Федор Сологуб - Полное собрание стихотворений

Под пальмами играли в кости
Два негра, черные, как ночь,
И проигравший лютой злости
Не догадался превозмочь.

Ножи сверкают в лютом зное,
С бойцов свирепых льется пот.
Судьба одна в игре и в бое,
Уж не везет, так не везет.

Зарезан дважды-побежденный,
А победитель, кровью пьян,
К ручью приникнул, утомленный,
Изнемогающий от ран.

Взглянул в последний раз он тупо
На раскаленный небосклон.
Шакалы ночью на два трупа
Сбежалися со всех сторон.

Зверь-человек купается от века
В напрасно-пролитой крови!
Но разве нет на свете человека,
Достойного любви?
И разве осужден я вечно
Скитаться с холодом в душе,
И жизнь свой яд бесчеловечно
В своем заржавленном ковше
Нести мне будет бесконечно!
Как жадно я искал
В толпе завистливой и злобной,
В душе тая свой идеал,
Души, ему хоть в чем-нибудь подобной!
Увы! Кого я ни встречал, —
Старик ли, дева ль с пылким взором,
Муж, полный зрелой красоты, —
Неотразимым приговором
Житейской пошлости черты
На них читалися так ясно,
Что и сомнение напрасно.

Избрать из двух грозящих зол
Одно, где менее мученья?
Не даст внезапный произвол
Минуты даже для сравненья.

И затруднительно решить,
Что легче, розги иль крапива.
Ведь проще было бы сравнить,
Что слаще, вишня или слива!

Крапивой высекут, – так жжет,
Как будто вырвался из пекла,
А если розги мать берет, —
Ах, лучше бы крапивой секла!

Но опыт мальчику твердит,
Что все же розги выбрать надо:
Укус крапивы ядовит,
И в розгах нет такого яда.

Крапивы зуд невыносим,
Укусы долги и жестоки,
А после розог только дым
Стыда раскрашивает щеки.

Вдоль реки заснувшей прохожу лугами
По траве росистой голыми ногами,
И гляжу на звездный недоступный строй,
И мечта забавит легкою игрой.
От лучей палящих ноги загорели,
А во тьме посмотришь, кажется, что белы,
Да и все иное, чем бывает днем, —
Дальняя избушка кажется холмом,
Мглистая дорога кажется рекою,
А туман в лощине – снежной пеленою.
Спать давно пора бы, а домой идти, —
Словно позабыты к дому все пути.
Точно чародейка шарф из мигов вяжет,
А когда окончит, никогда не скажет,
И следишь мельканье чародейных спиц,
Вещее сверканье полевых зарниц,
И не видишь молний, и не слышишь грома,
Но душе зарница каждая знакома,
И с паденьем каждой пасть в траву готов,
Позабыться в беге неразгадных снов,
Прикоснуться к тайне, к волшебству и к чуду,
Посмотреть, каким же я в Эдеме буду.

Старик улыбчивый, ты медлишь на пороге,
И смотришь на толпу играющих детей.
Хоть ноги голые марает грязь дороги,
Забавны милые беспечностью своей.

Но думы у меня безрадостны и строги,
Когда гляжу на них, они в душе моей,
Как зарево больших и медленных огней,
Обнявших светлые, надменные чертоги.

Давно определен, бессмысленно суров,
Начертан наш удел, о дети бедняков!
И пусть в иной душе, из милых глаз мерцая,

Зародыш гения дает свои ростки,
Бессмысленная жизнь, и косная, и злая,
Покровом тягостным сомнет его цветки.

Влечется злая жизнь! Ни счастья, ни свободы!
Ленивей тяжких змей ползут немые дни,
Летят, как ураган, стремительные годы,
И гаснет радость грез, как бледные огни.

Заставлены пути, заграждены исходы.
Не трать остатка сил, неправды не кляни.
Пускай твою ладью неведомые воды
Несут лесным ручьем в таинственной тени.

Лежи на дне ладьи, следи ветвей мельканье,
И слушай сонных струй ленивое роптанье,
И жди, спокойно жди. Бездействие не стыд.

Когда для битвы нет оружия и силы.
Усталого раба ничто не устрашит, —
Ни холод жизни злой, ни холод злой могилы.

За мрак изображений
Меня ты не брани, —
Такой мой скорбный гений,
Такие наши дни!

Суровых песнопений
Моих ты не кляни, —
То в мглистости томлений
Горящие огни!

Гореть как можно жарче,
Светить как можно ярче,
Страданий не тая,

За черною горою
Встать красною зарею, —
Вот заповедь моя.

Жди удивительного чуда
Иль предсказания оттуда,
Где у людей едва-едва
Работать стала голова.

В поле девушка ходила
И случайно придавила
Голою стопой
Цветик полевой.
Он головкой лиловатой
Никнет до земли.
Вдруг к былинке полусмятой
Чьи-то кудри прилегли.
Смотрит девушка, вздыхая,
На больной цветок,
Осторожно выпрямляя
Тонкий стебелек.
Говорит она тихонько:
– Что мне сделать, милый мой?
Взбрызнуть венчик твой легонько
Свежею водой?
Иль от солнца в тень лесную
Мне тебя пересадить? —
Шепчет он: – Сам оживу я, —
Не мешай мне жить! —

Прохожу я тропы и дороги,
Не обувши стремительных ног.
Пробегают свободные ноги
По просторам свободных дорог.

Вот мои сапоги-скороходы,
Те же в прошлый и нынешний год.
Их окрасили солнце и воды,
Они годны на всякий поход.

Пламеннее солнца сердце человека,
И душа обширней, чем небесный свод,
И живет от века до иного века,
Что в душе созреет в урожайный год.

Как луна печальна, как вода текуча
В свете переменном зыбкая мечта.
Пусть ее закроет непогодой туча, —
Сквозь века нетленна, светит красота.

Много вижу следов на песке прибережных дорог.
Вот оттиснулись гвозди огромных мужицких сапог;
Вот следы от девичьих ботинок, и узких, и тесных,
Сжавших парочку ножек, хоть белых, но вряд ли
прелестных;
Здесь ряды мелких ямок песок прибережный сберег, —
Это – оттиски пальцев разутых ребяческих ног;
Вот еще свежий след вижу я, – поперек всей дороги
Точный слепок оставили голые девичьи ноги.
Хороши эти слепки, и кажется мне, что прошла
Здесь русалка нагая и вниз по реке уплыла.

Иду я и заглядываю
В окошечки домов,
И радостно загадываю:
Любовь из-за цветов
Кого пронзит из дев иль вдов?

Вот Троично-березовая
Раздвинется стена,
И глянет нежно-розовая
Из светлого окна.
Ты девушка иль весна?

Не улыбайся, день прекрасный,
Мне в запыленное окно,
Меня печалит свет твой ясный.
В моей душе темно, темно.

Куешь ты стрелы золотые,
Надменно-горькие лучи.
О солнце! ливни огневые
В мое окошко не мечи.

Простился я с надеждой прежней,
Не жду спасенья от небес,
И цели жизни безнадежней
Умом осмеянных чудес.

Ты улыбаешься, день ясный,
И на просторы, и в окно.
Меня печалит свет бесстрастный,
Всем проливаемый равно.

Куешь ты стрелы золотые,
Надменно-горькие лучи.
О, солнце! ливни огневые
В мое окошко не мечи.

Не тешусь я надеждой сладкой.
Я знаю, – вещий, ты воскрес,
Чтоб вечной, яркою загадкой
Сиять в обилии чудес.

Противоречия во всем:
Мы любим то, что нам приятно,
Но сердцу скучно, если в нем
Все слишком мило и опрятно.

Всегда нас тянет преступить
Ограды правил и закона.
В стихах мы даже согрешить
Хотим попранием канона.

А в жизни мир и тишину
Для отдыха мы только ищем,
Но отдохнем, и в ширину,
И в глубину, и в вышину
Летим, и падаем, и рыщем.

Мы любим столкновенье воль,
И бури всякие нам милы,
И даже стыд, и даже боль —
Лишь испытанья нашей силы.