Ван Вэй - Река Ванчуань
Ответная гатха Хуэйнэна, после которой он наследует платье и великое учение пятого патриарха:
«Просветленность изначально лишена древа,
Она, как светлое зеркало, не является опорой.
Природа Будды неизменно чиста и светла.
И где же в ней место для пыли мирской?
Сердце наше и есть древо Бодхи,
А тело — подставка светлого зеркала.
Светлое зеркало изначально чисто.
И где же может оно загрязниться пылью мирской?»
Учитель сказал: «Ученики мои, прощайте, я оставляю вам гимн под названием „Наш истинный Будда дарует освобождение“. Если заблудшие люди последующих поколений прочтут этот стих, они узрят Будду в собственном духе своем и в собственной природе своей. И в этом стихотворении я прощаюсь с вами.» Стих гласит:
«Истинная реальность, чистота природы и есть истинный Будда.
Ложные взгляды и три зла и есть истинный демон.
Для людей ложных взглядов — демон и есть их дом.
Для людей правильных взглядов — Будду можно назвать домом.
Если ложные взгляды внутри нашей природы, то они рождают три зла,
Это значит, что демон-правитель царит в доме.
Если же правильные взгляды, то три зла сами разрушаются.
Демон изменяется и становится Буддой.
И есть только истина и нет лжи.
Нирманакайя, Самбхогакайя и Дхармакайя — это три тела, пребывающие в одном.
Если внутри вашей природы вы узрите самих себя,
То вы и станете Буддой и достигнете просветления.
Отправляясь от Нирманакайя, претворяйте чистоту природы,
И эта чистая природа уже связана с Нирманакайя.
И если ваша природа пребывает в Нирманакайе в деяниях на правильном пути,
В будущем появится совершенная истина без границ.
Греховная природа сама по себе есть причина чистоты.
Отстраненность от греховности не есть чистота.
Если же внутри вашей природы вы отрешитесь от ваших страстей,
То вы сразу же узрите собственную природу, а это и есть истинный Будда.
Если же вы достигнете учения о внезапном просветлении,
Достигнув, вы увидите перед глазами возвышенный мир.
Если же вы стремитесь уловить истину вовне и говорите, что ищете Будду,
Кто знает, где вы найдете эту единственную истину?
Если же внутри вас самих есть великая Истина,
То обладать истиной [внутри себя] — это и значит стать Буддой.
Если же вы не ищете Будду в самих себе, а ищете вовне,
Значит, вы уподобились заблудшим людям.
Учение о внезапном просветлении пришло с Запада.
Служа людям, вы должны воспитывать себя.
Ныне я говорю всем изучающим чань в мире:
„Если вы не находитесь на этом пути,
Вы ведете никчемную жизнь“».
В следующей части Ван Вэй описывает сцену передачи сана патриарха Хунжэнем Хуэйнэну: «На смертном одре, когда Хунжэнь тайно передавал рясу первоучителя{487}, он сказал ему (Хуэйнэну. — Г. Д.): „Все живые существа ненавидят того, кто отличается [от них] талантом, а люди ненавидят того, кто их превосходит. Я вот-вот умру, не лучше ли тебе уйти отсюда?“ Чаньский наставник тогда спрятал у себя за пазухой рясу, скрылся из того места и безвестно жил в других краях». Ван Вэй достаточно подробно описывает этот период жизни Хуэйнэна, когда он вынужден был скрываться в чужих краях: «Хуэйнэн жил то здесь, то там у людей, приписанных [властями] к своим местам. Там, где мирская жизнь, там есть и Ворота спасения{488}, поэтому он передвигался среди крестьян, купцов, работников. И вот таким образом в общей сложности минуло шестнадцать лет». Хуэйнэн за эти шестнадцать лет сумел привлечь много сторонников из различных слоев населения, и даже буддийские проповедники, осваивавшие те края в эти годы, вынуждены были склониться перед силой учения нового чаньского патриарха: «В южных морях жил наставник Ин Цзунфа, который проповедовал „Нирвана-сутру“. Чаньский наставник слушал [проповедь], оставаясь сидеть перед алтарем, и спросил затем о великом принципе буддизма, спросил об истинном буддизме. Ин Цзунфа не смог ответить, спустился [с алтаря] и попросил поучать, затем вздохнул и сказал: „Хуэйнэн живой бодхисаттва, Нирманакайя существует в этом облике. Глаза простых людей желают, чтоб раскрылся широко глаз мудрости [Хуэйнэна]“ … Ин Цзунфа поднес платье и собственноручно срезал волосы»{489}.
Далее Ван Вэй описывает события, происходившие после признания чаньского наставника Ин Цзунфой. «И с тех пор широко распространяющийся дождь дхарм{490} повсюду капает в этом бренном мире». Началом буддийского учения Хуэйнэн считает постижение понятия о терпении, постижение принципа «у-во», когда появляется начальное осознание высочайшей истины Будды.
Далее Ван Вэй излагает следующий этап совершенствования буддистов: «Достигнешь самадхи, и никакая мысль не сможет войти [в сознание]». Действительно, достижение самадхи, т. е. состояния самоуглубления, сосредоточения, рассматривалось в буддизме не как конечная цель, а как необходимое условие на тернистом пути к уничтожению любых желаний, являющихся помехой в достижении высшей буддийской истины, которая, продолжает Ван Вэй, «ни на что не опирается, великое тело [Будды] пребывает во всех десяти направлениях, чувства Будды существуют вне трех миров»{491}.
Ван Вэй, по всей вероятности, не считал себя правоверным буддистом, ибо слишком много уз связывало его с суетным миром. Возможно, для оправдания собственной привязанности к миру он говорил: «Семена пыли мирской неуничтожимы, [в людях] нет облика, нет и пустоты{492}. В осуществлении желаний нет завершения. Как раз находясь в мире, и превратишься в мудреца». Последним высказыванием Ван Вэй оставляет за собой право все-таки добиться достижения буддийской истины, полагая, что человек для этого должен быть соответствующим образом подготовлен: «Если кто не взрастил основы добродетели, ему нелегко войти в Ворота внезапного просветления». Из утверждения Ван Вэя совершенно ясно, что поэт разделял идею Хуэйнэна о внезапном просветлении. Это положение коренным образом отличало учение шестого патриарха от учений предшественников, например Хунжэня, придерживавшегося идеи постепенного просветления. Эту часть эпитафии Ван Вэй завершает мыслью о том, что лишь обращение к буддийскому учению есть единственно верный путь, ибо«…милосердие (Будды] не встречает препятствий, оказывает великое спасение всем рожденным четырьмя способами, широко покровительствует трем мирам»{493}.
Следующая часть эпитафии — прославление силы учения Хуэйнэна, слава о котором со временем разнеслась по всему краю, где население прежде не ведало о буддизме и находилось на стадии первобытных представлений. Все они, говорит Ван Вэй, потянулись к чаньскому наставнику, жадно внимали его проповедям и«…вернулись домой с подлинной буддийской истиной и отошли многие от напрасных мирских дум». Ван Вэй не забывает подчеркнуть и уважительное отношение к Хуэйнэну императора и императрицы: «Император задумался [о Хуэйнэне] и издалека выражает [ему] свою искренность. Он готов был встречать [его] с почестями, желал сложить ладони в буддийском приветствии и совершить обряд. Цзэтянь{494} — вдовствующая мать-императрица — и император Сяоха издали указ с просьбой-повелением прибыть в столицу»{495}. Хуэйнэн отверг это предложение императора: «Живет он далеко и не выходит дальше Тигрового ручья, твердо отказался от повеления и не принял императорского указа». Однако императорская семья не оставляла намерения заполучить к своему двору Хуэйнэна, чья популярность в Китае росла год от года, и император с императрицей«…отправили ему белую монашескую рясу, а также деньги, шелк и прочее в качестве подношения. Щедры дары императоров — поднесли яшмовое платье святому, даровали деньги нирманическому Будде». Но Хуэйнэн вновь отверг приглашение, даже после поднесения столь щедрых даров и до самой смерти своей, продолжает Ван Вэй, так и не согласился служить императорскому двору, отвергнув не просто чье-то приглашение, а приглашение самих императоров, вольных казнить или помиловать любого из своих подданных.
Следующая часть произведения повествует о моменте кончины Хуэйнэна: «В некий день некоего месяца некоего года [Хуэйнэн] неожиданно сказал ученикам: „Я вот-вот уйду“, — и вскоре удивительные ароматы заполнили зал и над землей появилась белая радуга». Ван Вэй для большей образности и придания величия Хуэйнэну прибег к буддийскому преданию о смерти Будды — в момент «исчезновения» Будды происходили описываемые Ван Вэем удивительные вещи. После этих прощальных слов Хуэйнэн«…завершил трапезу, выкупался, сменил платье и более ни на мгновение не собирался задерживаться [в этом мире]». Затем Ван Вэй вновь прибегает к буддийскому преданию, повествующему о смерти Будды, когда все и вся вокруг сокрушаются от горя: «Горы рушатся, реки высыхают, птицы плачут, обезьяны вопят, все люди громко причитают и ничего не видят [от слез]. В какой-то день и месяц душа [наставника] переселилась к горному ручью Цаоси, сидение его оставили в некоем месте, выбрали благоприятное место для могилы, не обращаясь [при этом] к книге „Цин у“ — „Черный ворон“». (Упоминаемая Ван Вэем книга описывается в «Истории поздней Хань». Согласно этой книге, обычно в Китае выбирали благоприятный день и благоприятное место для похорон умершего.) По всей вероятности, Ван Вэй хотел подчеркнуть этой строкой, что Хуэйнэна — шестого чаньского патриарха — хоронили отнюдь не по китайским традиционным обрядам, а исключительно по буддийским, и в момент, когда происходил обряд похорон Хуэйнэна, «…даже лес изменился — все деревья превратились в белых журавлей» — так во время захоронения тела Будды все деревья в лесу, где происходил обряд, стали белыми и напоминали белых журавлей.
