Борис Бухштаб - Поэты 1840–1850-х годов
96. УЧАСТЬ
В семье своей лиственной, шумной, ветвистой
Широкое дерево в чаще росло,
Долине бросало свой сумрак тенистый,
И высилось гордо, и в листьях цвело.
Но вот оно вдруг, не отживши, увяло…
По чаще стал прыгать ужасный топор,
И то благородное дерево пало
И тени прохладной не кинет с тех пор.
Обрублены ветви, и сохнет в пустыне,
От корня родного далече, оно…
Наружность цела, но в его сердцевине
Уж порча и гниль зародилась давно.
Дышал человек благодатной свободой,
На родине милой он счастливо жил;
Но мстительный рок прошумел непогодой
И радость того человека убил.
И грустным изгнанником ныне он бродит,
Под сводом далеким, у чуждой реки…
Наружно еще на собратий походит,
Но сердце истлело в горниле тоски.
И. П. КРЕШЕВ
Иван Петрович Крешев родился в 1824 году в Петербурге, в дворянской семье. Учился он во 2-й гимназии, а затем — на юридическом факультете Петербургского университета, который закончил в 1845 году.
Крешев рано ощутил литературное призвание. В 1840 году несколько стихотворений шестнадцатилетнего поэта было напечатано в журнале «Памятник искусств». Затем оригинальные, главным образом антологические, стихотворения и переводы — с латинского, французского, английского и немецкого языков — стали появляться в других петербургских журналах, большей частью в «Библиотеке для чтения» Сенковского и «Сыне отечества» Краевского.
Окончив университет, Крешев не поступил на службу, намереваясь посвятить себя литературе. Однако материальная необеспеченность и необходимость содержать больную мать и сестру вынуждали его соглашаться на любую журнальную работу. Крешев сделался литературным поденщиком в журналах Сенковского и Краевского, которые безжалостно эксплуатировали его талант и знания; он писал фельетоны, переводил различные статьи и составлял компиляции из материалов иностранной печати, — словом, делал все, вплоть до подписей к картинкам мод (под псевдонимом «Марья Петровна» в «Библиотеке для чтения»). Сотрудничал он и в других петербургских журналах и газетах («Пантеон», «Русский инвалид» и др.), писал статьи по русской словесности для «Энциклопедического словаря».
Недолгая жизнь Крешева прошла в повседневной борьбе с нуждой. В 1858 году Крешев сошел с ума. Из больницы он вышел уже совершенно нетрудоспособным человеком и вскоре, 21 марта 1859 года, умер.
Сборника оригинальных стихотворений Крешева издано не было[65]. При жизни поэта отдельной книгой был напечатан лишь его перевод комедии в стихах Э. Ожье «Габриэль» (СПб., 1853). В 1862 году Н. В. Гербель, хорошо знавший Крешева, выпустил в Петербурге сборник «Переводы и подражания», где собрал рассеянные по различным журналам крешевские переводы стихотворений Горация, Проперция, Шиллера, Т. Мура, А. Шенье, Гюго и других поэтов. Наиболее значительны его переводы из Горация, постоянно привлекавшего к себе интерес Крешева. «Более удачных переводов Горация не было в нашей литературе», — писал Гербель во вступительной заметке к сборнику.
97. ФАВН
Sylvain, qu’avez-vous vu quand vous étiez heureux?
V. Hugo [66]У грота мрачного, забытый, одиноко
Стоял пустынный фавн… Плющ пыльный и осока
Вкруг бедной статуи печально разрослись;
Каштаны дикие узорчато сплелись
Ветвями черными над головою фавна,
А в воздухе шумел и падал лист дубравный…
Мне жаль тебя, сатир! С лидийских берегов,
Одетых лаврами и лозой виноградной,
Из хора светлого мифических богов
Ты унесен рукою жадной,
И осень хладная поблекшие листы
Бросает на тебя с туманной высоты.
Но ты смеешься, фавн!.. Хранитель козлоногий
Сребристо-белых стад, потоков и дубров,
Ты украшал собой Лукулловы чертоги,
Внимал там звону чаш и музыке пиров.
Под сенью портика, сквозь ветви померанцев,
Обвитых лентами зеленого плюща,
Ты весело смотрел на вольность резвых танцев,
Кропимый зернами холодного ключа.
Ты улыбаешься?.. В дыму благоуханий,
При блеске радужном сидонских хрусталей,
Вакханки, скинув с плеч волну кисейных тканей
И опустив на грудь душистый ток кудрей,
Кружились пред тобой. Безумные восторги
Сливались с песнями венчанных гроздьем оргий,
А свежий водомет, блестя между огней,
Снопами звонкими и жемчуг и алмазы
Взвивал из мраморной, цветами полной вазы…
Скажи, что́, жаль тебе невозвратимых дней,
Дней славы квиритов, отваги и свободы,
Когда в шумящий Рим, корону царств земли,
Стекались дальние народы
И на алтарь богов, покорные, несли
Амфоры древних вин, плодов и роз кошницы
И напоенные алоэм багряницы?..
Ты помнишь ли те дни, когда бесславный Рим,
Забыв отцов своих, на сладострастном ложе
Покояся, впивал душистой мирры дым,
А дикие толпы́, в косматой волчьей коже,
От севера текли на семихолмый град,
И падал великан пред булавой окреплой,
И в груды мрачные, одеты ризой пепла,
Ложилась роскошь римских колоннад?
Так взором вопрошал я хладную статую.
Безмолвно голову пред мрамором склоня…
Кумир не отвечал… Сквозь ткань дерев густую
На фавна упадал румяный отблеск дня,
И сумрак голубой прозрачными клубами
Спускался медленно над темными дубами…
98. ДРИАДА
Ты видишь у ручья обломок ивы дикой?..
Засохший этот ствол, повитый повиликой,
Был листьями одет; в нем слышались сперва
Дриады молодой приветные слова.
Но дерево сломил зимы набег нещадный,
И нимфа умерла!.. Приют ее прохладный
Любил пастух Бион. Полуденной порой
Здесь звонкий свой тростник он оживлял устами
И нимфу вызывал искусною игрой.
Дриада, скрытая душистыми кустами
Златой акации, внимала ей не раз.
Волшебно-стройная мелодия лилась
Как флейты звук, когда под шум живых фонтанов
Летит он, сладостный, в тени густых каштанов.
99. ПОСЛЕДНЯЯ РОЗА
(Из Томаса Мура)
Последняя роза цветет одиноко;
Завяли подруги ее невозвратно;
Закинул их ветер на берег далекой —
И нет ей ответа на вздох безотрадный…
Не дам я сиротке на стебле томиться,
Ронять безнадежно жемчужные слезы:
Сорву я бедняжку… пусть ветер стремится,
Уносит листочки рассыпанной розы!..
О, если померкнет звезда упованья
И милые души исчезнут, как тени,
Кто станет беречь дни тоски и страданья,
Гость лишний, как роза под бурей осенней?
100. НАЯДА
Эскиз Андрея Шение
Когда в полдневный жар так сладостна прохлада
Душистых яворов и листьев винограда,
Усталый селянин, вхожу я в темный грот,
А там, под зеленью аканта, нимфа вод,
Нагая, белая, склонясь на полог дерна,
Роняет из кудрей холодной влаги зерна
И дремлет, опершись на руку головой,
Венчанной тростником и влажною травой.
101. ОСЕННИЕ ЦВЕТЫ
Бор желтеет над поляной,
Вьются по́ ветру листы…
Для чего ж венок румяный
На головке носишь ты?
Видишь: ива да березы
Грустно дремлют у пруда;
Лепестками вялой розы
Вся усыпана гряда.
С жаром лета помертвела
Ярких венчиков семья;
Лишь нарцисс остался белый
На могиле бытия.
102. ЭЛЕГИЯ («Еще блестит лазурь твоих прекрасных глаз…»)
Еще блестит лазурь твоих прекрасных глаз,
Но взор их — моря холоднее;
Цвет розы на щеках мгновенно не погас,
Но с каждым днем они бледнее.
Так вянет лилия на сломанном стебле;
Ее не греет луч рассвета,
И венчик, полный слез, наклонится к земле,
Лишенный запаху и цвета.
Мне жаль тебя, дитя! Напрасно хочешь ты
Прикрыть улыбкою страданья:
Тоска мрачит и взор и бледные черты.
Так над развалинами зданья
Висит на башне плющ и цепью вековой
Каймит расселины снаружи —
Кудрявый, молодой, и свежий, и живой,
Внутри — поблекнувший от стужи.
103. <ИЗ ГОРАЦИЯ> («Друг! не всегда цветут холмы…»)