Артюр Рембо - Одно лето в аду
Мой разум, будь осторожен. Никаких необузданных, дерзких решений, ведущих к спасенью! Тренируйся! - Для нас никогда наука ае развивается достаточно быстро!
Но я замечаю, что спит мой разум.
Если бы, начиная с этой минуты, никогда 6 он не спал, - отыскали б мы вскоре истину, которая, может быть, нас окружает со своими ангелами, льющими слезы...
Если бы, до наступления этой минуты, никогда б он не спал, - я не покорился бы, в незапамятную эпохУ1 смертоносным инстинктам...
Если бы никогда он не спал, - я в глубины мудрости смог бы теперь погрузиться.
О чистота, чистота!
В эту минуту моего пробужденья твое виденье предо мною возникло.
Через разум и приходят к богу.
Отчаянное невезенье!
VII
Вспышка зарницы
Человеческий труд! Это взрыв, который озаряет порой мою бездну.
"Нет суеты сует! За науку! Вперед!" - восклицает сегодняшний Екклезиаст, то есть все восклицают. И однако трупы праздных и злых громоздятся на сердце живых... О, скорее, немного скорее! Туда, за пределы ночи! Разве мы уклонимся от грядущей вечной награды?
Как мне быть? Я ведь знаю, что значит работа, как медлительна поступь пауки. Пусть молитва мчится галопом и вспышки света грохочут... Я хорошо это вижу! Слишком просто, и слишком жарко, и без меня обойдутся. У меня есть мой долг, и я буду им горд, наподобие многих, отложив его в сторону.
Моя жизнь истощилась. Ну что ж! Притворяться и бездельничать будем, - о жалость! И будем жить, забавляясь, мечтая о монстрах любви, о фантастических, странных вселенных, и сетуя, и понося эти облики мира шарлатана, нищего, комедианта, бандита: священнослужителя! На больничной койке моей этот запах ладана, вдруг возвратясь, мне казался особенно сильным... О страж ароматов священных, мученик, духовник!
Узнаю в этом гнусность моего воспитания в детстве. Что дальше? Идти еще двадцать лет, если делают так и другие.
Нет-нет! Теперь я восстаю против смерти! В глазах моей гордости работа выглядит слишком уж легкой: моя измена миру была бы слишком короткою пыткой. В последнюю минуту я буду атаковать и справа и слева.
Тогда - о бедная, о дорогая душа - не будет ли для нас потеряна вечность?
VIII
Утро
Юность моя не была ли однажды ласковой, героическом, сказочной, - на золотых страницах о ней бы писать, - о избыток удачи! Каким преступленьем, какою ошибкой заслужил я теперь эту слабость? Вы, утверждающие, что звери рыдают в печали, что больные предаются отчаянью, что мертвые видят недобрые сны, - попробуйте рассказать о моем паденье, рассказать о моих сновиденьях! А сам я теперь изъясняюсь не лучше последнего нищего с его бесконечными Pater и Ave Maria. Разучился я говорить!
Однако сегодня мне верится, что завершилась повесть об аде. Это был настоящий ад, древний ад, тот, чьи двери отверз сын человеческий.
Все в той же пустыне, все в той же ночи, всегда просыпается взор мои усталый при свете серебристой звезды, появленье которой совсем не волнует Властителей жизни, трех древних волхвов, - сердце, разум и душу. Когда же через горы и через пески - мы пойдем приветствовать рождение мудрости новой, новый труд приветствовать, бегство тиранов и демонов злых, и конец суеверья; когда же - впервые! - мы будем праздновать Рождество на земле?
Шествие народов! Песня небес! Рабы, не будем проклинать жизнь!
IX
Прощанье
Осень уже! - Но к чему сожаленья о вечном солнце, если ждет нас открытие чудесного света, - вдали от людей, умирающих в смене времен.
Осень. Наша лодка, всплывая в неподвижном тумане, направляется в порт нищеты, держит путь к огромному городу, чье небо испещрено огнями и грязью. О, сгнившие лохмотья, и хлеб, сырой от дождя, и опьяненье, и страсти, которые меня распинали! Неужели никогда не насытится этот вампир, повелитель несметного множества душ и безжизненных тел, ожидающих трубного гласа? Я снова вижу себя покрытым чумою и грязью, с червями на голове, и на теле, и в сердце; я вижу себя распростертым среди незнакомцев, не имеющих возраста и которым неведомы чувства... Я мог бы там умереть... Чудовищные воспоминания! Ненавистна мне нищета!
И меня устрашает зима, потому что зима - это время комфорта.
- Иногда я вижу на небе бесконечный берег, покрытый ликующими народами. Надо мною огромный корабль полощет в утреннем ветре свои многоцветные флаги. Все празднества, и триумфы, и драмы я создал. Пытался выдумать новую плоть, и цветы, и новые звезды, и новый язык. Я хотел добиться сверхъестественной власти. И что же? Воображенье свое и воспоминанья свои я должен предать погребенью! Развеяна слава художника и создателя сказок!
Я, который называл себя магом или ангелом, освобожденным от всякой морали, - я возвратился на землю, где надо искать себе дело, соприкасаться с шершавой реальностью. Просто крестьянин!
Может быть, я обманут? И милосердие - сестра смерти?
В конце концов я буду просить прощенья за то, что питался ложью. И в путь.
Но ни одной дружелюбной руки! Откуда помощи ждать?
----
Да! Новый час, во всяком случае, очень суров.
Я могу сказать, что добился победы; скрежет зубовный, свист пламени, зачумленные вздохи - все дальше, все тише. Меркнут нечистые воспоминания. Уходят прочь мои последние сожаления, - зависть к нищим, к разбойникам, к приятелям смерти, ко всем недоразвитым душам. - Вы прокляты, если б я отомстил...
Надо быть абсолютно во всем современным.
Никаких псалмов: завоеванного не отдавать. Ночь сурова! На моем лице дымится засохшая кровь, позади меня - ничего, только этот чудовищный куст. Духовная битва так же свирепа, как сражения армии; но созерцание справедливости - удовольствие, доступное одному только богу.
Однако это канун. Пусть достанутся нам все импульсы силы и настоящая нежность. А на заре, вооруженные пылким терпеньем, мы войдем в города, сверкающие великолепьем.
К чему говорить о дружелюбной руке? Мое преимущество в том, что я могу насмехаться над старой лживой любовью и покрыть позором эти лгущие пары, ад женщин я видел! - и мне будет дозволено _обладать истиной, сокрытой в душе и теле_.
Апрель-август 1873
ОБОСНОВАНИЕ ТЕКСТА
Предлагаемое издание Артюра Рембо является не только первым претендующим на полноту русским изданием знаменитого поэта, но оно практически полно представляет то, что принято называть термином "Сочинения", хотя по отношению к Рембо термин кажется архаичным. Эта степень полноты видна, если сопоставить данную книгу с образцовым, с нашей точки Зрения, французским изданием Полного собрания сочинений Рембо, осуществленным Андре Ролланом де Реневиль и Жюлем Мукэ в "Библиотеке Плеяды" издательства Галлимар (Rimbaud Arthur. Oeuvres completes/Texte etabli el annote par Andre Rolland do Ro neville, Jules Mouquet. Paris, 1954), порядка расположения материала в котором мы придерживались {В дальнейшем в ссылках на это издание указывается: Р-54 и страница. Уточнения производились и по изданию 1963-1965 гг. (Р-65). На переиздание 1972 г., подготовленное Антуаном Аданом по иным принципам, наиболее полное в части переписки, мы ниже не ссылаемся.}.
В книге помещены все основные художественные произведения Рембо (издание переписки не входило в наши задачи). Остается вне рамок литературного памятника лишь небольшая по объему часть - произведения главным образом малозначительные, незавершенные, фрагментарные, не являющиеся предметом читательского и исследовательского интереса в самой Франции {Это - 1. "Проза и стихи школьных лет"; 2. "Отрывочные строчки" (Bribes); 3. Les Stupra: сатирические экспромты из так называемого Альбома зютистов; 4-5. Две сатиры: "Сердце под рясой", "Письмо барону Падешевр"; 6-7. Два коротких черновика стихотворений в прозе, известных под названием "Пустыни любви" и "Политические фрагменты". Часть из этих вещей не входила даже в издание Плеяды 1946-1951 гг.}. Целостность публикуемых в книге вещей нигде не нарушена.
Нужно сказать, что нынешнее состояние текстологической изученности, подготовленности и полноты самого французского текста является результатом протянувшейся на три четверти века и продолжающейся по сей день работы множества специалистов, разыскавших и возродивших почти из ничего текст Рембо.
Сам поэт издал при жизни только одну книжечку - "Одно лето в аду" (Брюссель, 1873), долго остававшуюся неизвестной читающей публике. Дальнейшие прижизненные издания ("Озарения", 1886; "Реликварий. Стихотворения", 1891) были подготовлены уже без ведома автора, который в 80-е годы жил в Эфиопии (как тогда чаще говорили - в Абиссинии). "Реликварий" фактически был посмертным изданием, ибо к моменту его выхода Рембо умирал или уже скончался 3 на больничной койке в Марселе.
Кроме школьных сочинений, почти ничего из стихов Рембо не публиковалось до октября 1883 г., когда в связи с развитием символистского движения и подготовкой Перлоном книги "Проклятые поэты" (Париж, 1884) было напечатано несколько стихотворений.
Следующим этапом была предшествовавшая первому изданию "Озарений" публикация в журнале "Ла Вог" (май-июнь 1886 г.) большинства озарений в прозе и нескольких из "Последних стихотворений".
