Сергей Соловьев - Собрание Стихотворений
1910. Август
V. ПОСЛАНИЕ
Над хаосом мучительных видений,
Лучом пронзив меня обставший бред,
Ты вновь встаешь, хранящий, добрый гений
Ушедших в мглу, первоначальных лет.
Я помню дом, где всё дышало юной,
Какою-то весенней красотой,
Где светлый бог, животворящий струны,
Ко мне склонился с лирой золотой.
Из облака, воскуренного Фебом,
Двух нежных нимф я вижу издали,
Сулящих мне союз с родимым небом
И тайнами пленительной земли.
Там было всё — гармония и мера.
Для милых дев я пел о старине,
Я вызвал сонм блаженных снов Гомера,
И вняли мне с улыбкою оне.
И ныне вновь, назло громам судьбины,
Ты подаешь мне дружественный глас,
Незримо веет дух твой голубиный,
И верится: спасенья близок час.
К твоим ногам паду, всему покорный,
Забывши боль невыносимых ран.
Так бурный ключ стремится с выси горной,
Чтоб влиться весь в родимый океан.
1910. Август, Трубицыно
VI. А. А. БЕНКЕНДОРФУ[169]
С каким я обращусь приветом
К тебе, счастливому, когда
Едва горит неверным светом
Моя печальная звезда?
С рожденья милый Афродите,
Ты весь — восторг и торжество,
Прекрасно ставшее в зените
Светило счастья твоего.
Мы вместе знали — еще дети —
Любовных мук блаженный пыл:
И я горел к твоей Лилете,
Но своевременно остыл.
Печально пенье струн унылых,
Когда твой угол нем и пуст.
Что встречи рифм золотокрылых
Пред встречами румяных уст?
Бесплодной страстью пламенея,
Шепчу, исполненный тоски:
Завидней розы Гименея,
Чем все лавровые венки.
VII. А. К. ВИНОГРАДОВУ (Посвящение романа «Хлоя»)[170]
О друг моей античной музы!
С родимых берегов Оки
Попутешествуй в Сиракузы,
Где ароматные венки
Из алых роз сплетает Хлоя.
Страданья моего героя
Душою чуткой раздели.
Когда примчались издали
Твои гексаметры святые
В затишье дедовских лесов,
Мне сладок был твой чистый зов,
И роем тени золотые
Слетались, ластились ко мне,
Работавшему в тишине.
Хотел бы я твой слух забавить,
Но, как ни изощряй перо,
Наш синтаксис не переплавить
В аттическое серебро.
Прости же мне ошибки в стиле,
Смешенье вымысла и были
И современные черты
Под маской древней красоты.
Ты сам — осколок древней Руси:
Тебя, о книжник-богатырь,
Родных полей вспоила ширь
В твоей эпической Тарусе,
Где луч Эллады золотит
Холмы, колодезь, тихий скит.
Я рад, страстями утомленный,
Начать осенние труды.
Уж нежно-золотые клены
Сияют в зеркале воды.
Везде — покой, простор и воля,
Безмолвен лес, пустынно поле,
Как будто в ризах золотых,
Весь мир молитвенно затих.
Синеет твердь над садом блеклым,
И рдеет дикий виноград.
И я вдвоем остаться рад
С моим божественным Софоклом,
И в злой метрический разбор
Бросаю Дионисов хор.
1911. Сентябрь, Дедово
VIII. A PIERRE D’ALHEIM[171]
Ты бросил вновь перун Зевеса
В мою печальную юдоль,
Могучий тигр с брегов Гангеса
И гордый северный король.
О, понял я, как долго не пил
Познанья чистого фиал,
Когда мои и кровь, и пепел
Твой разум властно осиял.
Уж соблазнявшаяся лира
Впадала в сладостный недуг,
И быстро слуги князя мира
Вокруг меня смыкали круг.
Но, движим духом Божьей воли
И торжествуя над судьбой,
Ты мне принес — рабу юдоли —
Индийский лотос голубой.
IX. ПАМЯТИ ЛЬВА ТОЛСТОГО
I
Ты, как певец Ионии прекрасной,
Воспел полки в железе и крови,
Грозу войны и мира праздник ясный,
Мечтанья дев и радости любви.
Россия всё поставила на карту:
Молчит Москва, таинственно горя,
И отдан Кремль в добычу Бонапарту,
Поруганы ступени алтаря.
Но гордый Галл поник главой победной,
Неверная звезда его вела:
О нашу степь родимую бесследно
Разбилась корсиканская скала.
Вот графский дом: он полон весь, как чаша,
Весельем юным. То-то жили встарь!
Готовы к балу Соня и Наташа,
Им мил мороз и голубой январь.
Пускай растут могила за могилой:
Опять весна, и зелен старый дуб,
Влюбленный князь спешит к невесте милой,
Но грянул гром, и он — кровавый труп.
II
Шумит метель. Воспоминанья бала
Прошли, как сон. Теперь уже никто
Не страшен ей. Блеснул огонь вокзала,
И перед ней военное пальто.
И хаос встал бессмысленным виденьем,
И сына он от матери отторг,
Мучительным и лживым упоеньем
Ее пьянит вакхический восторг,
Кто вызвал бездну, будет схвачен бездной
Грохочет поезд… судорога… кровь…
И челюстью раздроблена железной
Кто вся была — желанье и любовь.
III
Прошли года, и Ясная Поляна —
Приют его раздумий и трудов,
Как Иоанн в купели Иордана,
Он мир зовет омыться от грехов.
И возглашает он слова Нагорной
Христовой проповеди. Чист и строг,
С молитвою бросает в землю зерна,
Идет за плугом пахарь и пророк.
Но час настал, и Бог призвал пророка,
Уставшего под бременем годин,
И он бежал в пустыню. Одиноко
Он прожил жизнь, и умирал один.
БЛАГОСЛОВЕНИЕ ПРОШЛОГО[172]
Теперь пойдем, поклонимся гробам
Почиющих властителей России.
Пушкин
I. СВЯТОЙ БОРИС[173]
Я не нарушу преданность сыновью,
И за молитвой встречу грозный час.
Покойный князь учил не даром нас:
Прощай врагов, за зло плати любовью.
Я буду петь, склонившись к изголовью,
Пока огонь в лампаде не угас.
Георгий, пробудись! в последний раз
Ты моему внимаешь славословью.
Чу! стук копыт донесся и умолк.
Блеснули копья, близок Святополк…
О смертный миг, ты мною предугадан!
Над Альтою — туман. Заря сквозь тьму
Чуть брезжит. Я готов: горит мой ладан.
Безумный брат… Господь, прости ему.
1911
ΙΙ.МАРФА — МИХАИЛУ РОМАНОВУ[174]
Посв. Нине К. Виноградовой
Пора, мой сын, покинув тихий скит,
Златой венец наследовать по праву.
Довольно крови, мрака и обид
Обрушилось на русскую державу.
Стяжав на небе ангельскую славу,
Искупленный, Димитрий мирно спит;
За эту кровь коварный иезуит
Уготовлял дорогу Владиславу.
Расправь крыло, мой голубь и орел!
Тебя зовут невеста и престол.
Встречать царя толпами вышли девы;
Шумит весна; из каждого села
Доносятся пасхальные напевы.
Над Костромой звонят колокола.
1911. Июнь. Дедово
III. МОИ ПРЕДКИ[175]
Посв. Анатолию К. Виноградову