мне громко,

запрыгает сердце даже теперь.


Любил у Днепра я ходить вечерами:

один, завороженный, словно во сне.

Ведь это случалось, наверно, и с вами:

вас что-то пугает и тянет вдвойне.


Мне было до трепета страшно и странно:

вот день вдруг в небесном просторе иссяк,

вот солнце скатилось кровавым бараном —

и ангелом Божьим спасен был Исаак...


Сплетались деревья в узоры тугие.

Тут жертвенником разгорались одни,

а там богомольно качались другие

деревья, которые были в тени.


Но хлопчик Михаиле, хоть рядом стоял он,

а чуда великого не замечал, —

что небо час вечера благословляло,

что шепот Днепра как молитва звучал.


Всплывала луна, как субботняя хала,

а небо мерцало пучками огней, —

как свечи, которыми мама встречала

субботу — особенный день среди дней.


А в ночь посветлее нужна была малость —

и вот уже Днепр семисвечья зажег...

луна тогда яблоком мне казалась,

насаженным в Симхат Тора на флажок.


Но я не забуду той ночи ужасной —

о, Днепр! Твое вдруг потемнело чело.

Теченье схватило луну, что погасла,

как мертвую птицу, ее понесло...


Рыдающий город представить вам трудно —

когда не спасает, что дверь — на засов.

На улицах гулких темно и безлюдно.

Погромщиков топот и вопль беглецов...


О прошлом вы знаете только по книгам,

со страшных пророческих слов «ма милейл»[14],

на мне же те ночи — подобно веригам,

и память воздвигла в душе мавзолей.


Я страхами в детстве обязан погрому,

и я повторяю полвека спустя:

о, Господи! Мир Твой подобен Содому,

покуда одно хоть рыдает дитя.


Перевод Р. Баумволь


МОИ БЕЗРАССУДСТВА /Перевод Р. Баумволь/


Я помню, зеленели дерева —

все — по своим законам, для себя,

в любви к самим себе.

И шелест их был полон сам собой.

А я воображал —

все это для меня.

Я помню, высились дома, дома...

И улица была —

мозаика из лоскутков.

Был свой незыблемый закон чередований,

и гнет квартплаты и привязанности к месту.

А я воображал:

ко мне,

ко мне,

ко мне

красоты города наперебой взывают.

И также радости —

они отмерены. И что там ни стрясись —

лишь вспышка случая, что гаснет на лету.

Из глаз, что вовсе не желают плакать, —

соленая слеза.

А я воображал,

что барабаны бьют ради меня,

что не воскликни я: «Да будет радость!»,

не прозвучал бы ни один напев.

И муки помню я:

в одной руке Творца небесная палитра,

таблица умножения — в другой...

И сочетались как-то вкус и цвет,

что в кусе хлеба,

и в куске холста,

и в безыскусственности слов ребенка.

Союз извечен между «да» и «нет».

И нет такого пиршества души,

что не стремится к своему концу.

А я воображал — всё для меня.

Мне думалось: моя ведь это песня

и добровольно я ее пою —

так мне казалось

в простоте душевной, —

что мне и только мне

овации, хвала и все на свете,

где каждый предоставлен сам себе.

О,горе,

о, блаженство

безрассудства!

Я вспоминаю с нежностью о вас.


Перевод Р. Баумволь


СУББОТНИЕ ЗВЕЗДЫ /Перевод Р. Баумволь/


Высок, спокоен свет субботних звезд.

А ты грустишь...

Печаль твоя — сегодня святотатство.

Как если бы ты свечи погасил,

зажженные рукою матери.

Молчания ты дал обет.

Но ведь молчание — настой из всех речей,

как мед — душа бесчисленных цветов.

И как пейзаж, где речка, лес и взгорье,

в отдельности и вместе между тем,

живут не споря.

Так будь и ты в ладу со временем своим.

Иди спокойно, как течет поток,

вмещаясь в берега и изливаясь в море.

На берегу — там дети лепят, строят

из влажного песка.

Там раковина — ей не нужно слов —

тебе нашепчет на ухо все тайны

прибоя и отлива.

Высок, спокоен свет субботних звезд.


Перевод Р. Баумволь


СУББОТНИЕ ЗВЕЗДЫ /Перевод М. Борисовой/


Спокоен свет больших субботних звезд.

А ты печален...

Печаль твоя сегодня — святотатство,

как если бы ты погасил все свечи.


Ведь ты молчанием наполнил рот,

молчанье же — есть сущность всех речей,

как мед — есть сущность тысячи цветов

и как пейзаж — есть средоточье речки,

и чащи, и холма, раздельно сущих

и в то же время —

вместе и без ссор.

Так будь един с эпохой, с поколением своим,

иди спокойно, как течет ручей,

не зная, есть ли море, но зная неизбежность берегов.

На берегу — там дети месят булки

из влажного песка.

Там раковина без помехи слов

раскроет тебе на ухо все тайны

приливов и отливов.

Спокоен свет больших субботних звезд.


Перевод М. Борисовой


КАЖДЫЙ О СВОЕМ /Перевод Р. Левинзон/


Франциск Ассизский читал свои проповеди перед зверьми и птицами, перед деревьями и камнями.


И прибрежная рыба,

И кит на просторе —

Перед притчей святого,

Перед правдой одной.

Но внимают ему,

Как меряют море:

Каждый мерой своей,

Своей глубиной.


И стервятник над падалью,

И домашняя птаха —

Перед притчей святого,

Разгоняющей тьму.

Все внимают ему,

Но от силы и страха,

От природы своей

Не уйти никому.


Всяк от страсти своей.

От души и природы,

Всяк из глуби своей

И вослед за судьбой.

И Франциск,

Освящающий земли и воды,

Говорит о своем

И ведет за собой.


Перевод Р. Левинзон


ПЕЙЗАЖ БЕЗ ЧЕЛОВЕКА /Перевод Р. Левинзон/


Все голоса без эха —

пейзаж без человека,

Все лица без улыбки —

пейзаж без человека,

И зеркало, в котором

никто не отразился,

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*