Николай Олейников - Пучина страстей
Всему есть время, и всему есть мера: Для папирос - табак, для спичек - сера, Для вожделения - девица, Для насыщенья - чечевица!
1932
42. ПОСЛАНИЕ Ольге Михайловне
Блестит вода холодная в бутылке, Во мне поползновения блестят. И если я - судак, то ты подобна вилке, При помощи которой судака едят.
Я страстию опутан, как катушка, Я быстро вяну, сам не свой, При появлении твоем дрожу, как стружка... Но ты отрицательно качаешь головой.
Смешна тебе любви и страсти позолота Тебя влечет научная работа.
Я вижу, как глаза твои над книгами нависли. Я слышу шум. То знания твои шумят! В хорошенькой головке шевелятся мысли, Под волосами пышными они кишмя кишат.
Так в роще куст стоит, наполненный движеньем. В нем чижик водку пьет, забывши стыд. В нем бабочка, закрыв глаза, поет в самозабвеньи, И все стремится и летит.
И я хотел бы стать таким навек, Но я не куст, а человек.
На голове моей орлы гнезда не вили, Кукушка не предсказывала лет. Люби меня, как все любили, За то, что гений я, а не клеврет!
Я верю: к шалостям твой организм вернется Бери меня, красавица, я - твой! В груди твоей пусть сердце повернется Ко мне своею лучшей стороной.
1932
43. ПОСЛАНИЕ, БИЧУЮЩЕЕ НОШЕНИЕ ДЛИННЫХ ПЛАТЬЕВ И ЮБОК Наташе Шварц
Веществ во мне немало, Во мне текут жиры, Я сделан из крахмала, Я соткан из икры.
Но есть икра другая, Другая, не моя, Другая, дорогая... Одним словом - твоя.
Икра твоя роскошна, Но есть ее нельзя. Ее лишь трогать можно, Безнравственно скользя.
Икра твоя гнездится В хорошеньких ногах, Под платьицем из ситца Скрываясь, как монах.
Монахов нам не надо! Религию долой! Для пламенного взгляда Икру свою открой.
Чтоб солнце освещало Вместилище страстей, Чтоб ножка не увяла И ты совместно с ней.
Дитя, страшися тлена! Да здравствует нога, Вспорхнувшая из плена На вешние луга!
Шипит в стекле напиток. Поднимем вверх его И выпьем за избыток Строенья твоего!
За юбки до колена! За то, чтобы в чулках Икра, а не гангрена Сияла бы в веках!
Теперь тебе понятно Значение икры: Она - не для разврата, Она - не для игры.
7 июня 1932
44. ШУРЕ ЛЮБАРСКОЙ
Верный раб твоих велений, Я влюблен в твои колени И в другие части ног От бедра и до сапог.
Хороши твои лодыжки, И ступни, и шенкеля, Твои ножки - шалунишки, Твои пятки - штемпеля.
Если их намазать сажей И потом к ним приложить Небольшой листок бумажный Можно оттиск получить.
Буду эту я бумажку Регулярно целовать И, как белую ромашку, Буду к сердцу прижимать!
Я пойду туда, где роза Среди дудочек растет, Где из пестиков глюкоза В виде нектара течет.
Эта роза - Ваше ухо: Так же свернуто оно, Тот же контур, так же сухо По краям обведено.
Это ухо я срываю И шепчу в него дрожа, Как люблю я и страдаю Из-за Вас, моя душа.
И различные созданья Всех размеров и мастей С очевидным состраданьем Внемлют повести моей.
Вот платком слезу стирает Лицемерная пчела. Тихо птица вылетает Из секретного дупла.
И летит она, и плачет, И качает головой... Значит, жалко ей, - и, значит, Не такой уж я плохой.
Видишь, все в природе внемлет Вожделениям моим. Лишь твое сознанье дремлет, Оставаяся глухим.
Муха с красными глазами Совершает свой полет. Плачет горькими слезами Человеческий оплот.
Кто оплот? Конечно - Я. Значит, плачу тоже я.
Почему я плачу, Шура? Очень просто: из-за Вас. Ваша чуткая натура Привела меня в экстаз.
От экстаза я болею, Сновидения имею, Ничего не пью, не ем И худею вместе с тем.
Вижу смерти приближенье, Вижу мрак со всех сторон И предсмертное круженье Насекомых и ворон.
Хлещет вверх моя глюкоза! В час последний, роковой В виде уха, в виде розы Появись передо мной.
21 июня 1932
45. ПОСЛАНИЕ (НА ЗАБОЛЕВАНИЕ РАКОМ ЖЕЛУДКА) Клесе
Вчера представлял я собою роскошный сосуд, А нынче сосут мое сердце, пиявки сосут.
В сосуде моем вместо сельтерской - яд, Разрушен желудок, суставы скрипят...
Тот скрип нам известен под именем Страсть! К хорошеньким мышцам твоим разреши мне припасть.
Быть может, желудок поэта опять расцветет, Быть может, в сосуде появится мед.
Но мышцы своей мне красотка, увы, не дает, И снова в сосуде отсутствует мед.
И снова я весь погружаюсь во мрак... Один лишь мерцает желудок-пошляк.
1932
46. ФРУКТОВОЕ ПИТАНИЕ
Много лет тому назад жила на свете Дама, подчинившая себя диете. В интересных закоулках ее тела Много неподдельного желания кипело. От желания к желанию переходя, Родилось у ней красивое дитя. Год проходит, два проходит, тыща лет Красота ее все та же. Изменении нет. Несмотря, что был ребенок И что он вместо пеленок Уж давно лежит в гробу, Да и ей пришлось не сладко: и ее снесли, рабу. И она лежит в могиле, как и все ее друзья Представители феодализма - генералы и князья.
Но она лежит - не тлеет, С каждым часом хорошеет, Между тем как от князей Не осталося частей.
. Потому что пресловутая покойница Безубойного питания была поклонница. В ней микробов не было и нету С переходом на фруктовую диету.
Если ты желаешь быть счастливой, Значит, ты должна питаться сливой, Или яблоком, или смородиной, или клубникой, Или земляникой, или ежевикой. Будь подобна бабочке, которая, Соками питаяся, не бывает хворая. Постарайся выключить из своего меню Рябчика и курицу, куропатку и свинью! Ты в себя спиртные жидкости не лей, Молока проклятого по утрам не пей. Свой желудок апельсином озаряя, Привлечешь к себе ты кавалеров стаю. И когда взмахнешь ты благосклонности флажком, То захочется бежать мне за тобою петушком.
8 сентября 1932
47. ЧРЕВОУГОДИЕ (Баллада)
Однажды, однажды Я вас увидал. Увидевши дважды, Я вас обнимал.
А в сотую встречу Утратил я пыл. Тогда откровенно Я вам заявил:
- Без хлеба и масла Любить я не мог. Чтоб страсть не погасла, Пеките пирог!
Смотрите, как вяну Я день ото дня. Татьяна, Татьяна, Кормите меня.
Поите, кормите Отборной едой, Пельмени варите, Горох с ветчиной.
От мяса и кваса Исполнен огня, Любить буду нежно, Красиво, прилежно... Кормите меня!
Татьяна выходит, На кухню идет, Котлету находит И мне подает.
...Исполнилось тело Желаний и сил, И черное дело Я вновь совершил.
И снова котлета. Я снова любил. И так до рассвета Себя я губил.
Заря занималась, Когда я уснул. Под окнами пьяный Кричал: караул!
Лежал я в постели Три ночи, три дня, И кости хрустели Во сне у меня.
Но вот я проснулся, Слегка застонал. И вдруг ужаснулся, И вдруг задрожал.
Я ногу хватаю Нога не бежит, Я сердце сжимаю Оно не стучит.
...Тут я помираю.
Зарытый, забытый, В земле я лежу, Попоной покрытый, От страха дрожу.
Дрожу оттого я, Что начал я гнить, Но хочется вдвое Мне кушать и пить.
Я пищи желаю, Желаю котлет. Красивого чаю, Красивых конфет.
Любви мне не надо, Не надо страстей, Хочу лимонаду, Хочу овощей!
Но нет мне ответа Скрипит лишь доска, И в сердце поэта Вползает тоска.
Но сердце застынет, Увы, навсегда, И желтая хлынет Оттуда вода,
И мир повернется Другой стороной, И в тело вопьется Червяк гробовой.
Октябрь 1932
48. ЛИДЕ
Человек и части человеческого тела Выполняют мелкое и незначительное дело: Для сравненья запахов устроены красивые носы, И для возбуждения симпатии - усы. Только Вы одна и Ваши сочлененья Не имеют пошлого предназначенья. Ваши ногти не для поднимания иголок, Пальчики - не для ощупыванья блох, Чашечки коленные - не для коленок, А коленки вовсе не для ног. Недоступное для грохота, шипения и стуков, Ваше ухо создано для усвоенья высших звуков. Вы тычинок лишены, и тем не менее Все же Вы - великолепное растение. И когда я в ручке Вашей вижу ножик или вилку, У меня мурашки пробегают по затылку. И боюсь я, что от их неосторожного прикосновения Страшное произойдет сосудов поранение. Если же в гостиной Вашей, разливая чай, Лида, Вы мне улыбнетесь невзначай, Я тогда в порыве страсти и смущения Покрываю поцелуями печение, И, дрожа от радости, я кричу Вам сам не свой: - Ура, виват, Лидочка, Ваше превосходительство мой!
1932?
49. ПРОЩАНИЕ
Два сердитые субъекта расставались на Расстанной, Потому что уходила их любови полоса. Был один субъект - девица, а другой был непрестанно Всем своим лицом приятным от серженья полосат.
Почему же он сердился, коль в душе его потухли Искры страсти незабвенной или как их там еще? Я бы там на его месте перестал бы дуть на угли, Попрощался бы учтиво, приподняв свое плечо.
Но мужчина тот холерик был, должно быть, по натуре, А девица - меланхолик, потому что не орет. И лицо его большое стало темным от натуги, Меланхолик же в испуге стыдно смотрит на народ.
В чем же дело в этом деле? Что за дьявольская сила Их клещами захватила? Почему нейдут домой? На трамвай пятиалтынный, попрощавшись, попросил он, Но монеты больше нету, лишь последняя - самой!
