Дмитрий Кедрин - Избранные произведения

Как, сударь?

              (зло)
                           Вы замучили ее,
И, как свеча, она от горя тухнет.
Здесь ни к чему всё знание мое,
Все специи моей латинской кухни

Я поражен… Что делать мне, друзья?..

Ее леченья дам подробный план я:
Не волновать. Позировать нельзя.
Беречь ее.

(в тон доктору Тюльпу)
Все исполнять желанья.

Профессоров консилиум сейчас
Созвать к больной.

            (в отчаянии)
Здесь денег нужно море!
А где их сразу взять?

 (к Мортейре)
                          Тут не до нас.
Пойдем, старик. У человека — горе.

(смотрит на модель фрегата)
Модель продать?

Нет, слишком хороша!

Спустить Ван-Дейка?

                      Жалко: это память.

(берет в руки бюст Гомера)
Бюст заложить!

                            Не стоит ни гроша
Твой бюст — дешевка, говоря меж нами!

Ты — мой карман!

                     Благодарю за честь.

Флоринов, Людвиг! Денег, Людвиг, денег!
Спаси меня! Есть деньги?

(вынимает из кармана мелкую монету)
                            Деньги есть:
Один серебряный немецкий пфенниг.
Берешь?

                    Ты издеваешься, дурак!

Я не держу наследства под периной.

Займи мне, друг!

                                   Ты задолжал и так
Двенадцать тысяч золотых флоринов.

Еще займи!

                          Нет денег.

                          Задуши,
Зарежь, но дай! Ведь не о бабьих фижмах,
О жизни речь!

(вынимает из кармана расписку)
Расписку подпиши.

Ну, понатужусь. Может, что и выжму.

Я вижу, милый, ты неисправим:
Кто был тут?

Тюльп и Людвиг.

                           А вначале?

Один — артиллерист, другой — раввин.

Ты всё с подонками. Как вы кричали!
А я и не вздремнула в эту ночь
Под адский грохот пушек Нисверслуйса.

(усаживает ее в кресло)
Любимая, позволь тебе помочь.
Ты нездорова Лучше не волнуйся.

Мне непонятно: что тебя влечет
К ночлежке, к рынку, к улице, к таверне?
Людей из общества — наперечет
В твоем кругу: всё больше грязной черни.

Натуру в них ищу я, может быть,
А может — совесть. Я тебя обидел?
Я, например, не в силах позабыть
Ту карлицу, что в желтом доме видел.
Стояла тьма. Лишь печь была светла.
В ней уголья пощелкивали сухо.
Открылась дверь, и в горницу вошла
Полуребенок и полустаруха.
На поясе ее висел петух,
Халат оранжевый иль одеяло
Влеклось за ней Казалось, мир потух, —
Так в отблеске огня оно сияло!
Я в первый холст решил ее вписать…
Тебе удобно?

                  Да и нет. Не знаю.

Укрой колени. Посвободней сядь.
Тебе понравилась моя «Даная»?[48]

Ты не польстил мне там. Я б как-нибудь
Иначе быть написана хотела:
В «Данае» у меня пустая грудь,
Зеленое расплывшееся тело.

Ты и такой мила мне, жизнь моя,—
С морщинками гусиных этих лапок.
Ужели ты хотела б, чтобы я
Намалевал тебя средь модных тряпок?
Когда б я так исполнил твой заказ,
То оскорбил бы страсть и вдохновенье…
(Вглядывается в Саскию)
Я уголки не дописал у глаз!
Подвинься к свету на одно мгновенье.
(Снимает с мольберта закрывающее его полотно, садится, берет кисть, начинает писать.)
Тут надо глубже тень. Тут ярче свет.
Здесь глуше тон, а здесь чуть-чуть цветистей…
Ты дремлешь?

Да.

             Ты не устала?

                                            Нет.

Опять о скатерть вытираешь кисти?
Я целый год другой тебе не дам!

Прости, родная; скверная привычка.

Как скучен этот грязный Амстердам,
Колоколов глухая перекличка,
Да мутные каналы, да туман,
Да черепица крыш, да кафель белый…
Счастливица Елена Фоурман[49]
Там, при дворе принцессы Изабеллы, —
Галантная любовь, театр, пиры,
Дворянские короны на жилищах…

А знаешь ты, что две мои сестры
Попали в лейденский «Синодик нищих»?[50]

Ах, бедные… Вот если б Амстердам
Сегодня ночью занял принц Оранский!

(удивленно)
А что б тогда?

                         Он перенес бы к нам
Жантильный дух учтивости испанской.

Ты вот о чем!

(мечтательно)
                        Изысканных господ
Какой цветник пестрел бы в свите принца!..
Ты что ворчишь?

Избави нас господь, —
Я говорю, — от этого зверинца.

           (не слушая его)
Наверное, у дам и у мужчин
Жабо теперь обшито шелком черным…
Тебе Вильгельм пожаловал бы чин,
Назначил бы художником придворным,
Ты б написал его парадный въезд:
Чернь рукоплещет!..

(насмешливо)
                       Или громко свищет.
Нет, я от принца ни чинов, ни мест
Не принял бы: я живописец нищих.

Фи, не груби. Тогда твоя жена,
Как Фоурман, блистать бы стала всюду.

Я, правда, позабыл, что ты больна.

Ты так нечуток!

                        Продолжай, не буду.

Я думаю: какой продавший честь
Клейменый каторжник, забывший совесть,
Сторожевым о принце мог донесть?

А вдруг бы я сказал им эту новость?

Тебе, понятно, это всё равно,
Но я считала бы, что ты — предатель!