Владимир Маяковский - Стихи
Знаю, любовь его износила уже. Скуку угадываю по стольким признакам. Вымолоди себя в моей душе. Празднику тела сердце вызнакомь.
Знаю, каждый за женщину платит. Ничего, если пока тебя вместо шика парижских платьев одену в дым табака. Любовь мою, как апостол во время оно, по тысяче тысяч разнесу дорог. Тебе в веках уготована корона, а в короне слова мои радугой судорог.
Как слоны стопудовыми играми завершали победу Пиррову, Я поступью гения мозг твой выгромил. Напрасно. Тебя не вырву.
Радуйся, радуйся, ты доконала! Теперь такая тоска, что только б добежать до канала и голову сунуть воде в оскал.
Губы дала. Как ты груба ими. Прикоснулся и остыл. Будто целую покаянными губами в холодных скалах высеченный монастырь.
Захлопали двери. Вошел он, весельем улиц орошен. Я как надвое раскололся в вопле, Крикнул ему: "Хорошо! Уйду! Хорошо! Твоя останется. Тряпок нашей ей, робкие крылья в шелках зажирели б. Смотри, не уплыла б. Камнем на шее навесь жене жемчуга ожерелий!"
Ох, эта ночь! Отчаянье стягивал туже и туже сам. От плача моего и хохота морда комнаты выкосилась ужасом.
И видением вставал унесенный от тебя лик, глазами вызарила ты на ковре его, будто вымечтал какой-то новый Бялик ослепительную царицу Сиона евреева.
В муке перед той, которую отдал, коленопреклоненный выник. Король Альберт, все города отдавший, рядом со мной задаренный именинник.
Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы! Весеньтесь жизни всех стихий! Я хочу одной отравы пить и пить стихи.
Сердце обокравшая, всего его лишив, вымучившая душу в бреду мою, прими мой дар, дорогая, больше я, может быть, ничего не придумаю.
В праздник красьте сегодняшнее число. Творись, распятью равная магия. Видите гвоздями слов прибит к бумаге я. 1915 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
СЕБЕ, ЛЮБИМОМУ, ПОСВЯЩАЕТ ЭТИ СТРОКИ АВТОР Четыре. Тяжелые, как удар. "Кесарево кесарю - богу богово". А такому, как я, ткнуться куда? Где мне уготовано логово?
Если бы я был маленький, как океан,на цыпочки волн встал, приливом ласкался к луне бы. Где любимую найти мне, Такую, как и я? Такая не уместилась бы в крохотное небо!
О, если б я нищ был! Как миллиардер! Что деньги душе? Ненасытный вор в ней. Моих желаний разнузданной орде не хватит золота всех Калифорний.
Если б быть мне косноязычным, как Дант или Петрарка! Душу к одной зажечь! Стихами велеть истлеть ей! И слова и любовь моя триумфальная арка: пышно, бесследно пройдут сквозь нее любовницы всех столетий.
О, если б был я тихий, как гром,ныл бы, дрожью объял бы земли одряхлевший скит. Я если всей его мощью выреву голос огромный,кометы заломят горящие руки, бросаясь вниз с тоски.
Я бы глаз лучами грыз ночи о, если б был я тусклый, как солце! Очень мне н 1000 адо сияньем моим поить земли отощавшее лонце!
Пройду, любовищу мою волоча. В какой ночи бредовой, недужной какими Голиафами я зачат такой большой и такой ненужный? 1916 В.В.Маяковский. Стихотворения, поэмы, пьесы. Минск, Изд-во БГУ им. В.И.Ленина, 1977.
ВЫВОД Не смоют любовь ни ссоры, ни версты. Продумана, выверена, проверена. Подъемля торжественно стих стокоперстый, клянусь люблю неизменно и верно! 1922 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Я СЧАСТЛИВ! Граждане,
у меня
огромная радость. Разулыбьте
сочувственные лица. Мне
обязательно
поделиться надо, стихами
хотя бы
поделиться. Я сегодня
дышу как слон, походка
моя
легка, и ночь
пронеслась,
как чудесный сон, без единого
кашля и плевка. Неизмеримо
выросли
удовольствий дозы.
Дни осени
баней воняют, а мне
цветут,
извините,
розы, и я их,
представьте,
обоняю. И мысли
и рифмы
покрасивели
и особенные, аж вытаращит
глаза
редактор. Стал вынослив
и работоспособен, как лошадь
или даже
трактор. Бюджет
и желудок
абсолютно превосходен, укреплен
и приведен в равновесие. Стопроцентная
экономия
на основном расходе и поздоровел
и прибавил в весе я. Как будто
на язык
за кусом кус кладут
воздушнейшие торта такой
установился
феерический вкус в благоуханных
апартаментах
рта. Голова
снаружи
всегда чиста, а теперь
чиста и изнутри. В день
придумывает
не меньше листа, хоть Толстому
ноздрю утри. Женщины
окружили,
платья испестря, все
спрашивают
имя и отчество, я стал
определенный
весельчак и остряк ну просто
душа общества. Я порозовел
и пополнел в лице, забыл
и гриппы
и кровать. Граждане,
вас
интересует рецепт? Открыть?
или...
не открывать? Граждане,
вы
утомились от жданья, готовы
корить и крыть. Не волнуйтесь,
сообщаю:
граждане
я сегодня
бросил курить. 1929 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
ЛЮБОВЬ Мир
опять
цветами оброс, у мира
весенний вид. И вновь
встает
нерешенный вопрос о женщинах
и о любви. Мы любим парад,
нарядную песню. Говорим красиво,
выходя на митинг. На часто
под этим
покрытой плесенью, старенький-старенький бытик. Поет на собранье:
"Вперед, товарищи..." А дома,
забыв об арии сольной, орет на жену,
что щи не в наваре и что
огурцы
плоховато просолены. Живет с другой
киоск в ширину, бельем
шантанная дива. Но тонким чулком
попрекает жену: - Компрометируешь
пред коллективом.То лезут к любой,
была бы с ногами. Пять баб
переменит
в течении суток. У нас, мол,
свобода,
а не моногамия. Долой мещанство
и предрассудок! С цветка на цветок
молодым стрекозлом порхает,
летает
и мечется. Одно ему
в мире
кажется злом это
алиментщица. Он рад умереть, экономя треть, три года
судиться рад: и я, мол, не я, и она не моя, и я вообще
1000
кастрат. А любят,
так будь
монашенкой верной тиранит
ревностью
всякий пустяк и мерит
любовь
на калибр револьверный, неверной
в затылок
пулю пустя. Четвертый
герой десятка сражений, а так,
что любо-дорого, бежит
в перепуге
от туфли жениной, простой туфли Мосторга. А другой
стрелу любви
иначе метит, путает
- ребенок этакий уловленье
любимой
в романтические сети с повышеньем
подчиненной по тарифной сетке. По женской линии тоже вам не райские скинии. Простенького паренька подцепила
барынька. Он работать,
а ее
не удержать никак бегает за клёшем
каждого бульварника. Что ж,
сиди
и в плаче
Нилом нилься. Ишь!
Жених! - Для кого ж я, милые, женился? Для себя
или для них? У родителей
и дети этакого сорта: - Что родители?
И мы
не хуже, мол! Занимаются
любовью в виде спорта, не успев
вписаться в комсомол. И дальше,
к деревне,
быт без движеньица живут, как и раньше,
из года в год. Вот так же
замуж выходят
и женятся, как покупают
рабочий скот. Если будет
длиться так
за годом годик, то, скажу вам прямо, не сумеет
разобрать
и брачный кодекс, где отец и дочь,
который сын и мама. Я не за семью.
В огне
и дыме синем выгори
и этого старья кусок, где шипели
матери-гусыни и детей
стерег
отец-гусак! Нет. Но мы живем коммуной
плотно, в общежитиях грязнеет кожа тел. Надо
голос
подымать за чистоплотность отношений наших
и любовных дел. Не отвиливай
мол, я не венчан. Нас
не поп скрепляет тарабарящий. Надо
обвязать
и жизнь мужчин и женщин словом,
нас объединяющим:
"Товарищи". 1926 Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.
ПИСЬМО ТОВАРИЩУ КОСТРОВУ ИЗ ПАРИЖА О СУЩНОСТИ ЛЮБВИ Простите
меня,
товарищ Костров, с присущей
душевной ширью, что часть
на Париж отпущенных строф на лирику
я
растранжирю. Представьте:
входит
красавица в зал, в меха
и бусы оправленная. Я эту красавицу взял
и сказал: - правильно сказал
или неправильно? Я, товарищ,
из России, знаменит в своей стране я, я видал
девиц красивей, я видал
девиц стройнее. Девушкам
поэты любы. Я ж умен
и голосист, заговариваю зубы только
слушать согласись. Не поймать меня
на дряни, на прохожей
паре чувств. Я ж
навек
любовью ранен еле-еле волочусь. Мне
любовь
не свадьбой мерить: разлюбила
уплыла. Мне, товарищ,
в высшей мере наплевать
на купола. Что ж в подробности вдаваться, шутки бросьте-ка, мне ж, красавица,
не двадцать,тридцать...
с хвостиком. Любовь
не в том,
чтоб кипеть крутей, не в том,
что жгут угольями, а в том,
что встает за горами грудей над
волосами-джунглями. Любить
