Пьер-Жан Беранже - Песни

Вот фея рифм, властительница песен.
В земной туман для счастья послана,
Она поет, и взгляд ее чудесен.
Отдайся ей — иль улетит она.
В размахе крыл простор есть лебединый,
Она несет вступившим с ней в союз
Завидный дар для наших бедных муз:
Алмазы, бриллианты и рубины.

В ее словах для нас любовь и май,
Останься с нами, пой, не улетай!

Пускай мудрец порой кричит: «Куда ты?
Мечтателю безумному. — Постой!»
Уж он бежит, горячкой рифм объятый,
От школьных парт за феей молодой.
Ведь с этих пор и горе и лишенья
Он для нее готов претерпевать,
Чтоб в смертный час к безумцу на кровать
Она присела с песней утешенья.

В ее словах для нас любовь и май.
Останься с нами, пой, не улетай!

Как богачи ей жадно смотрят в очи!
Но, их минуя, предпочтет она
Скупой огонь в простой семье рабочей,
Где песнь ее как хлеб и соль нужна.
Пусть прост обед и темный угол тесен,
Чтоб здесь жилось бедняге веселей,
Она его из пригоршни своей
Поит вином и дерзким хмелем песен.

В ее словах для нас любовь и май.
Останься с нами, пой, не улетай!

Где дышит пар, в пыли свинцовой гранок,
Она поет, чтоб каждый видеть мог
В цветах кирку, лопату и рубанок,
Стихи без рифм и славу без сапог.
А с нею в такт поет рабочий молот,
И весь народ уж подхватил припев,
Меж тем как трон внимает, присмирев,
Как там, внизу, отплясывает голод.

В ее словах для нас любовь и май.
Останься с нами, пой, не улетай!

Покрой же, фея, нищету крылами,
Зажги единой радостью сердца;
Вином надежд, а не пустыми снами
Гони заботу с пыльного лица.
И сделай так, чтоб в хижине убогой
Произнесли при имени моем:
«Ведь это он привел ее в наш дом
Певец вина и юности нестрогой».

В ее словах для нас любовь и май.
Останься с нами, пой, не улетай!

Недолгий срок людское племя
Гуляет по тропам земным.
Возница наш — седое Время.
Уже давно дружу я с ним.
Роскошно ль, скромно ли свершаешь путь по свету
Нещадно гонит старина,

Пока не взмолишься: «Останови карету!
Хлебнем прощального вина!»

Он глух. Ему по нраву — гонка.
Он плетью хлещет, разъярясь;
Пугая нас, хохочет звонко,
Пока не выворотит в грязь.
Боишься, как бы вдруг не разнесло планету
Копытом звонким скакуна.

Останови, ямщик, останови карету!
Хлебнем прощального вина!

Глупцов разнузданная свора
Швыряет камни в седока.
Бежим, не затевая спора,
Победа будет не легка!
Какой удар несет грядущий день поэту,
Какая смерть мне суждена?

Останови, ямщик, останови карету!
Хлебнем прощального вина!

По временам к могильной сени
Нас приближает день тоски.
Но слабый луч — и скрылись тени,
И страхи смерти далеки.
Ты увидал цветок, услышал канцонетту,
Скользнула мышка, чуть видна.

Останови, ямщик, останови карету!
Хлебнем прощального вина!

Я стар. На новом перевале
Меня подстава ждет в пути.
Ямщик все тот же, но едва ли
Коней он может соблюсти.
Для вас, друзья мои, уже спускаясь в Лету,
Сдержать хочу я скакуна.

Останови, ямщик, останови карету!
Хлебнем прощального вина!

И пусть мой юбилей поможет
Крепленью наших старых уз.
Ведь шпора времени не может
Сердечный разорвать союз.
О Радость, приводи друзей к анахорету
Еще хоть двадцать лет сполна.

Останови, ямщик, останови карету!
Хлебнем прощального вина.

Шар наш земной — да что же он такое?
То — просто старый мчащийся вагон.
Хоть астрономы говорят: «Пустое!»
Но с рельс сойдет когда-нибудь и он.

Вверху, покорны силе притяженья,
Вращаются такие же шары…
Хочу я знать, небесные миры,
Кто вас привел в движенье?

О странном детстве, прожитом планетой,
Писал Бюффон и говорил Кювье.
Огонь и грязь… И вот из смеси этой
Жизнь началась когда-то на земле.

Зародыш тот волной питало море,
И слизняки лениво поползли.
А человек — недавний гость земли,
Хоть мир погибнет вскоре.

«О прошлое! Ведь мы — над бездны краем!
Воскликнул я. — Скажи мне, как давно
Вертится мир, в котором мы страдаем?»
Но в прошлом все загадочно, темно.

Так много догм… Разноречивы мненья.
Где правда, ложь — не отыскать вовек.
Оставили индус, и перс, и грек
В наследство нам сомненье.

Мне разъедает душу яд сомнений,
Грядущее пытать решился я.
Навстречу мне попался новый гений…
«Учитель, как, погибнет ли земля?»

«Нет, никогда! Жить суждено ей вечно,
Как Троице!» — ответ его гласит.
И песню вновь с друзьями голосит
Мессия тот беспечный.

Грядущее туманно и безгласно,
А прошлое уже покрыла тень.
Сужден иль нет земле прыжок опасный
Скажи хоть ты, о настоящий день!

Но он молчит, тщедушный и несмелый,
Торопится он, Будущим гоним.
Дни прочие уходят вслед за ним,
Ворча; «Нам что за дело?»

Конец придет — ведь было же начало!
Мир родился — мир должен умереть.
Когда? Судьба об этом умолчала.
Сегодня ль? Или век ему стареть?

Покуда мы о сроках спорим чинно,
Когда земле погибнуть надлежит,
Она в углу вселенной все висит,
Висит, как паутина…

Во дни чудесных дел и слухов
Доисторических времен
Простой бедняк от добрых духов
Был чудной лютней одарен.

Ее пленительные звуки
Дарили радость и покой
И вмиг снимали как рукой
Любви и ненависти муки.

Разнесся слух об этом чуде
И к бедняку под мирный кров
Большие, маленькие люди
Бегут толпой со всех концов.

«Идем ко мне!» — кричит богатый;
«Идем ко мне!» — зовет бедняк.
«Внеси спокойствие в палаты!»
«Внеси забвенье на чердак!»

Внимая просьбам дедов, внуков,
Добряк на каждый зов идет.
Он знатным милостыню звуков
На лютне щедро раздает.

Где он появится в народе
Веселье разольется там,
Веселье бодрость даст рабам,
А бодрость — мысли о свободе.

Красавицу покинул милый
Зовет красавица его;
Зовет его подагрик хилый
К одру страданья своего.

И возвращают вновь напевы
Веселой лютни бедняка
Надежду счастия для девы,
Надежду жить для старика.

Идет он, братьев утешая;
Напевы дивные звучат…
И, встречу с ним благословляя,
«Как счастлив он! — все говорят.

За ним гремят благословенья.
Он вечно слышит стройный хор
Счастливых братьев и сестер,
Нет в мире выше наслажденья!»

А он?.. Среди ночей бессонных,
Сильней и глубже с каждым днем,
Все муки братьев, им спасенных,
Он в сердце чувствует своем.

Напрасно призраки он гонит:
Он видит слезы, видит кровь…
И слышит он, как в сердце стонет
Неоскудевшая любовь.

За лютню с трепетной заботой
Берется он… молчит она…
Порвались струны… смертной нотой
Звучит последняя струна.

Свершил он подвиг свой тяжелый,
И над могилой, где он спит,
Сияет надпись: «Здесь зарыт
Из смертных самый развеселый».