Владимир Высоцкий - Сочинения
x x x
Если все — и спасенье в ноже,
И хирург с колпаком, —
Лучше, чтоб это было уже,
Чем сейчас и потом.
x x x
Дурацкий сон, как кистенем,
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нем
И неприглядно.
Во сне я лгал и предавал,
И льстил легко я…
А я и не подозревал
В себе такое.
Еще сжимал я кулаки
И бил с натугой,
Но мягкой кистию руки,
А не упругой.
Тускнело сновиденье, но
Опять являлось.
Смыкал я веки, и оно
Возобновлялось.
Я не шагал, а семенил
На ровном брусе,
Ни разу ногу не сменил, —
Трусил и трусил.
Я перед сильным лебезил,
Пред злобным гнулся.
И сам себе я мерзок был,
Но не проснулся.
Да это бред — я свой же стон
Слыхал сквозь дрему,
Но это мне приснился сон,
А не другому.
Очнулся я и разобрал
Обрывок стона.
И с болью веки разодрал,
Но облегченно.
И сон повис на потолке
И распластался.
Сон в руку ли? И вот в руке
Вопрос остался.
Я вымыл руки — он в спине
Холодной дрожью.
Что было правдою во сне,
Что было ложью?
Коль это сновиденье — мне
Еще везенье.
Но если было мне во сне
Ясновиденье?
Сон — отраженье мыслей дня?
Нет, быть не может!
Но вспомню — и всего меня
Перекорежит.
А после скажут: "Он вполне
Все знал и ведал!"
Мне будет мерзко, как во сне
В котором предал.
Или — в костер?.. Вдруг нет во мне
Шагнуть к костру сил! —
Мне будет стыдно как во сне,
В котором струсил.
Но скажут мне: "Пой в унисон!
Жми что есть духу!"
И я пойму: вот это сон,
Который в руку.
Мои похороны, или Страшный сон очень смелого человека
Сон мне снится — вот те на:
Гроб среди квартиры,
На мои похорона
Съехались вампиры, —
Стали речи говорить —
Все про долголетие, —
Кровь сосать решили погодить:
Вкусное — на третие.
В гроб вогнали кое-как,
А самый сильный вурдалак
Все втискивал, и всовывал, —
И плотно утрамбовывал, —
Сопел с натуги, сплевывал
И желтый клык высовывал.
Очень бойкий упырек
Стукнул по колену,
Подогнал — и под шумок
Надкусил мне вену.
А умудренный кровосос
Встал у изголовья
И очень вдохновенно произнес
Речь про полнокровье.
И почетный караул
Для приличия всплакнул, —
Но я чую взглядов серию
На сонную мою артерию:
А если кто пронзит артерию —
Мне это сна грозит потерею.
Погодите, спрячьте крюк!
Да куда же, черт, вы!
Я же слышу, что вокруг, —
Значит, я не мертвый.
Яду капнули в вино,
Ну а мы набросились, —
Опоить меня хотели, но
Опростоволосились.
Тот, кто в зелье губы клал, —
В самом деле дуба дал, —
Ну а на меня — как рвотное
То зелье приворотное:
Здоровье у меня добротное,
И закусил отраву плотно я.
Так почему же я лежу,
Дурака валяю, —
Ну почему, к примеру, не заржу —
Их не напугаю?!
Я ж их мог прогнать давно
Выходкою смелою —
Мне бы взять пошевелиться, но
Глупостей не делаю.
Безопасный как червяк,
Я лежу, а вурдалак
Со стаканом носится —
Сейчас наверняка набросится, —
Еще один на шею косится —
Ну, гад, он у меня допросится!
Кровожадно вопия,
Высунули жалы —
И кровиночка моя
Полилась в бокалы.
Погодите — сам налью, —
Знаю, знаю — вкусная!..
Ну нате, пейте кровь мою,
Кровососы гнусные!
А сам — и мышцы не напряг
И не попытался сжать кулак, —
Потому что кто не напрягается,
Тот никогда не просыпается,
Тот много меньше подвергается
И много больше сохраняется.
Вот мурашки по спине
Смертные крадутся…
А всего делов-то мне
Было, что — проснуться!
…Что, сказать, чего боюсь
(А сновиденья — тянутся)?
Да того, что я проснусь —
А они останутся!..
x x x
Зарыты в нашу память на века
И даты, и события, и лица.
А память как колодец глубока.
Попробуй заглянуть: наверняка
Лицо — и то неясно отразится.
Разглядеть, что истинно, что ложно
Может только беспристрастный суд.
Осторожно с прошлым, осторожно…
Не разбейте глиняный сосуд.
Иногда как-то вдруг вспоминается
Из войны пара фраз —
Например, что сапер ошибается
Только раз.
Одни его лениво ворошат,
Другие неохотно вспоминают,
А третьи даже помнить не хотят, —
И прошлое лежит, как старый клад,
Который никогда не раскопают.
И поток годов унес с границы
Стрелки — указатели пути.
Очень просто в прошлом заблудиться
И назад дороги не найти.
До сих пор как-то вдруг вспоминается
Из войны пара фраз —
Например, что сапер ошибается
Только раз.
С налета не вини — повремени!
Есть у людей на все свои причины.
Не скрыть, а позабыть хотят они:
Ведь в толще лет еще лежат в тени
Забытые заржавленные мины.
В минном поле прошлого копаться
Лучше без ошибок, потому
Что на минном поле ошибаться…
Нет! Не удавалось никому.
До сих пор как-то вдруг вспоминается
Из войны пара фраз —
Например, что сапер ошибается
Только раз.
Один толчок — и стрелки побегут,
А нервы у людей не из каната,
И будет взрыв, и перетрется жгут…
Но, может, мину вовремя найдут
И извлекут до взрыва детонатор.
Спит земля, врачует раны снами,
Но еще находят мины в ней…
Нужно брать их чистыми руками
И взрывать подальше от людей.
До сих пор как-то вдруг вспоминается
Из войны пара фраз —
Например, что сапер ошибается
Только раз.
x x x
Давно, в эпоху мрачного язычества,
Огонь горел исправно, без помех,
А ныне, в век сплошного электричества,
Шабашник — самый главный человек.
Нам внушают про проводку,
А нам слышится — про водку,
Нам толкуют про тройник,
А мы слышим: «…На троих!»
У нас теперь и опыт есть, и знание,
За нами невозможно доглядеть —
Нарочно можем сделать замыкание,
Чтоб без работы долго не сидеть.
И мы — необходимая инстанция, —
Нужны, как выключателя щелчок.
Вам кажется — шалит электростанция,
А это мы поставили «жучок».
Шабаш — электро наш нарубит дров еще,
С ним вместе — дружный смежный шабаш-газ.
«Шабашник» — унизительное прозвище,
Но что-то не обходятся без нас.
x x x
Может быть, моряком по призванию
Был поэт Руставели Шота…
По швартовому расписанию
Занимает команда места.
Кто-то подал строителям мудрый совет —
Создавать поэтический флот.
И теперь Руставели — не просто поэт,
«Руставели» — большой теплоход.
А поэта бы уболтало бы,
И в три бала бы он померк,
А теперь гляди с верхней палубы
Черный корпус его, белый верх.
Непохожих поэтов сравнить нелегко —
В разный срок отдавали концы
Руставели с Шевченко и Пушкин с Франко…
А на море они — близнецы.
О далеких странах мечтали — и
Вот не дожили — очень жаль!..
И «Шевченко» теперь — близ Италии,
А «Франко» идет в Монреаль.
x x x
Александру Назаренко и экипажу теплохода «Шота Руставели»
Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты —
И хрипят табуны, стервенея, внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу.
И команды короткие, злые
Быстрый ветер уносит во тьму:
«Кранцы за борт!», «Отдать носовые!»
И — «Буксир, подработать корму!»
Капитан, чуть улыбаясь, —
Все, мол, верно — молодцы, —
От земли освобождаясь,
Приказал рубить концы.
Только снова назад обращаются взоры —
Цепко держит земля, все и так и не так:
Почему слишком долго не сходятся створы,
Почему слишком часто мигает маяк?!
Все в порядке, конец всем вопросам.
Кроме вахтенных, все — отдыхать!
Но пустуют каюты — матросам
К той свободе еще привыкать.
Капитан, чуть улыбаясь,
Молвил только: «Молодцы!»
От земли освобождаясь,
Нелегко рубить концы.
Переход — двадцать дней, — рассыхаются шлюпки,
Нынче утром последний отстал альбатрос…
Хоть бы — шторм! Или лучше — чтоб в радиорубке
Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS.
Так и есть: трое — месяц в корыте,
Яхту вдребезги кит разобрал…
Так за что вы нас благодарите —
Вам спасибо за этот аврал!
Капитан, чуть улыбаясь,
Бросил только: «Молодцы!» —
Тем, кто, с жизнью расставаясь,
Не хотел рубить концы.
И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,
И еще черта в ступе и бог знает что,
И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун —
Все, куда я ногой не ступал, но зато —
Пришвартуетесь вы на Таити
И прокрутите запись мою, —
Через самый большой усилитель
Я про вас на Таити спою.
Скажет мастер, улыбаясь,
Мне и песне: «Молодцы!»
Так, на суше оставаясь,
Я везде креплю концы.
И опять продвигается, словно на ринге,
По воде осторожная тень корабля.
В напряженье матросы, ослаблены шпринги…
Руль полборта налево — и в прошлом земля!
x x x