Антология - Европейская поэзия XIX века

Мадьяр, за родину свою
Неколебимо стой,
Ты здесь родился, здесь умрешь,
Она всегда с тобой.

Другой отчизны не ищи
И смертный час тут встреть —
В беде иль в счастье должен ты
Здесь жить иль умереть.

По этим нивам столько раз
Струилась кровь отцов.
Земля хранит их имена
В течение веков.

Здесь за отчизну в славный бой
Арпад[63] войска водил,
И рабства гнусное ярмо
Здесь Хуняди[64] разбил.

Свобода! Здесь носили твой
Окровавленный стяг
И пали лучшие из нас
За родину в боях.

Средь стольких мук, средь стольких
Несчастий и невзгод,
Хоть поредев, но не сломясь,
Живет здесь наш народ.

Народам мира мы кричим,
Столпившимся вокруг:
«Мы заслужили право жить
Тысячелетьем мук».

Не может быть, чтоб крови зря
Так много пролилось,
Чтоб столько преданных сердец
В тоске разорвалось.

Не может быть, чтоб сила, ум
И воля навсегда,
Не одолев проклятий груз,
Иссякли без следа.

То время, славное вовек,
Должно прийти, придет,
Когда исполнится все то,
О чем молил народ.

Или прекрасно умереть
Решится в битве он,
И будет вся страна в крови
Во время похорон.

Могилу Венгрии твоей
Народы окружат
И, над умершею скорбя,
Слезами оросят.

Мадьяр, за родину свою
Неколебимо стой,
Ты ею жив, и будешь ты
Укрыт ее землей.

Другой отчизны не ищи
И смертный час тут встреть —
В беде иль в счастье должен ты
Здесь жить иль умереть.

Да, я сержусь — на черноту кудрей,
На синь очей, на их лукавый взгляд,
Меня связавший крепче всех цепей,
И на уста, что так меня язвят.

Сержусь на то, что сгинул мой покой,
Что сердце добродетельно твое,
Что пленена твоею красотой
Душа моя и не вернуть ее.

Коль женщине во власть
Ты предался душой,
Знай: суждено пропасть
Душе твоей большой.
Улыбки лгут, беду сулят
Прекрасные глаза,
Улыбки жажду утолят,
Но все сожжет слеза.
Пей! Краток жизни пир,
Не вечен даже мир.
Он лопнет, как пузырь пустой,
И все сольется с пустотой.

А если всей душой
Ты другу предан был,
Дары страны родной
И тайны с ним делил,
И вдруг ты видишь блеск клинка
И понимаешь вдруг,
Чья это скользкая рука,—
Стал недругом твой друг! —
Пей! Краток жизни пир,
Не вечен даже мир,
Он лопнет, как пузырь пустой,
И все сольется с пустотой.

Коль родине своей
Ты отдал все сполна —
И кровь ты отдал ей
И душу, а она
Тебя же низвергает в прах,
Поносит, гонит с глаз
И бьется жертвою в руках
Глупцов, дельцов, пролаз,—
Пей! Краток жизни пир,
Не вечен даже мир,
Он лопнет, как пузырь пустой,
И все сольется с пустотой!

И если даже в грудь
Всосался червь забот,
И твой безверный путь
По пустырям ведет,
И все отравлено сейчас,
И радость и мечта,
И все надежды скрылись с глаз,
Все поздно, все тщета,—
Пей! Краток жизни пир,
Не вечен даже мир,
Он лопнет, как пузырь пустой,
И все сольется с пустотой.

И если скорбь с вином,
Вдруг заключив союз,
Поведают о том,
Как мир тосклив и пуст,
То ты не медли! Подымись,
Творец великих дел,
И, не жалея сил, борись!
Тот победит, кто смел.
Знай: краток жизни пир,
Пускай не вечен мир,
Но в этом мире счастлив тот,
Кто, разрушая, создает!

Зовется Гёргеем[67] тот негодяй позорный,
Кто предал родину, свой долг презрев.
Так пусть всегда, везде, до гроба и за гробом,
Его преследует господень гнев.

Ста тысяч храбрых вождь, вождь пламенных героев
В победе славен и в беде велик!
А он отбросил честь, отверг он путь к величью,
Подножный корм найдя, к нему приник.

Ему вручен был меч карающий народа,
Народа сердце было вручено.
Он предал их врагу, как шалопай побитый,—
За плату, даром ли, не все ль равно.

Умолк орудий гром, умолкли наши ружья,
Зловещая настала тишина,
Гайдук не мчится в бой, висит гусара сабля,
Не кровью, а слезой окроплена.

Пасть, не изведав битв, все сдать врагу без боя!
Переглянувшись, шлют ему вослед
Его соратники суровое проклятье,—
Тому проклятью вечно смерти нет.

«Кто создал Гёргея, бог иль коварный дьявол?» —
Так спрашивают воины с тоской.
Нет, если б создал бог ничтожество такое,
Отрекся бы от бога род людской.

Пусть высохнет трава, где отдохнуть он сядет,
Пусть, ветку увидав, на ней повиснет он,
Пусть терпит голод он, пусть корчится от жажды,
Вовек людским презреньем заклеймен.

Пусть гонятся за ним повсюду беды, словно
Озлобленные псы, пусть он живет
До гроба в нищете, в терзаниях и в сраме,
А после гроба муки обретет.

В те дни, когда я взялся за перо,
Безоблачным казалось это небо,
И на земных высотах зеленела
Листва… И люди, точно муравьи,
Трудились — бодро подымались руки,
Был тверд расчет, надеялись сердца,
Ум пламенел, и замыслы рождались.
Мир отирал испарину со лба,
Готовясь получить вознагражденье —
Блаженство завершенного труда,
И к празднику приблизилась природа,—
Все лучшее, что было в ней, цвело!

И, как от счастья, воздух трепетал,
Священное воззвание рождая,
Чтоб славным голосом творимой нови
Приветствовать вселенную. И мы
Услышали! Глубины и высоты
Откликнулись. Казалось, в этот миг
Вселенная застыла без движенья.
Но перед бурей эта тишь настала.
И разразилась буря. Как мячи,
Она отрубленные головы бросала
Под небеса кровавою рукой.
Она неслась, топча сердца людские,
Жизнь увядала от ее дыханья.

Мир разума погас. И на щеках
Небес, от этой бури потемневших,
Разрисовали молний диким светом
Великий гнев враждебные нам боги.
И завывала буря непрестанно,
И где бы, как чудовище, она
Ни проносилась в бешенстве, — повсюду
Проклятия раздробленных народов,
Как вздох, неслись из кучи черепов,
И опускала голову нужда
На обессиленные города.

И вот теперь зима, и снег, и смерть.
Земля моя как будто поседела,
Но не слегка, как человек счастливый,
А поседела сразу, как господь,
Когда, создавши мир и человека,
Создавши полубога, полузверя,
Он содрогнулся, увидав воочью
Такое кровожадное творенье,
И стал от горя дряхлым и седым!

Она придет, цирюльница-весна,
Земля-старушка паричок напялит
И бархатное платье из цветов,
И глаз своих стекляшки разморозит,
И на лице, сокрытом в ароматах,
Налжет веселье юности… Тогда
Спросите эту старую кокетку —
Что сделала с детьми она своими,
Куда девала бедных сыновей?