Эдуард Асадов - Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)

Солдатики спят и лошадки,
Спят за окном тополя.
И сын мой уснул в кроватке,
Губами чуть шевеля.

А там, далеко у моря,
Вполнеба горит закат
И, волнам прибрежным вторя,
Чинары листвой шуршат.

И женщина в бликах заката
Смеется в раскрытом окне,
Точь-в-точь как смеялась когда-то
Мне… Одному лишь мне…

А кто-то, видать, бывалый
Ей машет снизу: «Идем!
В парке безлюдно стало,
Побродим опять вдвоем».

Малыш, это очень обидно,
Что в свете закатного дня
Оттуда ей вовсе не видно
Сейчас ни тебя, ни меня.

Идут они рядом по пляжу,
Над ними багровый пожар.
Я сыну волосы глажу
И молча беру портсигар.

О нет, я никогда не ревновал,
Ревнуют там, где потерять страшатся.
Я лишь порою бурно восставал,
Никак не соглашаясь унижаться.

Ведь имя, что ношу я с детских лет,
Не просто так снискало уваженье.
Оно прошло под заревом ракет
Сквозь тысячи лишений и побед,
Сквозь жизнь и смерть, сквозь раны и сраженья.

И на обложках сборников моих
Стоит оно совсем не ради славы.
Чтоб жить и силой оделять других,
В каких трудах и поисках каких
Все эти строки обретали право.

И женщина, что именем моим
Достойно пожелала называться,
Клянусь душой, обязана считаться
Со всем, что есть и что стоит за ним!

И, принимая всюду уваженье,
Не должно ей ни на год, ни на час
Вступать в контакт с игрою чьих-то глаз,
Рискуя неизбежным униженьем.

Честь не дано сто раз приобретать.
Она – одна. И после пораженья
Ее нельзя, как кофту, залатать
Или снести в химчистку в воскресенье.

Пусть я доверчив. Не скрываю – да!
Пусть где-то слишком мягок, может статься.
Но вот на честь, шагая сквозь года,
Ни близким, ни далеким никогда
Не разрешу и в малом покушаться!

Ведь как порой обидно сознавать,
Что кто-то, ту доверчивость встречая
И доброту за слабость принимая,
Тебя ж потом стремится оседлать.

И потому я тихо говорю,
Всем говорю – и близким, и знакомым:
Я все дарю вам – и тепло дарю,
И доброту, и искренность дарю,
Готов делиться и рублем, и домом.

Но честь моя упряма, как броня.
И никогда ни явно, ни случайно
Никто не смеет оскорбить меня
Ни тайным жестом и ни делом тайным.

Не оттого, что это имя свято,
А потому, и только потому,
Что кровь поэта и стихи солдата,
Короче: честь поэта и солдата
Принадлежит народу одному!

У нас с тобой серебряная свадьба,
А мы о ней – ни слова никому.
Эх, нам застолье шумное созвать бы!
Да только, видно, это ни к чему.

Не брызнет утро никакою новью,
Все как всегда: заснеженная тишь…
То я тебе звоню из Подмосковья,
То ты мне деловито позвонишь.

Поверь, я не сержусь и не ревную.
Мне часто где-то даже жаль тебя.
Ну что за смысл прожить весь век воюя,
Всерьез ни разу так и не любя?!

Мне жаль тебя за то, что в дальней дали,
Когда любви проклюнулся росток,
Глаза твои от счастья засияли
Не навсегда, а на короткий срок.

Ты знаешь, я не то чтобы жалею,
Но как-то горько думаю о том,
Что ты могла б и вправду быть моею,
Шагнувши вся в судьбу мою и дом.

Я понимаю, юность – это юность,
Но если б той разбуженной крови
Иметь пускай не нажитую мудрость,
А мудрость озарения любви!

Ту, что сказала б словом или взглядом:
– Ну вот зажглась и для тебя звезда,
Поверь в нее, будь вечно с нею рядом
И никого не слушай никогда!

На свете есть завистливые совы,
Что, не умея радости создать,
Чужое счастье расклевать готовы
И все как есть по ветру раскидать.

И не найдя достаточного духа,
Чтоб лесть и подлость вымести, как сор,
Ты к лицемерью наклоняла ухо,
Вступая с ним зачем-то в разговор.

И лезли, лезли в душу голоса,
Что если сердце лишь ко мне протянется,
То мало сердцу радости достанется
И захиреет женская краса…

Лишь об одном те совы умолчали,
Что сами жили верою иной
И что буквально за твоей спиной
Свои сердца мне втайне предлагали.

И, следуя сочувственным тревогам
(О, как же цепки эти всходы зла!),
Ты в доме и была, и не была,
Оставя сердце где-то за порогом.

И сердце то, как глупая коза,
Бродило среди ложных представлений,
Смотрело людям в души и глаза
И все ждало каких-то потрясений.

А людям что! Они домой спешили.
И все улыбки и пожатья рук
Приятелей, знакомых и подруг
Ни счастья, ни тепла не приносили.

Быть может, мне в такую вот грозу
Вдруг взять и стать «хозяином-мужчиной»
Да и загнать ту глупую «козу»
Обратно в дом суровой хворостиной!

Возможно б, тут я в чем-то преуспел,
И часто это нравится, похоже,
Но только я насилий не терпел
Да и сейчас не принимаю тоже.

И вот над нашей сломанной любовью
Стоим мы и не знаем: что сказать?
А совы все давно в своих гнездовьях
Живут, жиреют, берегут здоровье,
А нам с тобой – осколки собирать…

Сегодня поздно ворошить былое,
Не знаю, так или не так я жил,
Не мне судить о том, чего я стою,
Но я тебя действительно любил.

И если все же оглянуться в прошлое,
То будь ты сердцем намертво со мной –
Я столько б в жизни дал тебе хорошего,
Что на сто лет хватило бы с лихвой.

И в этот вечер говорит с тобою
Не злость моя, а тихая печаль.
Мне просто очень жаль тебя душою,
Жаль и себя, и молодости жаль…

Но если мы перед коварством новым
Сберечь хоть что-то доброе хотим,
То уж давай ни филинам, ни совам
Доклевывать нам души не дадим.

А впрочем, нет, на трепет этих строк
Теперь, увы, ничто не отзовется.
Кто в юности любовью пренебрег,
Тот в зрелости уже не встрепенется.

И знаю я, да и, конечно, ты,
Что праздник к нам уже не возвратится,
Как на песке не вырастут цветы
И сон счастливый в стужу не приснится.

Ну вот и все. За окнами, как свечи,
Застыли сосны в снежной тишине…
Ты знаешь, если можно, в этот вечер
Не вспоминай недобро обо мне.

Когда ж в пути за смутною чертой
Вдруг станет жизнь почти что нереальной
И ты услышишь колокольчик дальний,
Что всех зовет когда-то за собой,

Тогда, вдохнув прохладу звездной пыли,
Скажи, устало подытожа век:
– Все было: беды и ошибки были,
Но счастье раз мне в жизни подарили,
И это был хороший человек!

Осень паутинки развевает,
В небе стаи, будто корабли –
Птицы, птицы к югу улетают,
Исчезая в розовой дали…

Сердцу трудно, сердцу горько очень
Слышать шум прощального крыла.
Нынче для меня не просто осень –
От меня любовь моя ушла.

Улетела, словно аист-птица,
От иной мечты помолодев,
Не горя желанием проститься,
Ни о чем былом не пожалев.

А былое – песня и порыв.
Юный аист, птица-длинноножка,
Ранним утром постучал в окошко,
Счастье мне навечно посулив.

О, любви неистовый разбег,
Жизнь, что обжигает и тревожит!
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.

Был тебе я предан, словно пес,
И за то, что лаской был согретым,
И за то, что сына мне принес
В добром клюве ты веселым летом.

Как же вышло, что огонь утих?
Люди говорят, что очень холил,
Лишку сыпал зерен золотых
И давал преступно много воли.

Значит, баста! Что ушло – пропало.
Я солдат. И, видя смерть не раз,
Твердо знал: сдаваться не пристало,
Стало быть, не дрогну и сейчас.

День окончен, завтра будет новый.
В доме нынче тихо… Никого…
Что же ты наделал, непутевый,
Глупый аист счастья моего?!

Что ж, прощай и будь счастливой, птица!
Ничего уже не воротить.
Разбранившись – можно помириться,
Разлюбивши – вновь не полюбить.

И хоть сердце горя не простило,
Я, почти чужой в твоей судьбе,
Все ж за все хорошее, что было,
Нынче низко кланяюсь тебе…

И довольно! Рву с моей бедою.
Сильный духом, я смотрю вперед.
И, закрыв окошко за тобою,
Твердо верю в солнечный восход.

Он придет, в душе растопит снег,
Новой песней сердце растревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.