Владимир Маяковский - Том 5. Стихотворения 1923

Пришел и грянул октябрьский гром.
Рвал,
   воротил,
      раскалывал в щепки.
И встал
   над бывшим
                 буржуйским добром
новый хозяин —
      рабочий в кепке.
Явился новый хозяин земли.
Взялся за руль рукой охочей.
— Полным ходом!
               Вперед шевели! —
Имя ему —
            советский рабочий.
За всю маету стародавних лет,
что месили рабочих
                  в кровавое тесто, —
пропорол рабочий
                хозяйский жилет,
пригвоздил
           штыком
                 на нужное место.
Где хозяйская спесь?
                   Присмирел, как зайчик,
под рукой рабочих волк-хозяйчик,
Ни шагнуть ему,
           ни орнуть,
                     ни икнуть.
Настал для хозяйчиков
            страшный годик, —
свистнул хозяев,
          и над ними,
                      как кнут,
навис трудовых законов кодекс.
В этом кодексе
         крепкий наказ:
растить
   и беречь рабочий класс.
О рабочем труде
            должен радеть
кодекс законов о труде.
Этот закон
          не объедешь с тылу,
пока рабочая власть жива.
Будем хранить рабочую силу,
будем
            беречь
              рабочьи права.
(статья 1)
Бился Фадей на всех фронтах.
Фадея на фронт коммуна зовет.
Выпустил
         крови
                    чуть не фонтан.
И вот
          вернулся назад —
              на завод.
Оглядел Москву,
            поглядел на людей.
И в затылке крепко чеснул Фадей.
 Мне, говорит, зарабатывать хлеб,
а как заработаешь,
               ежели нэп?!
Значит, опять
               шапку ломать.
А хозяин возьмет
             да другого наймет.
Ах ты, твоя растакая мать!
Око-то видит,
               да зуб неймет. —
Оборвал его Пров:
               — Плакаться брось!
Чего пересуживать вкривь да вкось?
Нынче
             порядок у нас другой,
наймешь не всякого,
                   кто под рукой.
Никому не взять,
            не взять никогда
с вольного ветра рабочих людей.
Брать их должен с биржи труда! —
— Ишь чудеса, —
              буркнул Фадей.
А Пров опять:
      — Почесывай темя!
Это тебе не старое время.
Тут те
           не барский наем да расправа.
Биржа —
(ст. 5–7)
        крутая буржуям управа.
Вторая управа —
             профсоюз,
за союзом своим
            ничего не боюсь.
Не возьмут в кабалу,
                   ни в хозяйский плен,
если ты
   профсоюза
                полноправный член.
(ст. 1-56)
Профсоюз тебе
          и подмога и щит.
От него
   у хозяина
             пузо трещит.
Профсоюз
           от тебя
              не потребует многого.
Гроши — профсоюзный членский взнос,
но зато
   подписал коллективный договор,
а там ходи,
          подымая нос.
Союз
         с хозяином
          подпишет условия
про плату,
         про срок,
                про твое здоровье.
Знай трудись,
(ст. 15–24)
                да мотай на ус —
де твой интерес
         блюдет союз.
А если б союз
                оплошал в догово́ре,
тоже не дюже большое горе.
В рабочей стране
             никому не приходится
снижать условия ниже кодекса.
Заяви наркомтрудскому органу,
(ст. 19)
и скверный договор
                 мигом расторгнут.
А чтобы в союз не ходить далёко,
на заводе есть союзное око.
Каждый рабочий с ним знаком,
называется око это —
                     завком.
Во всякой беде,
         во всякой невязке
в завком направляйте шаг пролетарский.
(ст. 156)
Всё запомни, —
           учит Пров, —
вали работать
               и будь здоров! —
Запылал Фадей,
         как червонный туз,
записался на биржу
                 и в профсоюз.
Входит Фадей на заводский двор,
идет
        заключать
      трудовой договор.
Фадей плечами подпер косяк.
Хозяин жмется и так и сяк.
Хозяйские глазки в стороны лезут, —
чтоб такое с Фадея урезать?
Смеется Фадей:
         — Не те времена!
Брось, хозяин, мозги уминать,
верти не верти,
(ст. 27)
      крутись, как хочешь,
а через кодекс не перескочишь.
Как ни въедлив хозяйский нрав,
не ужмет
        хозяин
           рабочих прав. —
Говорит хозяин:
          — Прямо противно:
договор трудовой,
              да договор коллективный… —
(ст. 28)
Фадей смеется, сощуря глаз:
— Буржуям противно,
                      а нам как раз!
Нынче
   с рабочих
            не вымотать лишки —
записано всё в расчетной книжке,
не отменишь условий,
                      хоть плачь да вой,
расчетная книжка —
(ст. 29)
                   свидетель живой. —
— Ну, Фадей,
               теперь на завод! —
Пров лукаво Фадея зовет.
Вошел Фадей,
                растопырил глазища —
куда девалась былая грязища?
Вонь, да пыль, да копоть где?
Всё подмел
            закон о труде.
(ст. 138)
Клохчут машины, будто наседки,
для безопасности
             скованы в сетки.
Тут и нарочно
                 рукой
                   в привод
даже разиня не попадет.
Раньше завод —
           не завод, а геенна.
Теперь
   по геенне
            прошла гигиена.
Прежде машины кропились кровью,
теперь —
        берегут трудовое здоровье.
Крепки устои рабочих прав,
хозяйская жадность
                раздавлена в пласт.
Прежде,
      знай, налетал на штраф,
теперь не штрафнут,
                   закон не даст.
Раньше выгнать,
           что снять картуз.
Лицом не потрафил —
                       готов расчет.
А теперь
       пообструган хозяйский вкус.
Попробуй погнать,
                попадешь на сучок.
(ст. 43)
Теперь увольнять
             много круче
и только
      в следующих случаях:
во-первых,
          если закроют завод,
или на месяц работа замрет,
или
       если к труду не годны́, —
в этих случаях —
(ст. 47)
            требуй выходных.
А если
   работник
          не нужен в деле,
предупредят его
           за две недели.
И пусть хозяин
      орет и бесится,
а должен заплатить
               за полмесяца.
(ст. 88–89)
Конечно, гонят тех,
                кто зря
вместо работы
                  копает в ноздрях.
Да и то не уволят их,
                  пока
не обсудит дело
          РКК.
Но если
   за дело под суд попал,
или, скажем,
              дня на три без спросу пропал,
иль в месяц ден шесть прогулял гуртом,
тогда
          посидишь с голодным ртом.
— А ежели, скажем, я был нездоров? —
И на это
   Фадею ответил Пров:
— Болен — болей!
               Коль рабочий болен,
2 месяца не будет уволен.
А у бабы
       болезнь и роды
могут тянуться до полгода.
Если ж хозяин,
      разгильдяй и мошенник,
в срок тебе не выплатил денег,
если хозяин
            с тобою груб,
в ругани кажет свой волчий зуб,
перестал о твоем здоровье радеть
и нарушил
          кодекс законов о труде, —
то тебе по закону
            даны права
до срока
      свои обязательства рвать.
Выполняй лишь
          четко и хватко
правила
(ст. 48)
   внутреннего распорядка.
А в остальном —
            твое слово такое:
— Оставьте, хозяин, меня в покое!
Из правил
          лишь те обязательны мне,
что на видном месте
                  висят на стене.
А если они
           лишь в хозяйском мозгу,
(ст. 50)
я этих правил
               знать не могу!
Раньше
   душил вопрос проклятый —
это
      размер заработной платы.
За грош
   всю силу рабочую вынь ему,
за грош
   на хозяина шею гни.
Теперь
   по закону
           означен минимум,
ниже которого —
             ни, ни, ни!
Мало того:
          тогда за получкой
ходи, отработав день труда,
нынче
   с этой хозяйской штучкой
(ст. 59)
покончено навсегда.
Теперь
   производи расчет,
пока рабочий день течет.
А чтобы рабочим
              меньше заботы —
деньги плати на месте работы.
Раньше с отпуском
                одна тоска.
Без копья в кармане иди в отпуска.
(ст. 67)
Теперь
   пришел другой черед,
за отпуск деньги — давай вперед.
Встарь
   у рабочего власти нет.
Власть — хозяйский кулак да разбой.
А теперь
       изберут тебя в совет —
место и заработок
               за тобой.
(ст. 69)
Спокоен и ты,
                 и жена,
                    и дети.
Можешь вовсю работать в совете.
А вышел срок,
                 истек мандат —
на прежнее место вертай назад.
Кодекс на этом стоит непреклонно!
Дивится Фадей,
         застыл, как пень.
— Раньше
         не до рабочих закону —
трудись
   на хозяев
            и ночь
              и день.
Теперь
   пять радостных слов:
для рабочих норма
                8 часов.
В целом мире этого нет, —
да из них еще
               полчаса на обед.
А если
   работница
             младенца кормит,
еще додадут по законной норме.
Всем рабочим мира пример
показывает кодекс СССР.
8 часов!
(ст. 98)
(ст. 134)
   Выполняйте точно!
К ним не подвесишь работ сверхурочных.
Разве что очень нужда велика,
да и то с разрешенья РКК.
Где ты
   раньше
      на наших заводах
знавал для рабочего долгий отдых?
С завода
      в постель,
(ст. 103)
(ст. 104)
              с недосыпа —
                               к труду.
Так
       сплошняком
           и тянул нуду.
Раньше
   насквозь неделю потели,
некогда
   даже
             волос причесать.
А теперь
       рабочему
                раз в неделю
отдых сплошной 42 часа!
Хочешь — на лекцию,
                      хочешь — в кино,
хочешь —
         дома сиди с женой.
Раньше
   праздники всем святым,
(ст. 109)
чтоб легче
          попам
            тянуть оброк,
на клиросный вой,
               на кадильный дым
рабочих сбирать за церковный порог.
Теперь
   святым не место у нас.
Наша вера —
                рабочий класс.
То-то косятся лабазники
на красные праздники.
Наш праздник —
            новый год.
Солнце,
   на лето ведет поворот.
Наш праздник —
         9-е января,
рабочие впервые разглядели царя.
12-е марта —
(ст. 111)
               престольник веселый,
мы царя
      поперли с престола.
18-е марта —
               старый, но юный
день рождения Парижской коммуны.
Первое мая —
      рабочий май,
рабочих на всей земле подымай!
7-е ноября —
                трубы не коптят,
пролетарии празднуют Красный Октябрь.
Раньше
   об отпуске —
                    год говори!
Особенно,
          если хозяин скуп.
Хоть год работай,
             хоть два,
                   хоть три,
а не бывать тебе в отпуску.
Бросили воду в ступе толочь.
В кодексе сказано, —
                    молвил Пров, —
пять с половиной месяцев прочь —
и двухнедельный отпуск готов.
А если
   работа на вредном деле,
еще добавляются две недели.
Раньше —
(ст. 114)
(ст. 115)
         пройти цеховую науку —
парень терпел многолетнюю муку.
Где раньше
            мальчонку маял мастер
проклятой учебою, злюч и колюч,
теперь
   рабочей стране на счастье
вырос советский фабзаву́ч.
Собирает он
              в уютные стены
(ст. 121)
молодых гвардейцев для будущей смены.
А у хозяина
            морда моржа —
по закону ему фабзавуч содержать.
Тяжелой работой сводили в могилу,
особенно
        женщин или ребят.
Теперь
   берегут рабочую силу,
законы хозяев весьма теребят.
Старый порядок прошел бесследно.
В работе ночной,
            подземной
                       и вредной
законом
      наложен строжайший запрет
на баб и ребят до восемнадцати лет.
Баба на сносях —
             хозяину что?
А под машиной рожать
(ст. 129)
              не годится.
Кодекс сказал хозяину:
             — Стоп!
Бабе
        спокойно дай разродиться.
Четырехмесячный отпуск готовь,
по восемь недель
            до и после родов.
— Лишь чистотой рабочий здоров, —
гордо
(ст. 132)
           Фадею
              заметил Пров. —
Кодекс
   и здесь стоит на посту
и по заводу блюдет чистоту.
Раньше
   работа ли,
             нет ли работ, —
полным ходом бежит привод.
(ст. 138–139)
Теперь
   в перерыве
              не случится беда,
нынче,
   в обед, молчат привода.
Раньше
   на грязной работе,
                   как зверь,
треплешь свою одежонку.
                   Теперь —
свою
(ст. 140)
         на заводе
      не стану трепать я —
подавай завод —
           спецодежду-платье.
Кодекс влезает и в щелочки быта.
Им
      ни больница,
          ни клуб не забыты.
Лампы ли в темных проходах погасли,
грязно ли в бане,
(ст. 141)
            в квартире
                      и в яслях —
всё заприметит,
          везде и всегда
око закона —
               инспектор труда.
Если с хозяином начаты споры,
суд под рукой
                 правый и скорый,
это
(ст. 148)
      рабочей власти рука —
защита рабочего —
                 РКК.
Недоволен решеньем —
                решенье не камень,
есть пересуд примирительных камер.
(ст. 168–172)
Там не прошло,
          не копай в носу,
неси протест в третейский суд.
А если хозяин начнет уголовщину,
например,
          фабзавкому работать не даст,
для таких молодцов порядок упро́щенный
завела рабоче-крестьянская власть.
Народного суда трудовая сессия
рассмотрит хозяйские мракобесия.
Суд укротит хозяйский нрав:
хозяину за провинность такую —
год отсидки,
              либо
             тысячный штраф.
А то и всё добро конфискует.
А последнее завоевание —
социальное страхование.
Раньше
   смерть или безработица —
о рабочем
          никто не позаботится.
Либо станешь
                громилой и вором.
(ст. 175)
Либо
          собакой умрешь под забором.
А теперь
       по кодексу
                 дан наказ:
— кипи работа страховых касс!
Взносы с хозяев
         берутся строго.
Эти взносы —
      рабочим подмога.
Если
         тебя
       постигла болезнь,
вмиг
         за пособием
             в кассу лезь.
Касса
            тебе
           даст и врача,
и денег,
   чтобы лечёбу начать.
Руку отшибло,
                 стал инвалид
закон
          пособие дать велит.
Сел без работы,
          не гляди исподлобья —
в кассу иди,
            получай пособие.
Кормильца ль схоронят
(ст. 176)
               в семействе рабочем,
касса
          и тут сумеет помочь им. —
— Ишь ты, —
                 на это ответил Фадей, —
кодекс твой,
             ей-ей, чудодей.
Спасибо тебе,
                и будь здоров.
Всё объяснил, товарищ Пров.
Самому бы мне
           нигде,
             никогда
не узнать про эти законы труда. —
Молвит Пров:
      — Погоди, парнишка! —
Порылся за пазухой, вынул книжку.
— Вот он!
         Весь!
         Совсем не длинен.
От корки до корки —
                    час прочесть.
А при нем закон
            и надпись:
                      Калинин. —
Фадей, улыбаясь, ответил:
                   — Есть! —
С тех пор
       у всех Фадеев водятся
эти книжки рабочего кодекса.
Силком не вырвешь,
                   разве пальцы отвалятся.
Такого кодекса
         нет нигде.
Живут Фадеи
                и не нахвалятся
на советский кодекс
                  законов о труде.