Мира Горбулева - Стихи
Но как с исканиями быть,
Когда растут на смену дети.
Когда сынишка предлагает
Вопросы те, что мне не ясны,
А не ответишь, то решает:
Исканье истин -- труд напрасный.
Блажен, кто во время созрел -
Я видно -- вечный недочцветок,
Иль плод, что долго был неспел,
Был зелен, и садовник с веток
Сорвал, чтоб праздно не висел. 1970
НОЧНОЕ КУПАНИЕ
Светлячковым ожерельем
Берег подмигнул далекий,
Расступилось мягкой мелью
Дно периною широкой,
Волны бережно согрели,
Окатив прибойной лаской,
Небо звездное глядело
Ночи карнавальной маской.
Я уснула бы прикрывшись
Тьмы таинственнной одьялом,
Чтобы озеро, приснившись,
Атласом простынным стало.
Окунусь я с головою
И тогда поверю в сказку,
Ту, что озеро ночное
Бескорыстно дарит ласку. 1970
ЧТО НУЖНО ДЛЯ ХОРОШЕЙ ЖИЗНИ ?
Что нужно для хорошей жизни?
Красивый прочно сбитый дом?
Чтоб знать, что вещи в нем не лишни
И что набит сундук добром?
А может сад, малина, дача
И толстый кожаный портфель?
Уверенность, что неудача
Не затворит фортуне дверь?
Иль сто погонных метров книжек,
Блестящих полок кутерьму?
Вещей обилие недвижных
И место в центре на пиру,
Чтоб в рот смотрели ожидая,
Что собираешься изречь
И втайне сладко уповали
Попасть в вступительную речь?
А если нету атрибутов
Того блестящего житья?
Ведь достается же кому-то
И доля с серостью бытья?
Тому пусть дарит вдохновенье
Исканье самого себя.
И никаким обвеществленьем
Ту радость заменить нелья.
МНЕ КОРОТКИЙ СОН ПРИСНИТСЯ...
Мне короткий сон приснится,
Наскоро расскажет сказку.
И опять уж мне не спится,
И постель не дарит ласку.
Беспокойно сердце бьется,
Тьма шуршит в углах сердито,
Утекая, время льется,
Уж рассвета мгла разлита.
Утро постучится властно
Переливами эфира.
День горласто, громогласно
Новое подарит диво. 1970
КАРЕЛИЯ
Мне вспомнились Карелии красоты:
Суровый, нежный и прекрасный край -
Песчаных гор сосновые высоты,
Умытый белой ночью светлый май,
И гладь озер бескрайных и спокойных,
Глядящих в неба голубую тишь
Иль отражающих побег нестройный
Туч, штормящих лазоревую высь.
Иль в зимнем утопая одеянье,
Снегов сверкающих и неба синевы,
Слепя морозным ветром и сияньем,
Замершей леденелой глубины. 1970
ЛУННАЯ СОНАТА
Улеглась уж непогода,
отшумели гроз раскаты,
слышится дыханье чье-то,
плачет лунная соната.
В поле неба -- звезд цветенье,
ночи тишь -- за день расплата,
и вздыхает в восхищенье,
и не спит ночи соната.
Льются звуки лунным снопом,
тают и плывут куда-то,
из открытых настежь окон,
изливая душу, кто-то
дарит лунную сонату. 1970
ЗИМА
По деловому, не спеша
Зима наметила маршруты:
порывом ветра-крепыша
сметая листьев парашюты,
дороги скрыла чешуей
багряно-розовой и нежной,
а в моросящих капель рой
вплела седины бури снежной.
Стоит продрогший голый лес,
чертя скелетом серость неба,
из недалеких, мглистых мест
идет, неся фату невест,
зима, как молодая дева. 1971
КАРУСЕЛЬ
Я не девчонка, ты не молод.
Скажи мне, что же завело
Нас в балаганный этот город,
Не детства ль дальнего тепло?
Летят цветами парашюты,
Сплошной сливаются дугой,
Однообразием маршрутов
Напоминают жизнь порой.
О карусельная бравада
Скрути и снова раскрути,
Мелькнет стремительным каскадом
Поток предметов впереди.
И взрослые в самозабвенье
Довольны детскою игрой,
Хоть ветра хлесткого гоненье
Дыханье сводит над горой.
Эх, нам бы тоже прокатиться
И с говорком, и с ветерком.
Пусть карусельный вальс кружится
Под неба синим потолком.
И замираю перед кручей,
И под откос лечу стремглав.
Но знаю, скоро мне наскучит
Ненастоящий риск и страх,
Аттракционная опасность
И невзаправдашный герой.
Вдруг скукой проступает ясность:
Нет страха больше пред горой.
И в жизни так подчас бывает.
В душевной скупости порой
Мы чувств больших не замечаем,
Влечет нас имитаций рой.
Все кажется не тем, не так,
а мысли вьются лабиринтом,
вдали просвета теплый з
вдали просвета теплый знак,
но ближе и его не видно,
и торжествуют темнь и мрак.
То страсть, иль детская забава
всему и всем наперекор,
дарят то сладость, то отраву,
в который раз переговор,
как птичий клокот предосенний
ведут надежда и сомненья.
И третьим строгим резонером
бесстрастно этот спор сужу,
рассудок в ту игру партнером,
пожалуй, все же призову.
Ну, что ж, посмотрим -- в поединке
сейчас сразятся в сотый раз,
и вот сомнения на ринге,
и, словно фея на картинке,
надежда светом теплит глаз.
Кому щиты, кому-то копья.
Надежда хрупкая моя,
я знаю, что ни стона, вопля
ты не издашь, и боль храня,
себя отдашь на поруганье
сомненьям язвенным и злым,
и рухнешь тихо без стенанья.
Уйдешь рассветом молодым.
И резонерское бесстрастье
вдруг сгинет снегом в вешний день.
Я вновь с тобой, в твоей я власти
надежда на любовь и счастье,
и ускользнет сомнений тень. 1971
ЗОЛУШКА
Иногда не жизнь, а сказка,
иногда -- наоборот,
Золушка, белей ромашки,
в бальном платьице идет
вдоль шеренг шутов, придворных,
разнаряженных гостей,
и с поклоном все покорно,
совершенно непритворно,
угодить стремятся ей.
С детства всем давно знакома
эта сказка, но конец
изменить бы ей немного:
бедной Золушке гонец
не сумел, ее не встретив,
сказочный вернуть башмак.
Рухнул замок -- был он светел,
хоть строитель был простак.
Но когда одни руины
вдруг остались от него,
то знакомую картину
я узрела -- жизнь-рутину,
грез несбыточных песок.
И на этом пепелище,
удивленной и смешной,
я стою с сумою нищей
и с раздробленной душой.
Но опять я в сказку верю,
жизнь -- не сказка, знать должна,
но опять в распашку двери -
сказка очень мне нужна. 1971
ГРУСТЬ
Я не стремлюсь открыть Америку,
и мне поверьте, что не тщусь
душевной подменять истерикой
свою светящуюся грусть.
Не обесцветит увяданием,
не обессмыслит забытьем,
а тихим нежным поминанием
заставит вспомнить о былом.
В сумбурной толчее веселья,
в час суетни и толкотни,
или бездумного безделья
меня вдруг осеняешь ты.
Не станет ритм панихидным,
не станет музыка псалмом,
самопризнание -- обидным,
и скучным -- день, и серым -- дом.
Я грустью слишком громкий хохот,
и резкость шутки, и разгул
смягчу, разнежу гул и грохот,
чтоб ветер грубых слов не дул.
Все чище станет и светлее,
все звуки запоют, звеня,
я не зову тебя, не смею,
ты, знаю, рядом -- грусть моя. 1971
СЛОВО
Звенит веселая капель,
Шумит река, синеет небо,
за мартом движется апрель,
еще в снегах незрелость хлеба.
Звенит, пиликает, поет,
дневными красками играя,
бежит стремительно вперед
июнь лучистый вслед за маем.
Так день за днем, за часом час,
скорей, чем с солнцем, с непогодой
все изменяет время в нас,
нет перемен в временах года.
Все те же дивные черты
в прелестной осени багряной,
наивно-детские мечты
вселяет запах леса пряный.
Сверканье молний, гром грозы,
дождя немолчный долгий шорох,
и тот же стрекот стрекозы
рождает в ком-то мыслей ворох.
Быть может, много лет назад
впервые очень удивились,
вкусив дурманом запах трав,
и шумом леса насладившись,
в стихе озвучить этот шум
и этот лес, и это небо
мечтой вознесся человек,
он возжелала не только хлеба.
Из кратких неумелых слов
сложил свой первый гимн не звонкий.
Про одомашненных коров,
иль может быть о древнем клене.
Понял великий человек
великое значенье слова -
оно собою метит век,
в нем мощь разряда грозового.
И тайна власть ему даря,
вершины прахом повергая,
несет в волшебные края,
где нет границ у ада, рая,
где перемучит, доведет
оно до боли, до экстаза,
чтоб воскресить в улыбке рот
иль угол скошенного глаза.
Охотник, гончий уже вовек
бежишь, летишь вослед за словом,
о гордый, мудрый человек,
сидишь над ним подледным ловом.
Оно ж скользит, дрожит, дразнит
вдруг провалится, словно в яму,
слеза дорогу вдоль ланит
проложит, а оно упрямо.
Оно не сжалится само,
найди его средь волн и бури
