Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Земли нельзя измерить всей, —
Но, как никто из королей,
Сэджятэ славен и богат!
А дочь его — бесценный клад,
И, как иконе, каждый рад
Молиться ей.

И никого не удивил
Царевичей влюбленных пыл,
Спешивших к ней со всех сторон.
Но лишь один был предпочтен
И выбран девушкой, — ведь он
Любимым был!

Он был любим, красив и смел;
Он к ней с востока прилетел;
То был царевич молодой,
И был он именно такой,
Что стал теперь ее судьбой —
Он, Виорел.

И весть, что лучше всех вестей,
Неслась за тридевять морей,
Через хребты высоких гор, —
Ей тесен был любой простор,
Она врывалась в каждый двор —
Стрелы быстрей.

И то, что знал вчера сосед,
Сегодня знает целый свет,
И эту новость разнесли
Уже во все края земли,
Ведь ей и здесь и там, вдали —
Преграды нет.

И короли, забыв года,
Скорее двинулись сюда,
Свой пурпур праздничный надев.
Шуршали платья королев,
Звенели серьги нараспев —
Как никогда!

И все, кто был на свадьбу зван,
Сюда, за море-океан,
Скорей неслись на этот зов
От самых дальних берегов,
Из девяноста городов,
Из многих стран.

В своих колясках короли
Девиц и юношей везли.
Коляску каждую, звеня,
Лихая мчала четверня, —
Четыре скачущих огня
В густой пыли.

Цари приехали на зов
Со всех сторон, из всех краев,
В своих сверкающих венцах
На белоснежных волосах, —
Как полагалось на пирах
Былых годов.

Приехал Груй, старик седой,
Он дочерей привез с собой,
И Цинтеш, тот, что всех мрачней,
Приехал с Лиею своей,
И Бардеш гнал сюда коней
Из тьмы лесной.

О, боже, сколько здесь добра!
Одежда девушек пестра,
А как роскошен и богат
Веселых юношей наряд,
Одежды их, как снег, блестят
От серебра.

Но топот слышится копыт.
Горячей пеной конь покрыт, —
Царевич скачет молодой:
За шпагу держится рукой
И подбоченился другой —
Как вихрь, летит.

Уж полдень близился, как вдруг
Колес раздался ровный стук:
Свекровь, и свекор, и жених
В колясках мчались расписных,
И девяносто верховых
Неслось вокруг.

Их гости встретили: таков
Обычай свадебных пиров.
А чтоб торжественней пройти,
Шли музыканты впереди,
И устилали все пути
Ковры цветов.

Царь Палтин их спешит принять,
Сулит им мир и благодать,
И был восторга бурный всплеск,
И звон трубы, и залпов треск, —
Но я молчу: весь этот блеск
Не описать.

Замфира, сказочно светла.
Тогда из терема сошла,
И вся она была одной
Вдруг воплотившейся мечтой,
И кудри падали волной
С ее чела.

Она — долины лучший цвет,
Сверкает ярко, как браслет,
Кушак серебряный на ней:
Она на свете всех стройней,
И ничего в природе всей
Прекрасней нет!

Она спешит к нему, и вот
Жених ей руку подает,
Она ж зарделась, точно мак,
Но тут взметнулся пестрый флаг,
И гости, эамедляя шаг,
Пошли вперед.

Свершался свадебный обряд,
А уж плясали все подряд,
Посланцы, гости, и гонцы,
И девушки, и молодцы,
А на постолах бубенцы
Звенели в лад.

Три шага отступает вбок,
Приподнимаясь на носок;
То разойдутся быстро вдруг.
То снова все вступают в круг,
И раздается ровный стук
Проворных ног.

Был пир тогда на славу дан:
Звенел наполненный стакан,
И за столами до зари
Сидели в ряд богатыри,
И генералы, и цари
Заморских стран.

Катилась песня, широка,
Как полноводная река…
И солнце путь прервало свой,
Любуясь пляской удалой,
Впервые видя пир такой
За все века.

В одежде праздничной своей
Плясали дочери царей,
По ветру ленты разметав…
Их взор был весел и лукав,
И доносился запах трав
От их кудрей.

А тут царевичи как раз
Пустились вдруг в веселый пляс.
Недавно палицей своей
Они сражали адских змей…
А из-под ног богатырей
Лишь пыль неслась!

Тут с мужичком под свист и гам
Плясал вовсю царь Пенеш сам,
А мужичок-то с ноготок,
И бороденка с локоток…
И карлик прыгал скок да скок —
То здесь, то там.

Уж если старцев сдвинешь раз —
Не остановишь их проказ:
Волос сверкая серебром,
Плясал советник с королем,
И сорок дней царил кругом
Всеобщий пляс.

Но вот, беспечный весельчак,
Царь Мугур встал и подал знак.
В стакане пенилось вино,
И новобрачным, как давно
Среди румын заведено,
Сказал он так:

«Желаю жизни без забот
И лет не меньше, чем растет
Цветов и трав среди долин.
И будет вам дарован сын,
И вновь попляшем в день крестин
Мы — через год!»

Она стройнее колоска,
Она, как веточка, гибка,
Струятся косы, как река,
Красой она богата.
Ее не вижу — я больной,
Ее завижу — сам не свой,
Я с ног валюсь, когда другой
К ней засылает свата.

Она уходит — притворюсь,
Что ухожу, а сам вернусь…
Болтаем с ней… А распрощусь —
Гляжу вослед подолгу.
Она бедна, но я бы свел
Ее к попу, да свет-то зол,
Заест, пожалуй, — с нищей, мол,
Связаться мало толку.

Я всеми руган, всеми клят.
Чего-чего не говорят
Про нас отцу сестра и брат,
А мать, припав к иконе,
Все молится, поклоны бьет,
А иногда так и ревет:
«Эх, дуралей, эх, обормот!
Не промахнись, Ионе».

Я непокорный сын? Ну что ж,
Мне жить с другою — острый нож,
А жить-то мне! Меня не трожь:
Работа мне в охотку.
Пусть будет бедность, буря, гром,
Пусть все захватит брат, но в дом,
Землей прельстясь, я со стыдом
Не приведу уродку!

Мне той землицы не пахать,
Меня живьем не закопать.
Мне лечь с постылой на кровать?
Тьфу, не того я сорта!
Земля, коровы и казна —
Кажись, какого мне рожна?
Ан нет, не нравится жена —
И все пошлю я к черту!

Ведь кто что любит. Не люблю —
Так будь люба хоть королю,
Ни с кем я вкусов не делю,
А что до аналоя —
Одну ее люблю, ей-ей,
Она моя, женюсь на ней.
Расстаться с нею? Да скорей
Дотла спалю село я.

Смотрите, вон бежит она
В лохмотьях слободой,
В мороз босая! Почему
Над ней наперебой
Смеетесь вы, спеша вослед
Глазеющей гурьбой?

Чем заслужить она могла
Глумленье?.. Брань, плевок,
Свист, улюлюканье… И так
Горька ей пыль дорог.
Попросит хлеба — бьют ее
И гонят за порог!

О ней вы знаете?.. — тогда
Вы — негодяи… Нет!
Узнав, вы стали бы добрей,
Ей не плевали б вслед…
Вот повесть, милые друзья,
Ее печальных лет.

Светало. Заливались псы,
Трубил немолчно рог.
Крестьяне цепью в горы шли.
Покинув мрачный лог, —
Помещик без толпы крестьян
Охотиться не мог!

Бедняги! Целое село
Повыгнал граф в тот день —
Свой безумный нрав потешать!..
Все глуше бора тень.
Глазами рыщут в полутьме, —
Куда бежал олень?

Загонщики среди стволов
Меж тем сомкнули круг,
А граф на молодом коне
Гарцует, черту друг!
Но вот копыта вскинул конь…
Кого же смял он вдруг?

Ой, парень! Смертью в грудь ему
Вдавилась медь подков…
Народ окаменел. А граф… —
Жалеть ли мужиков?
Коня пришпорил, хохоча,
Хлестнул — и был таков!

Загонщик в хате на скамье
В мученьях молча гас.
А мать?.. Безудержно, навзрыд
Все плачет и сейчас.
Так убивалась и тогда,
Над раненым склонясь.

Несчастная! Ее ль теперь
Преследует ваш смех?
И ваша мать сошла б с ума,
Случись подобный грех.
Вам сладко было б, что она —
Посмешище для всех?

Где взять лекарство? — Из земли,
Из пламени достать!..
Но нищета!.. Болеет муж,
Сдружилась с ним кровать.
Такой стал тощий, что легко
Все кости сосчитать!

А сын… Прикрыла тряпкой грудь, —
Слезами полила…
Ни дров, ни мамалыги нет…
Надеждою жила
Три дня, — а на четвертый день
Двух мертвых погребла.

Вон оземь бьется головой,
Едва лишь вспомнит их…
А вам смешно? Вам не грешно
Глумиться в этот миг?
О, дайте же оплакать ей
Покойников своих!

Руками тянется — детей,
Как видно, приласкать,
Смеется, будто бы она
Счастливейшая мать!
Но вот — проклятья сыплет вновь,
Вот мечется опять…

Русандрой дочь ее звалась.
Бывало, всю-то ночь
Ласкает на пороге мать
Единственную дочь.
Все умерли, их в мире две,
И врозь им жить невмочь.

Раз в хату к ним вошел слуга
Из замка, стал в дверях:
«Рубашку хочет граф иметь,
Как носят в деревнях.
Идем! Ты славишься у нас
Узорами рубах!»

Пошли… Но графа грудь иным
Желаньем зажжена…
«Что запираешь дверь? Зачем?
Не трогай, сатана!» —
Миг — и разбилась головой
Об переплет окна.

И тело девушки внесли
В лачугу двое слуг.
Мать не рыдала, — кулаки
Безмолвно сжала вдруг,
И вырвался проклятий вопль,
И взор застыл от мук.

Безумен тот, кто честь блюдет!
Лишь зло со всех сторон.
Все может сильный, к злым делам
Нас принуждает он.
Сильны хозяева — смешон
Небесный им закон!..

Тогда лишь слезы из очей
Вдруг хлынули… Потом
Похолодела, как мертвец,
И рухнула снопом.
А граф! — И он и небеса
Смеются над рабом!

И нам высмеивать рабов?
Господ щадить и нам?
В душе они пигмеи, — пусть
Гиганты по правам!
Взять в руки крест да отхлестать
Мерзавцев по щекам!