Екатерина Шевелёва - Принцессы, русалки, дороги...
В Каликуте, войдя в гостиную единственного в городе крохотного английского отеля — в бархатный зеркальный и позолоченный прошлый век, — я увидела странно-знакомое, красивое, худенькое женское лицо. Странно-знакомое потому, что я была уверена: никогда я не видела эту женщину! И в то же время я где-то видела ее. Во сне, что ли? Нет, конечно! В кино? Нет... Ну да, конечно, в зеркале! В доме Ганпат Лала! И тут же, что называется «задним числом», я поняла, почему меня задела фраза, произнесенная однажды шофером Маданом.
«Поместил большой сверток в свою машину и уехал», — сказал он о владельце английской машины, который, так же как и мы, останавливался в чайной Ганпат Лала, а сейчас сидел напротив меня здесь, в каликутском отеле. Ну конечно же, этим «свертком» была закутанная с головы до пят в сари и покрывала молоденькая вдова. И, откровенно говоря, разве можно было строго судить эту женщину? Она не хотела быть клейменной несчастьем. Она по-своему смело попыталась вырваться из-под проклятия Судьбы.
Я улыбнулась вдове, которая оказалась моей соседкой по столу. Но она или не узнала меня, или не хотела узнавать. Она спокойно, с улыбкой, казавшейся удачно нарисованной на ее неподвижном лице, молчала в продолжение всего ужина. На ее руках тускло поблескивали дешевенькие браслетки.
— Я привез ее из Северной Индии. Ее зовут Рену. Она умеет читать и писать. Может быть, сможет работать секретарем, — сказал представитель чайной компании.
В крохотном старом отеле в Каликуте соблюдались незыблемые английские порядки: в конце ужина дамы — в данном случае Рену и я — вышли в соседнюю комнату, опять-таки в зеркально-позолоченный прошлый век, а мужчины — хозяин отеля и представитель чайной плантации — остались за столом, закурили.
Мы были одни, и я хотела снова ободряюще улыбнуться вдове, но меня поразило выражение ее лица. Женщина буквально исступленно, гневно, отчаянно разглядывала себя в трюмо.
— Где? Где это проклятие? В моих глазах? Нет, они такие же, как у всех! На лбу? Нет, на нем — только морщины, хотя я еще молода!.. Что вы так смотрите на меня? Ведь, говорят, в вашей стране вдова не приносит несчастья? — яростно зашептала мне Рену.
— По-моему, от самого человека зависит, принесет ли он людям счастье или несчастье, — сказал я.
Прошло несколько дней, но я больше не видела Рену — возможно, после своей неожиданной вспышки ярости и обиды вдова с удвоенной застенчивостью пряталась от какого бы то ни было общества.
Накануне моего отъезда из Каликута Рену зашла ко мне в комнату.
— Я не спрашиваю вас, куда и когда вы едете, — сказала молодая женщина, глядя на меня в упор. Меня чуть-чуть озадачило такое подчеркнутое пренебрежение к моему маршруту.
— Нам предстоит довольно трудный путь через горы, и мы хотим выехать пораньше, — сказала я.
— А я не спрашиваю! — упрямо повторила Рену.
— Но почему же вы так настойчиво не спрашиваете?
— Потому, что мой начальник интересуется вами!
От неожиданности я чуть не села прямо в раскрытый чемодан.
— Господи, какая ерунда! Мы даже двух слов не сказали друг другу.
Рену смотрела на меня со странным выражением сожаления и превосходства.
— Конечно, он интересуется вами. И вообще всеми журналистами, которые разъезжают по Южной Индии. Он обязан интересоваться. Он — иностранец. У него такая работа. Он просил меня узнать, куда вы едете дальше и когда...
Я наконец уразумела круг интересов так называемого представителя чайной компании.
В самом деле, я просто столкнулась с одним из звеньев разветвленной мощной сети специальных торговых фирм, о которой уже немало написано статей и книг. Задача агентов, работающих в этой системе, — разузнавать об еще не запатентованных производственных секретах и ограждать «свои» фирмы от такой же «любознательности» конкурентов.
И хотя никакого отношения к чайным плантациям я не имела, профессиональный долг заставил представителя чайной компании проявить интерес и ко мне.
— Но почему вы мне рассказываете об этом? Ведь вы работаете у него секретарем? — откровенно спросила я Рену. И, все так же глядя на меня в упор, вдова гордо сказала:
— Я считаю, что в вашей стране думают правильно: от самого человека зависит, приносит ли он людям счастье или несчастье!
В ЛУЧАХ ФАР
Когда путешествуешь на машине, испытываешь острое чувство запоминания. Щупальца фар вырывают из мрака слагаемые окружающего нас мира.
И потом встает в памяти не вся долгая дорога с ее сменой пейзажей и событий, а внезапно озаренный электрическим лучом могучий ствол дерева, профиль человека во встречной машине, водопад, похожий на взрыв...
* * *...Обезьяны неторопливо удаляются от мчащейся по дороге машины. Удаляются, презрительно оглядываясь, так, словно не желают посвящать людей в свои высокие дела — дела и обычаи потомков и родственников одного из главных богов Индии — Ханумана, бога-обезьяны.
...Еще одна стая обезьян разразилась визгливой тарабарщиной, и тут же подхватила эту тарабарщину стая попугайчиков.
Зеленый птичий вихрь срывается с дерева и оседает на городскую клумбу.
Даже в индийскую столицу вносят священные обезьяны и не священные попугаи дыхание непокорной природы, спорящей с продуманной симметрией планировки.
Я жила в Индии «без пристанища». Меняла города, привалы, маршруты.
Индийская столица, где был, так сказать, прописан корреспондентский пункт, была для меня, по существу, тоже привалом, а не местом постоянного жительства.
...Раннее утро в Нью-Дели. Улицы белоснежны: их заполняет масса велосипедистов, одетых в белое. Люди едут на работу. Ни трамваев, ни автобусов здесь нет.
Американская машина — низкая, изящно скользящая, как бы в ореоле лака и ярких восклицательных знаков новейшей рекламы — затормозила, огибая клумбу. Впереди машины оказалась группа велосипедистов да еще запряженная волами повозка.
В Старом Дели в такую кашу замешивается еще и трамвайчик, похожий на пишущую машинку, которую облепили сразу человек двадцать. Люди видны. Стрекотание слышно. А происходит какое-нибудь движение или нет, понять нельзя.
...С удивительным мастерством лавируя между велосипедистами, по улице Сундар Нагар промчался в белом тюрбане мотоциклист. За его спиной, удерживаясь как чайка на порыве ветра, прилепилась женщина в серебристом сари. Она устремлена вперед — стройная, легкая, с гибкими смуглыми руками, обхватившими плечи мотоциклиста...
Многие люди, маршруты и привалы подробно запомнились. А иные эпизоды и встречи — полуденные или полуночные, калейдоскопически перемешанные — остались в памяти, будто выхваченные из мглы лучами фар.
* * *...Развалины древнего храма Любви в Дели. Продираемся к храму через самые настоящие джунгли — колючие, цепкие, хлещущие злыми ветками. Добрались все-таки до развалин, которые оказались на первый взгляд похожими на недостроенный амбар. По каменным ступеням, таким крутым, словно они были предназначены для длинноногих птиц, поднялись на обширную плоскую кровлю. Может быть, потому, что мы попали сюда звездной ночью, храм показался мне каменным изображением луны, укрепленным на ступенчатом основании: слабо-золотистая округлая плоскость с тенями, о которых неизвестно — что они такое?
Вокруг нас были зеленоватые, золотистые и голубоватые ночные огни Дели. Трудно было сказать, где кончаются огни Дели и начинаются звезды.
С нами был Константин Симонов, задержавшийся в Дели пролетом в Японию. Уговорили его читать стихи. Читал разные. Совсем давние, литинститутские, и новые.
На другой день я спросила у кого-то из иностранных журналистов: видел ли он замечательные развалины на пути к аэропорту «Палам»?
— Храм Любви? Туда же невозможно добраться! Одни колючки! — сказал журналист.
* * *...Южная Индия. Недавно проехали деревню Десан, на берегу реки Перияр. За поворотом дороги увидела слона. У него были пятнистые выщербленные уши, небольшие клыки.
— Не слон, а слониха. Зовут ее Дамодарен, — сказал поводырь.
Я стала фотографировать Дамодарен. Она неторопливо повернулась ко мне спиной. Я зашла с другой стороны.
— С ней никогда не делали этого, — сказал поводырь, указывая на фотоаппарат. — Она еще девочка. Стесняется.
Я подошла к застенчивой слонихе поближе. «Девочка» Дамодарен махнула мощным хоботом, но, на мое счастье, под хобот попала не менее мощная пышная ветка и отвлекла ее внимание. Дамодарен наклонила строптивую ветку, а с нею и все дерево к дороге и стала хоботом сбивать сочную листву.
— Дамодарен вообще скромная, — почтительно глядя на слониху, сказал поводырь.
* * *...Ночь. Прямо по середине дороги по направлению к нам движутся крупные огненные точки. Неистовый фосфорический блеск. Тигры? Львы? Леопарды? Дикие кошки?
