Штефан Георге - Альгабал (сборник)

Хвастая богатством одеяний
Не узнаете – таится под ногами
Царство что его одно лишь манит
Больше чем восходы с берегами.

Он дворы с домами заклинает
Восставать под чьими-то шагами
Гроты драгоценные являет
Клады во хмелю и под холмами.

Вот каменья словно в вечных зимах —
Эти ж из руды горят лучами
Стекленеют и стекают мимо
Падая подземными свечами.

Самоцветы в штольнях – словно нити
В красные карбункулы продеты
И гранаты тянутся в граните
Оцветая ниже в розоцветы.

Словно в гаванях в морях зеленых
Лодки коим весла без нужды —
Знают как буравить эти волны
И открытые драконьи рты.

Свету он приказывал дождинке
Указанья отдавал рукой —
Но лишь возвышающей новинке
Радовался царственно порой.

В зале желтого сиянья небосклон —
Плоский купол и над ним царит
Солнце – солнце сыплет из корон
Вниз в топазах ядра-янтари.

– Городов и стран трофеи в ряд —
Отраженья вяжут кружева
И на позолоте лат горят —
У земли простерта шкура льва.

Он один кто не ослепнув зрит
Славу мира где венец и трон —
В урнах без числа как дар горит
Ладан: амбра фимиам цитрон.

Бледные цветы цветут в покоях смежных
Лоск на лепестках – сияния река —
Выбеленных шкур подножие и нежно
На стеклянной крыше тают облака.

И под матовыми стенами из кедра
Тридцать птиц – павлинов хоровод —
Кажется как в светлом шевеленьи ветра
Шлейф их серебрится словно лед.

Чтоб лучилось тонкое убранство залы:
Обнимает кость сверкающий металл —
Алебастру вторят млечные опалы —
Светит там и здесь алмаз-кристалл.

Жемчуг! дар сокрытых мест еще
Что катать вы любите без дела
Надлежит в прохладе жадных щек
Бдеть его таинственное тело.

Шар-андродамант там был лучистый —
В детстве царь играл с ним – ныне днем
Там бывало что немой и чистый
Плача палец он держал на нем.

Я сад возвел – ему чужда нужда
Согреться солнцем воздухом дышать
И омертвелых птиц в нем никогда
Сиятельной весне не воскрешать.

Стволы и ветви – всё в нем из угля —
Кулиги мрачные в пригорках спят
Плоды – к себе не тянет их земля —
Ряд кипарисов лавою кропят.

Через пещеры реет серый свет:
В нем времени никто не разберет —
Над клумбами колышется хребет
Смесь пыли и смолы во мгле плывет.

Как я взрастил тебя в святыне сей
– Так вопрошал я и в саду бродил
Среди тревожной пряжи из ветвей —
Цветок свой черный я ли посадил?

Когда свеченье на зубцах фасадных
Прольет неспешно медная заря
Ждут голуби идущего царя
В базальтовых дворах еще прохладных.

Он носит вместо царственной порфиры
Лазурные сирийские шелка —
Вольна от украшений лишь рука —
На нем повсюду сарты и сапфиры.

Он белый палец протянул – качнулся
Златой лоток – просыпалось зерно —
Рабу-лидийцу было суждено
Здесь проходить – и он в поклон согнулся.

И в страхе птицы с площади дворовой
Вспорхнули «виноват я и умру»
Кинжал воткнулся в грудь открыв игру
Кровавой лужи с зеленью ковровой.

И усмехнулся повелитель стыло..
И в тот же день граверам приказал
Чтоб на вечернего вина бокал
Насечено Лидийца имя было.

На востоке видишь храм:
В полоумии чудес
Иноземцам даст и нам
Примиренье Зевс Небес.

В соблазнительных туниках
Открывают пляс метисы.
Мальчик выйдет вялоликий
Сыпать мертвые нарциссы —
Листья пальмы оборвали
И маслин зеленых чтоб
С них скатать удобный валик
Для жреца почтенных стоп!

У порога стой где идол
Может снять свои вуали —
Тот кто образ этот видел
Его губы не устали
У священного порога
Перед идолом твердить:
Бога он двойник и бога
Молит «брату здесь не быть»

Голос юный – словно эхо
С поцелуем сладкой смирны
Нард сплетается и мехом
Вьется сильный дым в кумирне.

О матерь матери моей Августа —
Как слов твоих серьезна череда:
Укор – что выдыхается всегда
Мой дух бегущий безыскусно.

Ты помнишь сколько копий пролетело?
Когда я на Востоке бился за венец
«Получит землю этот удалец»
В хвалу и суд тогда вокруг гудело.

Нет не бессилье даст от вас уйти —
Я бред и заговор теперь увижу —
Я не превознесен и не возненавижен —
Такому мне позволь брести в пути.

И брату не хотел бы жизни скудной
– Я замысел прозрел твой не во сне ли? —
Я знаю: к рабской робе ты доселе
Его готовила по скучным будням.

Я цвета яблони нежней – поступки
Мои смотри веселье да соблазны —
Но груз дрейфует на душе опасный
Железо камень огненная губка.

Ступаю вниз по мраморному краю —
Ступени – вижу труп без головы
Кровь брата дорогого здесь увы —
Пурпурный шлейф я тихо подбираю.

Об пол кубок —
Девки – вязь
Украшений шатких —
Нежность лодыжек
Скользящих ниже —
Ляжки – постели —
Бедра устали —
Цветов остатки
По лбу венец.

Сонные губы —
Аромат истаял —
О Винный Князь
Конец веселью!
Всему конец!

Дождем розы
Ласки до дрожи?
Наслаждения днем —
Вот маны на ложе:
Мальвиново-красные —

Желто-опасные —
Поцелуями косо
Умерщвлены
Вы ими одними.

Распахнуты шлюзы!
Обрушены грузы —
Розы дождем —
И погребены
Все под ними.

И на шелковом ложе уже
Избегает меня сновиденье —
Не ведите ко мне ворожей —
Не желаю снотворного пенья
И аттических дочерей
Мне круженье теперь не мило.
Заберите меня поскорей
О флейтисты с Нила.

Я лежал в покрывалах эфира
Я ел хлеб от небесной тверди —
Пели вы о побеге из мира
Пели вы о сиятельной смерти
Перед тем как горячие веки
Долгожданная дрожь охватила —
Утопили б меня вы в неге
О флейтисты с Нила.

Пусть в народе мрут и стонут —
На кресты всех смехачей.
Говорил я и был тронут
Злобой лишь своей ничьей.

Я один как ЭТИ многи —
Я вершу что жизнь вершит:
Хлеб и зрелище и сыт
Всякий тут – избить убогих.

Я одет по их манере
– Знаю так наверняка —
Ненависть моя легка.
Но характер тверд и верен.

От толпы засов – закрыли —
Отдохну я мягкий светлый
И из зеркала ответный
Глянет лик: он мой – сестры ли?

Гнать в поля и дали
Я должен серого коня
Чтоб во мху мы заплутали
Или гром сразил меня.

Чад сверканьем темно кроет
Распростертые тела —
Чтит безмолвие героев
Лишь еловая зола.

Черепично-красных вод
За ручьем ручей бежит —
Стон в постелях их поет
Ветер кружит и дрожит.

Под песком роятся пряди —
Жесткий волос вьет извивы..
Слезы дам – прохлады ради —
Если много их – правдивы?

Агафон на коленях стих —
Губы сомкнуты – со мной
Сырость ресниц твоих
Говорит брат мой.

Страшно сиятельным венам?
– Пыль здесь и ветер ревет —
Спорить не нужно – священной
Игрою небо живет.

Да – больных пред тобою немало
И к праху гордость тел —
Но стенать о земном не пристало
Если пурпур был дан в удел.

В своих покоях я слышу стоны:
Орда забыла повиноваться.

«Страшит знамение небосклона?»
Пусть шепчут змеи но вам бояться:

Ваш царь отступится сам от трона —
Вы не успеете взбунтоваться.

Звуки слышу!
Арфы там – и горны вслед —
С ними выше
Я и с ними же во склеп?

Я врасплох
Сирийцы в вашем пенье
Меня бог
Ведет к мольбе и бденью.

Трель нежна – как юность жданна.
Гром удара – смеха дар.
Жарок штрих – не терпит рана
Ярок звон – и трепет яр.

О сирийцы
Изгоню ли щедро вас?
К мудрым лицам
Вашим я соблазн припас!