Нил Гейман - Осторожно, триггеры (сборник)
– Что еще за автолеты? – не выдержала Салли. – Впервые слышу.
– Естественно, – кивнул коротышка. – Потому что их я тоже разызобрел. Вы не поверите, какие от них начались пробки. Бывало, захочешь на небо посмотреть, поднимешь голову – а там сплошь одни только брюха этих чертовых летающих машин, от горизонта до горизонта. Не говоря уже о том, что из окон у них вечно сыпался всякий мусор… Управлять ими было несложно, топливо, разумеется, не требовалось – двигатель работал на солнечной гравитации. Но я долго не понимал, что от них надо избавиться, пока не услышал по радио одну леди, которая очень сокрушалась, что мы не остановились на обычных, нелетающих автомобилях. Она была права. Нужно было что-то предпринять. И я разызобрел их. А потом составил список изобретений, без которых миру было бы только лучше, – и разызобрел их все, одно за другим.
Между тем вокруг мистера Полкингорна уже собралась средних размеров толпа, и я порадовался, что у меня такое удобное место.
– Работал я не покладая рук, – продолжал он. – Ведь почти невозможно не изобрести летающую машину после того, как изобретешь люминошар. Так что в конце концов пришлось разызобрести и его тоже. А жаль. Индивидуальный люминошар – отличная штука! Только представьте себе: совершенно невесомый источник света парит в полуметре у вас над головой и всюду следует за вами. И выключается по желанию. Чудесное было изобретение. Но снявши голову, по волосам не плачут. Лес рубят – щепки летят.
– Неужели вы думаете, что мы во все это поверим? – спросил кто-то. По голосу мне показалось, что это Джослин.
– В самом деле, – подхватил Брайан. – А то вы, чего доброго, заявите сейчас, что и звездолет разызобрели!
– Ну да, это тоже я, – кивнул Обадия Полкингорн, сияя гордой улыбкой. – Даже дважды! Пришлось, видите ли. Штука в том, что как только мы отрываемся от Земли и устремляемся к далеким звездам, новые открытия сыплются на нас как из рога изобилия, и от изобретений просто нет отбою. Один только поляроид-телепортатор чего стоит! Это было хуже всего. И телепатический переводчик Моккета. Тоже ужас, и неизвестно еще, что хуже. В общем, самое большее, что я могу позволить, – это запуски ракет на Луну. На этой стадии еще можно удержать все под контролем.
– Объясните же нам, как именно вы это делаете, – потребовал я.
– Не так-то это просто, – вздохнул он. – Весь фокус в том, чтобы выпутать из ткани мироздания нужные нити вероятности. А сначала их надо отыскать, и это все равно что искать иголку в стоге сена. К тому же эти нити такие длинные и запутанные! Так что, пожалуй, это как выпутывать из стога сена моток спагетти.
– Да уж, после такой работенки не мешает промочить горло, – сказал Майкл, и я махнул ему, чтобы он налил мне еще полпинты сидра.
– Муторное это дело, – признал коротышка. – Да. Но я справляюсь, и мне есть чем гордиться. Каждый день я просыпаюсь и говорю себе: «Ты молодец, Обадия Полкингорн. Даже если и пришлось пожертвовать чем-то хорошим, все равно мир стал куда счастливее благодаря всему тому, что ты разызобрел».
Он заглянул в свою стопку и взболтал остаток виски.
– Беда в том, – продолжал он, – что теперь, когда исчез музофон, все кончилось. Я разызобрел все, что только можно. Не осталось белых пятен на карте; не осталось непокоренных вершин.
– А ядерная энергия? – спросил Пестон по прозвищу Твит.
– Ее открыли до меня, – покачал головой Обадия. – Я не могу разызобретать то, что изобрели до моего рождения. А не то удалю случайно что-нибудь такое, без чего я бы не родился, и где мы все тогда будем? – Никто не нашелся с ответом, но Обадия ответил сам: – По уши в реактивных ранцах и автолетах, вот где! Не говоря уже о марсианской компенсации Моррисона. – На чело его набежала тень. – О-хо-хо. Жуткая была штука. А лекарство от рака! Видели бы вы, во что от него превратились океаны! Нет уж, лучше пусть будет рак. Такие вот дела, – подытожил Обадия Полкингорн. – Я разызобрел все, что было в моем списке. А теперь я пойду домой, – добавил он, приосанившись, – и возрыдаю, словно Александр, ибо все мои миры завоеваны и больше покорять нечего. Не представляю себе, что бы еще такого можно было разызобрести.
В пабе «Фонтан» стало тихо-тихо.
А потом в тишине зазвонил айфон Брайана. У него на рингтоне стояла песенка «Ратлз» – ну, вы знаете, эта пародия на битловский «День из жизни».
– Да? – сказал Брайан в трубку. – Я вам перезвоню.
Вы, наверно, и сами замечали, как это действует на людей, когда кто-то рядом достает смартфон. Иногда я думаю: это потому, что мы еще помним те времена, когда в пабах можно было курить. Как мы тогда все разом доставали сигаретные пачки, так теперь все разом хватаемся за смартфоны. А может, и нет. Может, все дело в том, что нам слишком быстро становится скучно.
Как бы там ни было, смартфоны не заставили себя долго ждать.
Краун Бейкер сфотографировал всех нас и тут же запостил фото в Твиттер. Джослин уткнулась в свои эсэмэски. Пестон по прозвищу Твит твитнул, что он сидит в пабе «Фонтан» и впервые в жизни собственными глазами увидел разызобретателя. Профессор Макинтош проверил результаты отборочного матча, огласил их вслух и написал своему брату в Инвернесс, что он об этом думает. Разговоры сами собой сошли на нет.
– А это что такое? – спросил Обадия Полкингорн.
– Это пятый айфон, – ответил Рэй Арнольд, демонстрируя его Полкингорну. – А у Крауна – «Нексус Икс». Работает на Андроиде. Смартфоны. Интернет. Камера. Музыка. Ну, музыка – это уже приложения. А вы знаете, что на одном только айфоне – больше тысячи приложений, которые издают такой звук, как будто кто-то пукнул? Вот, например, хотите послушать, как пукает Барт Симпсон?
– Нет! – воскликнул Обадия. – Этого я определенно не хочу. Нет. – Он решительно отставил стопку, в которой еще оставалось что-то на дне. Поправил галстук. Застегнул пиджак. – Это будет нелегко, – пробормотал он себе под нос. – Но ради общего блага… – Тут он умолк и широко улыбнулся.
– Очень приятно было с вами поболтать! – объявил он, не обращаясь ни к кому конкретно, и решительным шагом направился к выходу.
Абсолютный ноль часов
ПОВЕЛИТЕЛИ ВРЕМЕНИ создали тюрьму. Время и место, где они ее построили, невообразимы для существа, которое ни разу не покидало пределы родной звездной системы и не путешествовало во времени иначе, как секунда за секундой и только вперед. Тюрьма предназначалась для одного-единственного заключенного, и звали его Клан. Она была неприступна: несколько небольших, приятно обставленных комнат (Повелители Времени – все же не звери; они способны на милосердие, когда это не доставляет им неудобств), смещенных относительно вселенной по темпоральной фазе.
В этом месте не было ничего, кроме комнат для Клана. Тюрьма находилась в одной микросекунде, а вся остальная вселенная – в другой: непреодолимая пропасть отделяла их друг от друга. В сущности, эти комнаты составляли крохотную отдельную вселенную, заимствовавшую свет, тепло и гравитацию из остального мироздания.
Клан бродил из комнаты в комнату. Он был терпелив и бессмертен. Он ждал.
Он ждал одного простого вопроса. И ждать он мог сколько угодно – хоть до конца времени. (Впрочем, если бы Конец Времени и настал, Клан бы этого не заметил: микросекунда, в которой он был заточен, не имела ничего общего с временем нашей вселенной.)
Тюрьма существовала на энергии гигантских двигателей, построенных Повелителями Времени в недрах черных дыр, а потому недосягаемых: кроме их создателей, до них не смог бы добраться никто.
Двигателей было много, и все они работали бесперебойно. Ни одна деталь никогда не выйдет из строя.
До тех пор пока живы Повелители Времени, Клан будет сидеть в тюрьме. А пока Клан сидит в тюрьме, остальной вселенной ничего не грозит. Так было, и так будет всегда.
А если что-то все-таки пойдет не так, Повелители Времени сразу же об этом узнают. Если представить себе, что какой-то из двигателей все же даст сбой (хотя это и невозможно), аварийный сигнал достигнет планеты Галлифрей задолго до того, как тюрьма Клана успеет вернуться в наше время и в нашу вселенную. Повелители Времени предусмотрели всё.
Абсолютно всё… кроме того, что однажды во вселенной может не остаться ни Повелителей Времени, ни Галлифрея. Что Повелители Времени исчезнут – все, кроме одного.
И вот однажды тюрьма вздрогнула, зашаталась, как от землетрясения, и затрещала по швам. Клан выглянул наружу и увидел свет галактик и звезд, ничем не искаженный, не пропущенный через фильтры. И он понял, что вернулся в нашу вселенную, а значит, тот самый вопрос непременно зададут снова. Теперь это всего лишь дело времени.
Но Клан был осторожен, а потому первым делом принялся за инвентаризацию. Он принял к сведению и взял на заметку все сущее в той вселенной, куда он теперь попал. О мести он и не помышлял: это было чуждо его природе. Он лишь по-прежнему хотел того же, чего и всегда. И, кроме того…
