Федор Сологуб - Полное собрание стихотворений

Не ходи ко мне, тоска!
Я ль горел да горемыка?
Хоть и очень ты дика,
Я с тобой расправлюсь лихо.

Как поймаю, разложу
На короткую скамейку
Да покрепче привяжу
К ней тебя, мою злодейку,

Сдернув траур риз твоих,
Отдеру на обе корки, —
Розгой будем мерить стих,
Рифмы – свист жестокой порки.

Прости, – ты – ангел, светлый, чистый,
А я – безумно-дерзкий гном.
Блеснула ты луной сребристой
На небе темно-голубом, —
И я пленен твоей улыбкой,
Блаженно-нежной, но она
Судьбы жестокою ошибкой
В мою нору занесена.
Внезапно так и так отрадно
Красой твоею поражен,
Молил твоей любви я жадно,
Мечтой безумной распален.
Но милое твое смущенье,
Румянец быстрый нежных щек,
В очах пытливое сомненье,
В устах подавленный упрек
Мне показали, как жестоко
Я обманулся, темный гном,
Когда завистливое око
Блуждало в небе голубом,
Когда надменною мечтою
Я в небо дальнее летел
И безмятежною луною,
Безумец, овладеть хотел!

Не боюсь ни бедности, ни горя,
И живу, с судьбой печальной споря.

Неужель с ней спорить до могилы?
Все ль на глупый спор растрачу силы?

Вот, согнуть дугою меня хочет,
Да напрасно старая хлопочет, —

Есть такая сила, что пред нею
Поневоле склонишь низко шею,

Но едва ли сыщется где сила,
Чтобы век давила, не сломила.

Надоест мне гнуться, выпрямляться,
Так сумею разом я сломаться.

Глаза горят, лицо пылает,
Но все же мальчик приучен
К повиновенью, и снимает
С себя одежды, плача, он.

Мне на квартиру Скоморошко
Поставил сына. Петька мил,
Но мне посечь его немножко
Пришлось, – он двойку получил.

В час молитвы полуночной
Пред иконою святой
Встал Хранитель беспорочный,
Ангел Божий предо мной.

Купиной неопалимой
Озарялся трепет крыл.
Взор его невыразимый
И суров, и нежен был.

Тихо речь его звучала,
Как Эдемский вздох чиста,
И улыбкой колебала
Возвещавшие уста.

С укоризной вместе ласку
В сердце мне он проливал,
И в руке большую связку
Пламеневших лоз держал.

Смерть и сон, сестра и брат,
Очень схожи меж собой.
Брату всякий в свете рад,
Все дрожат перед сестрой.

Но порой, наоборот,
Брата гонит человек,
А иной сестру зовет:
– Поскорей кончай мой век! —

Всё, что делал здесь злодей,
Брат напомнит в тишине
Очень тягостных ночей.
Стонет злой: – Как тяжко мне! —

А сестра несет покой
Тем, кто жизнью истомлен,
И могильной тишиной
От тоски бедняк спасен.

Если знаешь за собою
Грех большой иль небольшой,
Ставь его перед душою,
В глубине души не крой.

Пусть томится от смущенья
Посрамленная душа,
И суровость искупленья
Пьет из полного ковша.

Пусть и тело пострадает
В аскетических трудах,
Пусть лоза его стегает,
Сея боль, и стыд, и страх.

После этого святого
Покаянного труда
Над душой, спокойной снова,
Всходит ясная звезда.

Отрок слабый и недужный,
К музе громко я воззвал,
И венец ее жемчужный
Я в тумане увидал.

Слышу сладкий голос музы:
– Лишь терпение и труд
С возмущенной мысли узы
Лжи и немощи сорвут. —

Но покорен темной лени,
Я веще искал одну
Мимолетных вдохновений
Белопенную волну.

Я в тоске нарядной много
Даром тратил пылких сил, —
И суровый рок мой строго
Арфу звонкую разбил.

Мрак сгустился надо мною,
Но во мгле моих невзгод
Кто-то девственной мечтою
Всё манил меня вперед.

И воззвал я к музе снова:
– Подниму я тяжкий труд,
Дай мне огненное слово, —
Мысли блещут и бегут. —

Говорит мне муза: – Труден
Путь любимца чистых муз.
Верь, мечтатель, безрассуден
С ними, гордыми, союз:

– Повеленья их суровы,
И закон их воли строг.
Не лавровый, нет, терновый
Подарю тебе венок.

– С песней, облитой слезами,
Загражденные пути
Неистомными ногами
Должен ты один пройти.

– Нет друзей тебе в народе.
Верен сладостной мечте,
Пой о свете, о свободе,
О любви, о красоте. —

Так мне муза тихо пела,
Вдохновенно глядя в даль,
И в глазах ее горела
Неизбывная печаль.

Невыносимо тяжкое воспоминанье
На утомленный ум безжалостно легло,
Терзает сердце мне, как коршун злой, страданье.
В груди подавлено звенящее рыданье,
От дум, как обручем, оковано чело.

Мигом оставлен полок,
Дверь отворил я, – как в пламя.
Наледеневший порог
Вдруг потеплел под ногами.

Ты ли, Снегурка, меня
Сжала так сильно в объятья?
Что ты смеешься, дразня?
Ты, как и я же, без платья.

– Я-то привычна, а ты?
Дедко стучит по воротам! —
В круге ночной темноты
Мчусь я не бегом, а летом.

А у дверей постою:
– Ну, поцелуй на прощанье! —
Медленно стыну, и пью
Нежной Снегурки лобзанье.

Вот я и дома, в тепле,
Вьюга за окнами хнычет,
А самовар на столе
Тихую песню мурлычет.

Я лишь в одной простыне,
Теплой, забавно суровой.
Чай лучше нектара мне,
Так мне уютно в столовой.

Только Снегурки мне жаль.
Так и растает весною?
Иль в ледовитую даль
Птичкой порхнет полевою?

Бедный дом мой не украшен,
Домострой мой очень строг,
Но, когда огонь погашен,
Мне мерещится чертог.

В нем на мраморных колоннах
Поднялся высоко свод,
Где из многих лампионов
Свет торжественно течет.

Дам и рыцарей улыбки,
Лица детские пажей,
И литавры, трубы, скрипки
Всё звончей и веселей.

Я король на новосельи
Открываю светлый бал,
Чтобы каждый гость в весельи
Все печали забывал.

Вблизи колодца мне мальчишка
В деревне встретился горлан.
Он – озорник? или воришка?
Иль просто бойкий мальчуган?

Лицом он писаный красавец,
Орет он бранные слова.
Да кто ж он? будущий мерзавец?
Иль удалая голова?

Большой, босой, расстегнут ворот.
Проходит девушка с ведром:
– Опять ты, Степка, нынче порот! —
Хохочет он: – Мне нипочем!

– Всех богачей на дым развеять!
Мне не мешай озоровать!
На ...е-то не репу сеять,
А ты молчи, ...а мать! —

Звериные сверкали зубы,
Улыбка поперек лица,
Но, хоть слова крепки и грубы,
Он все ж похож на мертвеца, —

Так механичен хохот звонкий,
И так свободно брань летит
Из уст румяного ребенка,
Забывшего, что значит стыд.

Тускнеет вся вокруг природа,
Где эта брань и эта грязь,
И как бы светлая свобода
В болоте тусклом родилась?

Ты силы копишь или тупишь,
Россия? где твой талисман.
Что ты продашь и что ты купишь
На торжише великих стран?

Грабеж, убийства и пожары,
Тюрьма, петля, топор и нож,
Вот что, Россия, на базары
Всемирные ты понесешь!

Под пальмами играли в кости
Два негра, черные, как ночь,
И проигравший лютой злости
Не догадался превозмочь.

Ножи сверкают в лютом зное,
С бойцов свирепых льется пот.
Судьба одна в игре и в бое,
Уж не везет, так не везет.

Зарезан дважды-побежденный,
А победитель, кровью пьян,
К ручью приникнул, утомленный,
Изнемогающий от ран.

Взглянул в последний раз он тупо
На раскаленный небосклон.
Шакалы ночью на два трупа
Сбежалися со всех сторон.

Зверь-человек купается от века
В напрасно-пролитой крови!
Но разве нет на свете человека,
Достойного любви?
И разве осужден я вечно
Скитаться с холодом в душе,
И жизнь свой яд бесчеловечно
В своем заржавленном ковше
Нести мне будет бесконечно!
Как жадно я искал
В толпе завистливой и злобной,
В душе тая свой идеал,
Души, ему хоть в чем-нибудь подобной!
Увы! Кого я ни встречал, —
Старик ли, дева ль с пылким взором,
Муж, полный зрелой красоты, —
Неотразимым приговором
Житейской пошлости черты
На них читалися так ясно,
Что и сомнение напрасно.