Борис Гребенщиков - Песни (сборник)

Между Bleeker и McDougal,
Много маленьких кафе,
Я хотел купить наркотик,
А он уехал в Санта-Фе.

Над Нью-Йорком небо хмуро,
Дождь над парком Гранмерси.
Звонит Статуя Свободы,
Предлагает XTC.

Дует ветер с Брайтон Бича,
С эмигрантским запахом.
Пойду выпью рюмку водки
Закушу наркотиком.

Летом здесь едят пейотль,
А ЛСД едят весной.
Страсть как много телефонов
В моей книжке записной.

А по ночам в Центральном Парке
Небо дивной синевы.
А мой менеджер – дурак,
Не принес опять травы.

Извела меня кручина,
Подколодная змея.
Как тут жить без кокаина –
Восемь девок, один я.

Я бы жил себе в России,
Да дали мне задание:
Ты езжай, браток, в Manhattan,
И там расширь сознание.

Лой Быканах,
Лой Быканах,
Бы-шли-хлаи
Бы-шли-хлаи
Бы-шли-хлаи
Лой Быканах…

You are opera backwards
Reasons to be sad.
And if something snaps apart
In my head,
Then you’ll know
You’ve picked the right one for that.

Talk with me.
Don’t stare me down
The pages of your rosary,
Illustrious and fair;
Talk with me.
The windy beach, the night is near.
Deliver me
From brimstone and shadow.

I can talk with you,
I can walk with you,
All throughout your life;
Stay with you, smile on you,
Light in your fire.
Laugh with you, starve with you –
Man and a wife,
Stay with you. Say to you –
Axios.

Once in a while. Never again.
Laws of multiplicity applied to me,
In black and white.
Why should I care?
Just talk with me. Talk with me.
Pages of your rosary;
One by one.
Deliver me from brimstone and shadow.

I can talk with you,
I can walk with you,
All throughout your life;
Stay with you, smile on you,
Light in your fire.
Laugh with you and starve with you,
Man and a wife,
Stay with you. Say to you –
Axios.

Axois, zaharios – all throughout your life.
Axios, zaharious – Light in your fire.
Axios, zaharios – man and a wife.
Stay with me. Stay with me.
Axios. Axios. Axios.

Смотри, как детский хор поет,
Дивно и светло;
И там, где шел алмазный дождь,
Теперь лежит стекло.

Но стекла суть хрусталь сна
И ворон вьется зря –
На свете нет алмазней и светлей,
Чем отблеск Тебя.

Еще одно движенье век,
Двадцать дюжин дней;
Из Калимпонга в Дарджилинг,
Где бьет ключом Earl Grey.

Пешком идти печально,
Плоть неймет огня;
Но нет колес прекрасней и прочней,
Чем отблеск Тебя.

Пусть Дарья вносит дордже,
Пускай трещит броня –
Меня хранит Великий Черный Плащ
И отблеск Тебя.

Ты – животное лучше любых других,
Я лишь дождь на твоем пути.
Золотые драконы в лесах твоих,
От которых мне не уйти.
И отмеченный знаком твоих зрачков
Не сумеет замкнуть свой круг,
Но пески Петербурга заносят нас
И следы наших древних рук.

Ты могла бы быть луком – но кто стрелок,
Если каждый не лучше всех?
Здесь забыто искусство спускать курок
И ложиться лицом на снег.
И порою твой блеск нестерпим для глаз,
А порою ты – как зола;
И пески Петербурга заносят нас
Всех
По эту сторону стекла…

Ты спросила: «Кто?»
Я ответил: «Я»,
Не сочтя еще это за честь.
Ты спросила: «Куда?»
Я сказал: «С тобой,

Если там хоть что-нибудь есть».
Ты спросила: «А если?» – и я промолчал,
Уповая на чей-нибудь дом.
Ты сказала: «Я лгу»; я сказал: «Пускай,
Тем приятнее будет вдвоем»;

И когда был разорван занавес дня,
Наши кони пустились в пляс,
На земле, на воде и среди огня,
Окончательно бросив нас.
Потому что твой блеск – как мои слова:
Не надежнее, чем вода.
Но спросили меня: «Ну а жив ли ты?»
Я сказал: «Если с ней – то да».

Я не знаю, при чем здесь законы войны,
Но я никогда не встречал настолько веселых времен.
При встрече с медвежьим капканом
Пойди объясни, что ты не медведь.
Господи, помилуй меня; все, что я хотел,
Все, что я хотел – я хотел петь.

На паперти как-то странно с весельем,
В подвалах – могильный мрак.
Ты знаешь, когда все время стреляют,
Наверное, что-то не так.
Спасибо за этот подарок,
Но раньше он назывался плеть.
Господи, ты знаешь меня: все, что я хотел,
Все, что я хотел, – я хотел петь.

Ты знаешь сам, мне нужно немного –
Хотя бы увидеть весну;
И я не знаю, зачем мне привесили груз,
Который тянет ко дну.
Но я знаю, что, если загнать меня в угол,
Едва ли я буду там впредь.
Господи, ты знаешь меня: все, что я хотел,
Все, что я хотел, – я хотел петь

Она не знает, как жить, ей слишком тяжело быть одной,
Она не помнит, как звучит ее имя, когда его произносит другой,
Она воет на Луну, как ребенок, распугивая стаи зверья,
Но ей не нравится то, что принимаю я.

Ее нежность бесценна, ее святость ведет поезда,
Ее любовь тает радугой в небе, в том месте где, должна быть звезда,
Ей нравится пожар Карфагена, нравится запах огня,
Но ей не нравится то, что принимаю я. 

А ты волнуешься, зачем эти дети задумчиво глядят тебе вслед?
Они знают, что слепой станет принцем, если в доме не платят за свет.

А в монастырских садах за звуком колокола слышно свирель,
На черно-белой листве уже написано слово «Апрель»;
Я знаю, где здесь газ и где тормоз, но не стану касаться руля,
Ведь ей не нравится то, что принимаю я.

Горят-шумят карденовские склады,
Гудят гудки, волнуется народ.
И лишь один бродяга беспризорный
В немой тоске невесть куда бредет.

У него два мильона медных денег,
У него двор в парче и жемчугах,
А он, подлец, любовь свою покинул
На диких чужеземных берегах.

Он был второй помощник капитана,
Она была, как юное вино.
Пропел гудок, и песня оборвалась,
И корабли давно ушли на дно.

Что мне теперь позор и состраданье;
Что мне теперь погибель и тюрьма?
Ох, моя кровь, ох, Катя-Катерина,
Разве ж я знал, что ты – моя жена?

Горят-шумят карденовские склады,
Гудят гудки, волнуется народ.
И лишь один бродяга беспризорный
В немой тоске невесть куда бредет.

Паленое виски и толченый мел –
Кто смел, тот и съел;
Кто съел, тот и сыт,
Еще чуть-чуть, и он уже спит.

Он спит, ему снится покой.
Ты погоди, ты не трогай его рукой;
Не трогай рукой, чтобы он не вставал –
Парадоксальный, как коленчатый вал.

Паленое виски и толченый мел:
Скажи, зачем ты так побледнел?
Скажи, зачем ты глядишь сквозь кусты?
И клянись Христом Богом, что ты – это ты.

Зачем этот якорь у тебя во рту,
Зачем дыра в твоем левом борту,
И долго ли нам ходить здесь с трубой,
Пока нас не вынесет на берег прибой?

А на берегу ждет родник с водой.
Смотри – какой ты стал молодой,
Сквозь твои пальцы плывут облака,
И в твоих волосах заблудилась река.

Значит, это было совсем неспроста,
И наша природа нежна и пуста;
И Млечный Путь шумит, как шумел –
Как паленое виски и толченый мел.

Остается мало времени:
Практически совсем чуть-чуть.
Но я еще раз наберу
Этого сладкого воздуха в грудь,
Еще раз разделю с тобой
Глоток огня и воды
И двинусь дальше –
Вслед за пламенем Зеленой Звезды.

Накидывали сети,
Вязали к ногам валуны;
Но нельзя поймать феникса,
Он ходит по дорогам Луны;
Пятна крови на груди,
Последний бросок с высоты;
Мы встретимся опять
В момент восхода Зеленой Звезды.

И я не извиняюсь –
Я делал именно то, что хотел:
Я пил, как я пил,
И я пел, как я пел;
Вперед, через пламя,
Мы выйдем отсюда чисты;
Мы увидимся опять
В момент восхода Зеленой Звезды.

Расти, борода, расти.
Нас некому больше пасти.
По метру в день,
По ветру в день,
По метру в день –
Расти, борода, расти.

Стальное сплетение стрел – вода,
Но кораблям Одиссея сюда не плыть.
Эта гавань закрыта на цепь,
Цепь весом в года;
Значит, все как всегда,
Значит, пить так пить.

Расти, борода, расти.
Нас некому больше пасти.
По метру в день,
По ветру в день,
По метру в день –
Расти, борода, расти.

А голос лапши звучит, как звон;
Голос лапши жжет горячечный бред.
Волхвам никогда не войти в этот загон.
Но закон есть закон,
А нет – значит нет.

Так трезвитесь и падайте ниц,
Чтобы не видеть лица;
В моих небесах нет границ,
И жажде моей нет конца –
Пить так пить.

Расти, борода, расти.
Нас некому больше пасти.
По метру в день,
По ветру в день,
По метру в день –
Расти, борода, расти.