Николай Максимов - Голое небо

Не надо ни жалоб, ни злости,
Мы бродим, поем на ветру,
Но мы неуместные гости
На вашем победном пиру.

С историей можно ль лукавить?
Обдумай и мудро пойми:
Ведь право же лучше оставить
Мечтателей за дверьми.

Нам — вьюга, блужданье и случай,
Вам — праздничный строй и вино,
Но музыку века подслушать
Нам все-таки было дано.

А все-таки сегодня мы устали
От этих слов, прекрасных, как черты
На бронзовой аттической медали,
И холода высокой красоты.

И не были огнем души согреты
Чеканные канцоны и сонеты.

Конечно, я по виду с ним не схож,
Ведь не космат я и не смуглокож,
И женщины моей совсем не та
Искусно сделанная красота.

И я, любя лишь мой двадцатый век,
Держа в руках не ветвь, а легкий стек,
Хожу гулять по каменным садам, —
И все-таки я радостный Адам.

В ночи времен так долго шел он,
Первоначальный человек,
И челюстью своей тяжелой
Он перегрыз кремневый век.

Но вечный путь — его влеченье,
И ширилась его тропа,
От страха чудное леченье
Он в черепе своем черпал.

И стал он мощный и ученый —
Владыка моря и земли,
И впечатлений новых челны
Его свободнее влекли.

И в непрерывном водопаде
Впадали воды вещих рек
В просторы между узких впадин
И поднимающихся век.

И миру лучшее начало,
Познанье мощно расцвело,
И вдохновенно просияло
Большое, мудрое чело.

В удаче радостной уверен
Неулыбающийся взгляд,
И танца милого обряд
Так величав и так размерен.

Пусть говорят о ледяном
Бездушии — неверно это, —
И подлинно — душа согрета
Искусства чудным холодком.

Ничего, что движенья заучены
И что туров мне тесно кольцо,
Но внезапнее солнца за тучами
Заиграли бровей излучины,
И лицо мое стало светло.

Улыбнулся, но вы не поняли,
Что я счастье и свет принес,
Что глазами, губами, ладонями
Создан солнечный апофеоз.

В белых туниках березки,
Под веселый ветра свист,
Четко делают заноски,
Ударяя лист о лист.

Ветер звучен, как виоли,
Быстро ветка ветку бьет,
Ах, двойные кабриоли,
Замирающий полет.

А кругом — партер зеленый,
Рукоплещущий травой,
Льется щебет умиленный
С галереи голубой.

Прозрачна музыка. Рокочут арфы,
Плывут смычки и легкий, легкий стон
Ласкает слух. А я, играя шарфом,
В воздушном вихре снова вознесен.

Я тайной танца сладостно владею,
Я зарываюсь в мягкую спираль,
И мановением руки развею
Любую старую печаль.

И нет воздушней моего удела,
И шепчет дух мой телу: «Перестань
Себя считать лишь мускулистым телом,
Ты — музыкой колеблемая ткань».

Знаем, что не чудо вдохновения,
А спокойный, царственный расчет —
Это лебединое кружение,
Этот замирающий полет.

Только нас совсем не заморозили,
Хоть и веют снегом чистоты
Ваших танцев в Лебедином Озере
Безупречно тонкие черты.

Даже мимолетной и нечаянной
Нет улыбки на лице немом,
Но восторгом пламенным венчаем мы
Лебедя с высоким холодком.

Я так люблю вечерний тонкий дым,
И нескончаемый узор его полета,
Когда воздушная пьяней дремота,
А он, танцующий, — неутомим.

И словно декорация над ним
Закатная сияет позолота,
И дивно сочетанье переплета
Лиловых линий с фоном золотым.

И только мы, не улетая к ним,
За турами, которым нету счета,
Мечтательнее, пристальней следим,

Как и мечты, легко танцуя что-то
Старинное и легкое, как дым,
Нам создают иллюзию полета.

Ну что ж, улыбкой просиять
И я сумел, но мне труднее было
И делать верно туры, и взлетать,
И реять медленно и легкокрыло.

И потому, что я горел в огне
Неповторяемого вдохновенья,
Удача подлинная чудилася мне,
Но горько было отрезвленье.

И как среди невидимых тенет
Испуганное тело заметалось.
О, неудавшийся полет!
А грубая толпа смеялась.

Тревожны мы. Нам прошлого не надо.
Воспоминаний бледны голоса.
Но до чего же нам покой Эллады
Напоминают эти небеса!

Родное море — голубое благо,
И ветер, ветер — пение стихов,
И медленная цепь Архипелага
Невозмутимо белых облаков.

Ты мне всего, всего милей,
О рае ты — воспоминанье,
Ты — радостное обещанье
Любви и мира на земле.

Мне счастья лучшего не надо,
Когда ты говоришь со мной,
А в голубых глазах покой
Возлюбленной моей Эллады.

Мой голос капризен и тонок,
Мой жребий позорно-нелеп,
И я только слабый ребенок
На пиршестве мощных судеб.

Я знаю, что век мой — великий,
Что он закалился в бою,
Но я только песню мурлыкал,
Негромкую песню мою.

Мне вашего знанья не надо:
Ведь скучно оно и мертво,
И детское счастье Эллады
Мне нравится больше всего.

Я говорю о счастье и покое,
О синем времени и дальней Трое
И об ее пологих берегах.
Прибой волны — и снова, как тогда,
Разумно, счастливо и мирно,
Мы любим жизнь и строим города
И мы железные пасем стада
На вольных пастбищах всемирных.

Мы темные и буйные сыны
Той матери, чье имя современность,
А для нее — сомнительная ценность
И ваши выдумки, и ваши сны,

И это кружево певучих строф —
Ненужные развеянные крохи
Нам чуждых песнотворческих пиров,
Наследие забытых мастеров,
Последний луч отверженной эпохи.

Мы упорные рабочие и поэты,
Из тяжелых камней строим поэмы,
Облекаем звезды и планеты
В эмпирические брони — системы.

Наши формулы о материи измеренной
Заплетаем мы утонченным неводом,
Погружаем все уверенней и уверенней
В океане отдаленном и неведомом.