Владимир Фирсов - ДВА СОЛНЦА

Пусть от Москвы
До отчего порога
Немало звезд, немало лунных верст!

Горит звезда,
Каких на свете много,
Но мне она милее всяких звезд.

Она одна — звезда над лунной рожью
В туманами просвеченной дали,
Звезда полей!
Она неосторожно
Бредет себе по краешку земли.
Бредет себе,
Касается колосьев,
Дрожит
В кустах прибрежных ивняка, —
Над ней проходят молодые лоси,
Над ней скрипят тележные колеса, —
Моя звезда, она невысока!

И все-таки она — моя!
До боли,
Моя, родная — до скончанья дней —
Звезда полей над материнским полем,
Над тихою Смоленщиной моей...

И в час,
Когда мне горько и обидно,
Когда иные звезды надо мной,
Когда моей звезды
В Москве не видно, —
Я все же доверяюсь ей одной.

И пусть она далекая такая,
Пусть не у всех сияет на виду,
Я к ней иду, в потемках спотыкаясь,
И ей одной
Несу свою беду.

Проходят годы, как проходит лето...
Пылит заря рябиновой пыльцой.
И падают в холодные рассветы
Листы берез, омытые росой.

И на душе печально и тоскливо.
Наверно, оттого,
Что над рекой
Одна, как прежде, остается ива
С невысказанной вечною тоской.

По ком она печалится, тоскует?
Что снится ей, когда темным-темно?..
Река молчит.
Кукушка не кукует.
И журавли отчалили давно.

Тоскует ива
И к земле клонится,
Все ищет что-то, глядя в тишину.
И не с кем ей печалью поделиться,
И не с кем ждать далекую весну.

И так всегда.
Проходит год за годом.
Столетия вот так же протекли.
И неизменно
Русская природа
Хранит печаль тоскующей земли.
Печаль
По всем скорбящим
И ушедшим
В безвестную рябиновую даль...

Как не понять, о чем береза шепчет, —
Ей тоже не с кем разделить печаль.
Как не понять, о чем леса тоскуют,
О чем молчит холодная река?!
Но не найти мне родину другую,
Где бы печаль
Была вот так легка.
Легка,
Как лист, сорвавшийся с березы,
Чиста,
Как синь росинок на листах.
И не беда,
Что я роняю слезы,
Невидимые в дальних городах.

Птицы жмутся к жилью человека.
Знать, во всем
Доверяют они
Человеку двадцатого века,
Человеку,
Что птице сродни.

Пой, малиновка, песню рассвета!..
Я по-своему тоже пою
В середине цветастого лета
Немудреную песню свою.

Я несу сокровенное слово
Благодарной природе на суд,
Позабыв,
Что опять птицеловы
Под полой свои сети несут.

Время спать.
Но я опять не сплю...
Свет луны за окнами струится.
Не лунатик я
И не люблю
Этот свет с глазами мертвой птицы.

Выхожу из дома
И бреду
В снежное, полночное, лесное.
Ах, луна!
Ты снова надо мною
Заслоняешь дальнюю звезду.

Звездочка-малышка!
Не печалясь,
Подожди немного,
И луна
Поплывет,
Как парусник, качаясь,
И опять ты будешь мне видна.

Снова будешь весело лучиться
И гореть в космической дали.
Знаю,
Было нелегко пробиться,
Дотянуться светом
До Земли...

Мне ведь тоже было трудно:
Голод
В раннем детстве,
В юности — нужда.
Я с тобой в сравненье очень молод.
Только знаю — это не беда.

Не беда, что многим не потрафил,
Что воюю,
Как и воевал.
Лишь бы звезды трудных биографий
Мертвый свет луны не затмевал.

Крыло зари
Смахнуло темноту,
И небо стало чище и яснее...
Как часто мы не ценим красоту,
Особенно
Когда мы рядом с нею.
Мы привыкаем
К отблескам зарниц,
К созвездиям,
К заплаканным березам.
К просторам, не имеющим границ,
Где бьются ливни и ликуют грозы.
Мы привыкаем
К лунной тишине,
Нависшей над заснеженной равниной.
Живем — не удивляемся весне,
Живем — и наши души не ранимы.
Да, мы не замечаем красоту...
Мы что-то ищем.
Что — не знаем сами.
И смотрим, смотрим, смотрим
За черту
Той красоты,
Что вечно рядом с нами.
И мечемся, как щепки по волнам.
И раньше срока
Уплывают в вечность
Любимые,
Доверившие нам
И красоту,
И молодость,
И верность.

Земля моя с поблекшею травой,
Пронизанная болью журавлиной,
Вся в седине
И в посвисте былинном.
Позволь сказать, что я навеки твой.
Ты промолчишь, хотя ответят мне
Синичий голос, в тишине звучащий,
Рассветные рябиновые чащи,
Что вновь затосковали по весне.
Ты промолчишь, привыкшая молчать
Всегда, когда тебе в любви клянутся.
И стоит мне тебя рукой коснуться,
Ты все простишь, привыкшая прощать.
Летит к ногам последняя листва.
В лесу легко наедине с землею.
Земля моя...
Она во всем права,
И даже в том, что я чего-то стою!

У сына очи ясные,
Как роднички в лесах.
Два солнышка,
Два небушка
Дрожат в его глазах.
Глаза родные, мамины, —
Счастливые глаза.
Так пусть не затуманит их
Соленая слеза.

Ах, слезы!
Я их выплакал
И за тебя, сынок,
Когда ступал непрошено
На чужой порог,
Когда дырявой скатертью
Дорога вдаль текла,
И — ни отца,
Ни матери,
Ни ласки,
Ни тепла...

Военные пожарища,
Кругом — одна нужда.
И мы брели с товарищем,
Не ведая — куда.
Нас бабы сердобольные
Учили песни петь.
Нам говорили: —
Надобно
Разжалобить уметь...

По поездам,
По станциям
Мы пели, как могли,
О том,
Что сиротинушку
На кладбище снесли,
О том,
Что горе искони
Братается с нуждой.
И пели,
Плача искренне
Над собственной бедой...

Так пусть твои два солнышка,
Два небушка в глазах
Вовеки
Не купаются
В слезах.

В колодцах солнца не бывает,
Бывают звезды иногда.
И все же — солнечна вода!

Она в жару —
Не убывает, —
Не убывает
В холода.

И сколь ни черпай,
Не убудет,
Не потемнеет и во мгле...

Тропинки проторили люди
Ко всем колодцам на земле.
И хоть не храмами с крестами
Они стоят — всегда чисты,
Ты без поклона
Не достанешь
И капельки живой воды.

Не той,
Которая по трубам
Дойдет до крана и молчит.
А той,
Что там, в глубинах сруба,
Сердечком солнечным стучит.

И так стучит она от века,
Не умолкает никогда.
В жару — Напоит человека
И обогреет
В холода...

И в час,
Когда заря по кленам
Скользит и тонет в высоте,
Россия
Отдает поклоны
Живой колодезной воде.

На подсиненные снега
Стога отбрасывают тени.
Молчат
Вечерние луга
И отдыхают от метели.

Они молчат,
В себе храня
Тепло цветастого июля.
И каждый стог гудит, как улей,
Медовым запахом дразня.

Идешь лугами,
И молчишь.
И горько думаешь,
Что где-то
Стогами
Ввысь глядят ракеты
И расколоть готовы тишь...

Мне страшно думать,
Что уйдут
Стога, снега и лунный вечер,
Что этот мир давно не вечен,
Что травы вновь не зацветут,

Не будут
Новые стога
Вот так же, пережив метели.
Отбрасывать косые тени
На подсиненные снега.