Александр Ермаков Зильдукпых - Костер надежды

Истории скрипучее застыло колесо.
Изжито всё и съедено, испробовано всё.
Земля уже не крутится, вращаться силы нет.
И стал холодным, тусклым стал на небе солнца свет.
Вот-вот совсем погаснет он и будет полный мрак.
Земля опустошенная… Какой же я дурак!
Проспал эвакуацию и вот один смотрю
С холма куда-то в небеса, последнюю курю.
Земля опустошенная без нефти и угля.
Нет ничего полезного! Засохшие поля
Не плодородят, в трещинах. Нет больше чистых вод.
Отходы терриконами и запахи болот.
Играет ветер мусором, мазута ручейки,
Бутылки и коррозия, газетные листки.
Гремят коряги старые, когда-то там был парк.
Согнулся в три погибели «кирпич» – дорожный знак.
Прошла эвакуация и пусто на земле.
А земляки довольные летят на корабле
Искать миры свободные, забыли дурака.
Жива цивилизация, бездомная пока.
Летят они, торопятся, планета отжила,
Чтобы начать все заново без хитрости и зла,
Везут информносители на память о былом.
Осталось в мрачном космосе найти свободный дом.
Прошла эвакуация и никого вокруг.
Оставлен в суматохе я и чаще сердца стук.
На корабле отправились родные и друзья,
На техногенной мусорке остался только я.
Проспал эвакуацию, в отчаяньи кричу:
«Вернитесь! Умоляю вас! Один я не хочу!»
И сразу же проснулся я, услышал: «Милый мой,
Зачем кричишь, как бешеный? Сегодня выходной».

Когда в нас молодость бурлила,
Всё было колом и пучком,
Кисель любви варили, пили
И обжигались кипятком.
Но часовых дел маг небесный
В кисель любви подсыпал бром.
И мы с лицом довольно пресным
Тугими стали на подъём.
Нет, не поможет нам Медея!
Кисель любви давно застыл.
Я пью вино и молодею.
Ха-ха! Весь вечер полон сил.
Опять весна, душой болеем —
Улыбки, солнце и капель…
Давай, как раньше, подогреем
Наш затвердевший, но кисель.

Соткан мир из повторений.
Первым слава и почёт.
Вектор целеустремлений
К холодильнику ведёт.
Повторяются конфликты,
Песни, помыслы в речах,
Работяги, паразиты
И мгновенья на часах.
Спесь, двуличия фанфары —
И придумали войну.
Хочешь рай – дуй на Канары,
Хочешь ад – сгоняй в Чечню.
Что-то с памятью и слухом —
Это вредной спешки трюк.
Хочешь рай – расслабься духом,
Хочешь ад – невроз твой друг.
Как грибов, домов игорных.
Рвётся смысловая нить.
Хочешь рай – обиды в урну,
Хочешь ад – возненавидь.
Жизнь – кипучая похлёбка,
Пузырём в котле большом.
В черепной твоей коробке
Ад и рай, как два в одном.
Всё в котле смешалось этом,
Полон страсти суп живой.
Хочешь рай – наполнись светом,
Хочешь ад – наполнись тьмой.
Легче быть безвольным трусом.
И не каждому дано
Между минусом и плюсом
Вставить вечный знак равно,
Помирить две половинки,
Их гармонией скрепить,
Вытащить из глаз соринки,
Юмором года продлить.

Великих бравых пекарей бригада
Решила хлебом накормить страну.
Сказал всем главный пекарь: «Быстро надо!
Не-то вас всех на тряпочки порву!»
«Но вкусный хлеб, он быстро не печётся.
Здесь нужны сроки, выдержка и такт.
Напрасно пот наш пекарский прольётся, —
Ответил хор, – ведь это не салат».

Но бригадир был, мягко выражаясь,
Упрям и твердолоб как овцебык.
Он возмутился, телом изгибаясь,
И красным стал от крика толстый лик:
«Закончим диспут! Быстро всем за дело!
Вот вам в коробке чудо-порошок,
Чтоб тесто быстро поднялось, не село.
Здесь ускоритель, значит будет толк!
Точней сказать, в коробке – улучшитель.
Гигантской булке он повысит сорт.
Его мне дал всех пекарей учитель,
Великий практик, мудрый полиглот».

И началась привычная работа,
И замесили тесто – будь здоров!
А в тесте пот усталого народа,
А в тесте муки лагерных трудов.
А в тесте сор: лопаты и портянки,
Скотины дохлой, списанной рога,
Окурки, страх, наручники лубянки
И Колымы безбрежные снега.
Но пекари старались и пыхтели.
Срок наступил, достали из печей
Свой быстрый хлеб и дружно обалдели:
Хлеб уголька местами был черней.
Был каравай утыкан молотками,
Был, словно, бомба для морских глубин,
Штыками был утыкан и серпами.
Как говорится – комом первый блин.
Хлеб был, как ёж, утыканный костями,
Скосило на бок, форму не держал.
«Теперь на стол! Нарежьте-ка ломтями!» —
Печально главный хлебопёк сказал.

В банкетный зал подносы уносили,
На очень длинный взгромоздили стол,
Народ голодный скоро пригласили.
Народ не гордый сразу же пришёл.
«Для вас старались, дорогие гости!
Спешили очень, – хлебопек изрёк, —
Ломайте, ешьте. Попадутся кости,
Кидайте в урну, в мусорный мешок».
Хотелось есть. Народ перекрестился,
Стол окружил и начал поедать.
Он молча ел, начинками давился,
Он не привык приказы обсуждать.
Он лишь сказал: «Чего-то не хватает.
Эй, хлебопёк, рецептик запиши!
Чего здесь нет, в народе каждый знает —
Любви банальной и еще души».

Тебя забыть, конечно, не смогу.
Жаль, финансистом никогда не стать.
Ты позови, я тут же прибегу.
Могу копать, могу и не копать.
Могу вбить гвоздь, продеть в иголку нить,
Часами слушать и колоть дрова.
Жаль, финансистом никогда не быть.
Но верным быть могу как дважды два.
Дни улетают, остаётся пшик.
А мы всё мерим банок глубину!
Но всё, что есть, лишь наш суровый миг —
Прокиснет жизнь и медленно ко дну…
Цветок любви двух пламенных сердец
Вдруг превратится в старый саксаул.
Осыплет ветер золото с колец
И осень сменит позднюю весну.
Зачем нам счастье? Мы и так живём!
Дни улетают, тают за спиной.
Давай идти до финиша вдвоём
И этот путь мы назовём судьбой…

Было бодрым начало, резвым был старт,
И дух поднимал физкультурный парад,
И гордость росла, если в небе пропеллеров звук.
Но совесть и честь оккупировал страх,
Лишь крошка да пыль застревали в усах,
И дымил Беломор, врагом называл тебя друг.
Нам время рисует портреты тех лет.
Мы видим усы и кровавый кастет,
Мы видим следы, уходящие в снежную даль.
В кривом зазеркалье газетных листов
Сверкают фасады воздушных дворцов,
И «брови» со свитой неспешно идут на медаль.
С женой умиляемся постным борщом,
Как все выживаем, как все не живём.
Прошла перестройка, прошла переломка страны.
И сломана шея, из гипса корсет:
Раздоры, террор, беспредел – сотни бед.
Уже никому указатели в рай не нужны.
Жить в век перемен не желаю врагу.
Политики врут, нагнетают пургу.
Идет днем и ночью война за кремлёвский паек.
Всем хочется власти, хотя бы чуть-чуть.
Народ, словно, вол, у него трудный путь.
Он тянет в тележке кремлёвских отцов как бычок.

Мы редко встречаем людей,
Изменчивых как настроенье,
С запасом похожих идей,
С похожими точками зренья.
Нам дороги ваши попытки
Друзей самых близких понять,
Эмоции ваши в избытке,
Но вас так легко потерять.
Мы в разное время проходим
Те перекрёстки дорог,
Где только следы и находим
От стоптанных ваших сапог.
Оставь свою ношу в кювете,
Без комплексов легче идти.
Я чувствую, что на рассвете
Их спины увидим в пути…

Мы повстречались на руинах Вавилона.
В сердца попали чудо-стрелы купидона.
Любовь нас согревала в эпоху перемен,
Когда сломалась башня и не осталось стен.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
Давно развенчан культ усатого Нерона.
Пропала стройка века – партийных старцев плод.
Двужильный многослойный устал давно народ.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
В небе тучи мыслей, черней угля, гудрона.
Сломал системы башню не тлеющий порок.
От свежести идейной остался лишь душок.
На руинах тепленьких: давки в магазинах,
Бритые бездельники в джинсах-пирамидах,
Жулики, мошенники, анархии разгул
И пасти острозубых финансовых акул.
В наш муравейник хаос впустил свой вирус – страх.
Страна заговорила на разных языках.
Хамелеоны власти легко сменили цвет,
Коррупцией гриппуя, в умах лишь звон монет.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
Сухой закон гласил: «Живи без самогона!»
Кефирным свадьбам – «Браво!», не нужен виноград.
Был крайности нелепой плачевным результат.
Вот старый дед Василий – несчастный маргинал,
Всю жизнь в глазах кисельных Ильич звездой сверкал.
Василий строил башню, кряхтел десятки лет,
Не ведом был страдальцу культурный интеллект.
Он все отдал той башне, он – выжатый лимон.
Все зря и все насмарку, ведь рухнул Вавилон.
Он в рай стремился телом и кирпичи ложил.
А для партийных старцев тот рай при жизни был.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
Здесь в каждом камне мысли Канта и Платона.
В деньки столпотворения, в кризисный час пик
Мы раскрывали души, как переплеты книг.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
Ты для меня давно Сикстинская Мадонна.
Ты моешь волосы шампунем на крапиве.
А я творю пером в обратной перспективе.
На крылышках гротеска фантазию ловлю
И Бога умоляю дар не свести к нолю,
В эоновое царство в душе ищу свой вход
И Бога умоляю не прерывать полет.
Весь кайнозойский цикл ему крутило спину.
Он сверху наблюдал престранную картину,
Как люди строят башню, пытается народ
Скорей достичь Эдема, неведомых высот.
Весь кайнозойский цикл ему крутило спину.
Он жалким людям дал огонь, водичку, глину.
Но он не досягаем, а мы ему близки.
Пришлось смешать заблудшим на стройке языки…
Прохладой дышит небо на землю в октябре.
Пошлём с руин дымящих приветствие заре.
У нас с тобой, родная, забот на каждый день.
Пускай исчезнут страхи и беспокойства тень.
Мы сообща построим раек семейный свой,
Покоем насладимся, сердечной теплотой,
В мирах самопознания смысла зачерпнём,
Друг друга изучая, гармонию найдём.
Нам часто не понятны друг друга языки,
Но мы душой и телом с тобою так близки.
И вот идёшь помыть ты волосы в крапиве,
А я спешу творить в обратной перспективе.