Николай Агнивцев - Мои песенки

В старомодном тихом зальце
Увлеклись, скосивши взоры,
Два фаянсовых китайца
Балериной из фарфора.

Увидав, что близок Эрос,
Улыбнулась танцовщица,
И ей очень захотелось
Перед ними покружиться.

Как легки ее движенья!
Как скользит она по зале!
И китайцы в умиленье
Головами закачали!

И меж ними танцовщица,
Улыбаясь им лукаво,
Все кружится да кружится,
То — налево, то — направо!

И, споткнувшись в авантаже,
Вдруг упала без движенья! —
Ах, в глазах китайцев даже
Потемнело от волненья!

Ах, как больно!.. Словно в спины
Им воткнули вдруг иголки!
Ах, разбилась балерина
На мельчайшие осколки!

Так окончился в том зальце —
Неожиданно и скоро —
Флирт фаянсовых китайцев
С балериной из фарфора!

Между статуй прямо к Леде
Шла по парку гордо Лэди,
А за нею чинно следом
Шел лакей с шотландским пледом.

И сказала строго Лэди,
Подойдя вплотную к Леде:
«Шокинг!» И за этим вслед
Завернула Леду в плед.

О, заботливая Лэди,
Плед совсем не нужен Леде!
Уверяю вас: для Лед
Нужен Лебедь, а не плед!

В тот день все люди были милы
И пахла, выбившись из силы,
Как сумасшедшая сирень.
Трень-брень!

И, взяв с собою сыр и булку,
Сюзанна вышла на прогулку!
Ах, скучно дома в майский день!
Трень-брень!

Увидев издали Сюзанну,
Благословлять стал Жан Осанну
И прыгнул к ней через плетень!
Трень-брень!

Пылая факелом от страсти,
Промолвил Жан Сюзанне: «Здрассте»
И тотчас с ней присел на пень.
Трень-брень!

Была чревата эта встреча!
И поглядев на них, под вечер,
Стал розоветь в смущенье день!
Трень-брень!

И вот, наутро, как ни странно,
Не вышла к завтраку Сюзанна!
У ней всю ночь была мигрень!
Трень-брень!

Вот что, от края и до края,
С Сюзаннами бывает в мае,
Когда в саду цветет сирень!
Трень-брень!

Покушав как-то травку,
Зашел слон по делам
В фарфоровую лавку
И повернулся там!

Мораль сей басни впереди,
Она — острей булавки:
Коль ты есть слон, то не ходи
В фарфоровые лавки!

К Дофину Франции, в печали,
Скользнув тайком из-за утла,
Однажды дама под вуалью
На аудиенцию пришла.

И пред пажом склонила взоры:
Молю, Дофина позови!
Скажи ему, я та, которой
Поклялся в вечной он любви.

Что вас так всех к Дофину тянет?
Прошу, присядьте в уголке!
Дофин устал! Дофин так занят!
Дофин — играет в бильбоке![2]

К Дофину Франции в покои,
Примчав коня во весь опор,
С окровавленной головою
Ворвался бледный мушкетер:

— Эй, паж, беги скорей к Дофину!
Приходит Франции конец!
О горе нам! Кинжалом в спину
Убит Король — его отец!

— Что вас так всех к Дофину тянет?
Прошу, присядьте в уголке!
Дофин устал! Дофин так занят!
Дофин — играет в бильбоке!

К Дофину Франции, в финале,
Однажды через черный ход,
Хотя его не приглашали,
Пришел с дрекольями Народ!

Веселый паж, не без причины,
Протер глаза, потрогал нос
И, возвратившись от Дофина,
С полупоклоном произнес:

— Что вас так всех к Дофину тянет?
Прошу, присядьте в уголке!
Дофин устал! Дофин так занят!
Дофин — играет в бильбоке!

У доньи Лауры, испанки беспечной,
Имеется домик (с балконом, конечно!),
И вот под балкон (хоть его и не звали)
Явился с гитарою дон Паскуалле…
И, взявши аккорд, за отсутствием дел,
О «розах и грезах» немедля запел:

«Гуэррэро! Дреймадера!..
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Падеспань!
Оллэ!»

И шепчет Лаура, вздыхая влюбленно:
«Как времени много у этого дона!
Скорей бы, скорей бы вы с песней кончали
И к делу приступим, о дон Паскуалле!»
А дон Паскуалле, воззрясь в небосвод,
О «розах и грезах» поет и поет:

«Гуэррэро! Дреймадера!..
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Падеспань!
Оллэ!»

Одна за другой проходили недели,
Настала зима и завыли метели…
И, хмуро взглянувши на ртуть Реомюра,
С балкона давно удалилась Лаура…
А дон Паскуалле, воззрясь в небосвод,
О «розах и грезах» поет и поет:

«Гуэррэро! Дреймадера!..
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Падеспань!
Оллэ!»

Меж тем проходивший дон Педро ди Перцо,
Увидев Лауру, схватился за сердце…
И, будучи доном особого рода,
Немедля забрался к ней с черного хода!
А дон Паскуалле, воззрясь в небосвод,
О «розах и грезах» поет и поет:

«Гуэррэро! Дреймадера!..
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Падеспань!
Оллэ!»

При первой улыбке весенней лазури,
Дон Педро женился на донье Лауре…
Года друг за дружкою шли без отсрочки:
У доньи Лауры две взрослые дочки!..
А дон Паскуалле, воззрясь в небосвод,
О «розах и грезах» поет и поет:

«Гуэррэро! Дреймадера!..
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Падеспань!
Оллэ!»

Если хочешь, для Тебя я
Пропою здесь серенаду,
Буду петь, не умолкая,
Хоть четыре ночи кряду?!

Если хочешь, я мгновенно
Сочиню Тебе отменный,
Замечательный сонет? Хочешь?

— Нет!

В далеком неком царстве,
В заморском государстве,
Хоть это выражение
Немного старовато,
Но все же, тем не менее —
Жил-был Король когда-то!

Как водится, конечно,
Он жил весьма приятно:
Любил народ сердечно
И был любим обратно!
И назывался он —
«Король Бубен!»

Однажды на балу
Король, к стыду и сраму,
Заметил вдруг в углу
Неведомую даму.
— О кто вы, дивный Икс?..
Эй ты, Валет Червей,
Кто это? — Дама-с Пик-с!
— Позвать ее скорей!..

Покинув бал тайком,
Пылая страстью низкой,
Сидят в саду вдвоем
Король с авантюристкой.
Лаская так и сяк,
Вдруг молвил он, расстроясь:
— Позвольте, как же так?
Вы… только лишь… по пояс?!
И крикнул, полон гнева:
— Вы, значит, полудева?!

На что сия кокотка
Ответствовала кротко,
Без слез и не грубя;
— Взгляните на себя!

Взглянул, и был весьма смущен
Безногий тот Король Бубен!..

Вздохнули оба платонично,
И, против ожиданья,
Окончилось свиданье,
Увы, вполне прилично!

По горам, за шагом шаг,
Неизвестный шел ишак!

Шел он вверх, шел он вниз,
Через весь прошел Тавриз,

И вперед, как идиот,
Все идет он да идет.

И куда же он идет?
И зачем же он идет?

— А тебе какое дело?

Нет черней физиономий
Ни в Тимбукту, ни в Танжере,
Чем у некоего Томми
И его подруги Мэри.

Этот Томми с этой Мэри,
Вспыхнув в страсти вроде спирта,
Порешили в ближнем сквере
Ночью встретиться для флирта.

Целый день бродя в истоме,
Оба думали о сквере…
Бот и ночь! Но где же Томми?
Вот и ночь! Но где же Мэри?

Неужели разлюбили,
Хоть клялись любить до гроба?
— Нет! Их клятвы в прежней силе.
И они явились оба.

Отчего же не заметно
Их тогда в притихшем сквере?
Оттого, что одноцветны
С черной ночью Том и Мэри!

Так всю ночь в Сент-Джемском сквере,
Сделав 104 круга,
Черный Томми с черной Мэри
Не могли найти друг друга.