Леонид Ещин - Стихотворения

И луна. И цветы по краям балюстрады.
Барабанил и взвизгивал джесс.
Было сказано мне: ни меня ей не надо,
Ни моих поэтических месс.

Я тихонько прошел между парами в танце,
Боязливо плеча заостря,
И в таком же, как я, оскорбленном румянце
Намечалась полоской заря.

Ну, еще… ну, еще!.. Принимаю удары,
Уничтоженный, втоптанный в грязь…
«Мою шляпу, швейцар!..» В окнах двигались пары,
И тягучесть фокстрота вилась.

А заря свой румянец старалась умножить,
Полыхался за окнами смех.
Неужели не знаешь Ты, Господи Боже,
Что обидёть меня — это грех!

В ожерельи янтарных огней
Опоясана даль кругом,
И покачивается над ней
Рыжий месяц, будто гном.

А залив — червонный поток
С переливами синевы,
Нас несет к огням катерок,
В мире — кажется — я да Вы.

И внизу машина стучит,
И срывается соль в лицо,
Это бухты ли Диомид
Бриллиантовое кольцо?

А налево — рубинов ряд,
Это Русский ли остров там,
А не вышивки ли горят
По тяжелым синим тафтам?

О, покоя хрустальнее нет…
Я от счастья дышать не могу. —
Это Вы ведь багульника цвет
Прикололи мне к обшлагу.

Ну а Вам круторогий гном
Бросил блестки в прорези глаз.
Я ведь друга почуял в нем! —
Он мечтает тоже о Вас.

Но и он не мог бы понять,
Но и он удивлен бы был,
Если б вдруг ему рассказать,
Как я Вас люблю и любил.

И медлительный ветерок
Долетает мне до лица.
Сделай так, сделай так, катерок,
Чтоб пути — не бывало конца.

Алкогольные вихри гуляют
В пустыре отаёженных душ.
И тоска, извиваясь, как уж,
Разогнала безумную стаю
Муз, глядящих глазами кликуш:
Сумасшедшую музу Похода
И тифозную музу Тайги,
Только их пощадили враги —
Их, пришедших под стоны невзгоды
И за мной волочивших шаги.
А тоска извивается змеем
В проспиртованной мозга коре.
Нет огня, чтобы сердцу гореть,
А без пламени разве я смею
Прорыдать о любви в пустыре?..
Я взываю в беззвёздное небо
И молю «Научите гореть!»
Я тогда и покорно и слепо,
Вместо медленной смерти нелепой,
Распластаю себя на костре…

Когда хромым, неверным шагом
Я приплетусь сквозь утра тюль;
Когда невраз, вразброд, зигзагом
По мне рванут метлой из пуль;
Когда метнёт пожаром алым
Нестройный залп на серый двор,
А я уныло и устало
Ударюсь черепом в забор, —
Тогда лишь только я узнаю,
Что, составляет наш удел;
В небытие иль к двери рая
Ведёт конец житейских дел.
О Боже, Боже, даруй веры,
Чтоб ярко радостью гореть,
Вкушая ночью мук без меры
Перед расстрелом на утре!

Занавеска надулась парусом
Над широким большим окном.
Словно вышиты пестрым гарусом
Этот солнечный сад и дом.

Падает солнце квадратами
Из окошка на чистый пол,
Легло золотыми заплатами
На накрытый для чая стол.

Колышутся кленов вершины,
Их ветер качает слегка.
Как будто из белой глины
Сделаны облака.

Переплетов бархатных тусклый цвет,
Блеск икон, от времени черных.
На вытертый коврик падает свет
Из высоких окон узорных…

Тонких желтых свечей огни,
Золотая от солнца лампада,
И на левой стене в тени
Мутнеет картина ада…

Этот парк тихий, старинный, —
Здесь не; бывает никто.
У меня шляпа с лентою длинной,
Как на картинах Ватто.

Я надкусила траву,
Во рту вкус кисловато-сладкий,
В бархатной книге главу
Заложу стебельком-закладкой!

Ложатся пятнами тени,
Сплелись кружевные ветки,
Три больших скрипучих ступени
Ведут к забытой беседке!

Пятнадцатый век…
Шелестят паруса каравелл.
На борту один человек…
Пена волн белее, чем мел.

Туман навис,
Бьют валы о корму и нос,
Обойти этот мыс
Семь дней мешает норд-ост.

Ревет ураган,
В шуме команду глушит.
На посту капитан
Закрывает от ветра уши.

Погибло много,
Не стерпев лишенья и голод.
Неумолимо и строго
Приносит норд-ост мокрый холод.

В каскаде брызг
Семь дней без воды и хлеба,
Под ветра визг —
Капитан проклял само небо!

Суждено так быть,
И, мчась вперед все быстрей,
Будет он вечно жить
Жизнью, что смерти страшней.

Терпеть холодный норд-ост,
Стоять всегда у руля,
Никогда, чтобы матрос —
НИКОГДА не крикнул: «Земля!»

Белый от соли
Толстый канат.
Вымпела мачт.
Горизонт светел.

Морской воле
Широкой рад,
Мчится вскачь
Резкий ветер.

Вперед к цели,
Без пути назад!
Пену бросать
Не устанет вал.

На каравелле
Королевских армад
Надуваются паруса,
Скрипит штурвал.

Бьются волны,
Течь у руля.
Риска пламя
В смелом броске!

Радости полный
Возглас: «Земля!»
И испанское знамя
В мокром песке!

Подгоняя коня во всю мочь,
В Орлеан еще до зари
Прискакала крестьянина дочь —
Девушка из Домреми.

Нигде не встретив участья,
Поставила цель одну, —
Отдать свою жизнь и счастье,
Спасая родную страну.

В руке она знамя сжала,
Были города стены в огне,
Когда в предместье въезжала
Жанна Д'Арк на белом коне!

Обагрилася кровью трава,
Враг коварный устроил засаду.
И, ведя атаку сама,
С Орлеана сняла осаду!

Случайно иль волей Божьей
Дофина она нашла
В толпе среди сотен вельмож,
Прямо к нему подошла!

Стрела не пронзила сердце,
Но, связав по рукам и ногам,
Назавтра Бургундский герцог
Предал ее в руки врагам.

Безумная или святая?
Но всякий так смерть прими,
Как девушка эта простая, —
Крестьянка из Домреми.

Сулили ей бездну ада.
Огонь к ней крылья простер…
Спокойно… будто так надо,
Взошла Жанна Д'Арк на костер!

Серый песок лагун.
В мягком вечернем свете
Мачты рыбачьих шхун.
Сушатся черные сети.

Камбала в плоских жаровнях.
Дымный поселок сонный.
Маленькая часовня,
Свечи перед Мадонной!

Серый, туманный вечер,
Парусов буреющих пятна…
Перед Мадонной свечи
За непришедших обратно!

Ветер унылый плачет,
В дюны сгоняя пески…
И на щеках рыбачек
Слезы, как брызги морские!

Я видела бесконечность прошлой ночью
Великим светлым кольцом…
Время было ее сыном, и смерть ее дочерью,
И начало было ее концом!