Михаил Яснов - Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов
Посылка из окна
Я размышлял один, у окон зала,
О той тоске, что в сердце затаилась.
Взгляни налево, – мне любовь сказала, —
Не утешенье ли к тебе спустилось?
И я взглянул: у вас в двери явилось
Блаженство, – от него томлюсь без сил.
К нему в волненье сердце устремилось,
Но тело тайный страх остановил.
«Любовь и смерть, влюбленных двух…»
Любовь и смерть, влюбленных двух спасая,
Дары им принесли: забвенье зла
Один от смерти принял, угасая,
Любовь другому ваш портрет дала.
Судьба меня на путь их привела.
Что выберу я сердцу моему?
Что получил живой? Дано ему,
Склонясь к портрету, жить воображеньем.
Скорее я, как первый, смерть возьму,
Чем обладать одним изображеньем.
«Я счастлив был по воле заблужденья…»
Я счастлив был по воле заблужденья.
Мое несчастье – истина сама:
Моя отрада – сон и сновиденье,
Проснусь – вокруг суровая зима.
Мне ясный полдень – зло, а благо – тьма.
В недолгом полусне – с тобой свиданье.
Явь – твоего отсутствия зиянье.
О бедные глаза! Сквозь темноту,
Закрытые, вы видите сиянье,
Открою вас – и вижу пустоту.
Клеман Маро (1496–1544)
Старик
Уж я не тот любовник страстный,
Кому дивился прежде свет:
Моя весна и лето красно
Навек прошли, пропал и след.
Амур, бог возраста младого!
Я твой служитель верный был;
Ах, если б мог родиться снова,
Уж так ли б я тебе служил!
Анне
Ко счастью вас или к несчастью встретил —
Вот моего загадка бытия:
Ведь до сих пор никак и не ответил
Мой бедный ум, безвластный судия.
Ко счастию, – так верно знаю я:
Добро есть зло, когда оно мгновенно;
К несчастию, – но в этом честь моя, —
Терпеть его за то, что совершенно.
О той, которая медлит
Люблю ли пламенно я вас, —
Краса блестит, всех затмевая;
Люблю ли холодно, – тотчас
Краса, как лед, исходит, тая.
Так быть жестокой не желая,
Скорее сжальтесь надо мной:
Моя ведь дружба, улетая,
Исчезнет – с вашей красотой.
Об Анне, бросившей в меня снегом
Снежком, шутя, в меня метнула Анна;
Конечно, я считал, что снег – студен;
А он – огонь и обжигает странно, —
Вдруг понял я в тот миг, воспламенен.
Но коль огонь незримо поселен
В самом снегу, куда же мне укрыться,
Чтоб не пылать? Одной тебе взмолиться.
Погасишь ты тот пламень – не водой,
Не снегом и не льдом: коль загорится
В тебе пожар такой же – стихнет мой.
Об отвергнутом поцелуе
Амур, когда я мучился без сна,
Мне так сказал, приникнув к изголовью:
«Хотя Мадлен с тобой была скромна
И поцелуй отвергла, но она
Смягчится, тронута твоей любовью». —
«Ах, нет, Амур, всё для меня мертво,
И милости ее напрасно жду я.
Холодным будет ложе у того,
Кому из милых губ ни одного
Не удалось добиться поцелуя».
Об одном сновидении
Приснилось мне полуночной порой,
Что будто ты пришла в мои объятья.
А пробудясь, был одинок опять я.
И к Фебу обратился я с мольбой:
«О, сбудется ли сон волшебный мой,
Феб Аполлон, поведай мне скорее!»
Но, нежной красотой твоей пленен,
«Не сбудется!» – изрек ревниво он.
Любовь моя, ты проучи злодея
И докажи: обманщик Аполлон!
Песня («Та, что мукой меня извела…»)
Та, что мукой меня извела,
Пощадила меня и в сад
За собою меня ввела,
Где деревья в цвету стоят.
На меня подняла она взгляд,
Поцелуи мои принимала,
Сердце мне отдала – и назад
Свой подарок не отнимала.
И сказал я, отбросив страх:
«Что мне делать с сердцем одним?
Дай уснуть мне в твоих руках!»
Но ответила дама моим
Домогательствам: «Кто любим,
Не молить тому подобает:
Ведь и телом владеет моим
Тот, кто сердцу повелевает!»
Песня («Не знаю, ненависть горька ли…»)
Не знаю, ненависть горька ли,
Мне не она волнует кровь,
Но знаю – долгие печали
Несет недолгая любовь.
Другое имя ей готовь:
Дай имя ей травы, цветка ли,
Блеснувших, чтоб исчезнуть вновь.
Дай имя ей травы, цветка ли,
В душе изменчивой его.
Мою алмазом бы назвали
За верность сердца моего.
Ведь я люблю, люблю того,
Кто и не думает, жива ли
Я или все во мне мертво.
О любви доброго старого времени
В тот древний век любовь свои дела
Без золота и хитростей вела.
Кому она цветок передавала,
Тому она вселенную вручала, —
Глубокая, в сердцах она жила.
А если к наслаждению тела
Она, неосторожная, вела,
Десятки лет она не умирала
В тот древний век.
Веления любви закрыла мгла,
Изменчивость и льстивость всем мила.
Кто хочет, чтоб любил я, пусть сначала
Вернет любовь на землю, чтоб восстала
Она в сердцах такой же, как была
В тот древний век.
Песня о мае и добродетели
Весенней майскою порой
Земля трепещет, оживая, —
И легкомысленной толпой,
Подобно ей, любовь меняя,
Стремится юность удалая,
Опять впервые влюблена;
Моя любовь – совсем иная,
Моя любовь – навек одна.
Красавица своей красой
Не век красуется, блистая:
Клеймят безжалостной рукой
Недуг, забота, старость злая;
Одна цветет, не увядая,
Что мною всем предпочтена;
Как в ней краса всегда живая,
Моя любовь – навек одна.
Кто ж прославляемая мной?
Знай – добродетель то святая,
То нимфа, что с высот звездой
Горит, влюбленных призывая:
«Ко мне, ко мне! – гласит благая. —
Кто любит, – тех я жду, юна.
Ко мне! – взывает, не смолкая: —
Моя любовь – навек одна».
Властитель! Даст усладу рая
Тебе, бессмертная, она, —
И скажешь, душу раскрывая:
«Моя любовь – навек одна».
Луиза Лабе (1522–1566)
«Живу и гибну: то горю в огне…»
Живу и гибну: то горю в огне,
То в проруби тону; и сплошь страданье,
И сплошь восторг – мое существованье;
Мягка и жестока судьба ко мне.
И смех, и плач владеют наравне
Моей душой – как счастье и терзанье;
Я зеленею в пору увяданья.
Мой добрый час – со мной и в стороне.
Так и ведет меня любовь шальная
Своим путем; когда я горя жду,
Вдруг радость наступает всеблагая.
Едва поверю, что она – без края
И без конца, как, на свою беду,
Вступаю вновь в лихую череду.
«Доколь, о невозвратном сожалея…»
Доколь, о невозвратном сожалея,
Глаза еще способны слезы лить,
А голос – не срываться и таить
Рыданья, песню о тебе лелея,
Покуда пальцы, струнами владея,
Хранить умеют сладостную прыть,
А разум – лишь тебя боготворить,
Не ведая иного чародея,
Живу и жить хочу; но если рок
Иссушит глаз моих горючий ток,
Надломит голос мой и свяжет руки,
Чувств выраженье запретит уму,
Смерть призову во избежанье муки:
Да канет день мой в вековую тьму.
«Целуй меня! целуй еще и снова!..»
Целуй меня! целуй еще и снова!
Еще один сладчайший подари!
Еще, еще… Тебе за каждый – три
Наижарчайших – возвратить готова.
Печален ты? От бедствия такого
Спасут лобзанья – их благодари!
Обмениваясь ими до зари,
Мы будем одарять один другого.
Так, двое прозябавших, в мире сем
Двойную жизнь друг в друге обретем.
О, не суди за то, что речи – смелы!
Мне плохо в тишине и взаперти,
И счастья не могу себе найти,
Пока не выйду за свои пределы.
«Пока в глазах есть слезы изливаться…»
Пока в глазах есть слезы изливаться
И час с тобой, ушедшим, изживать,
А голос мой силен одолевать
Рыданья, стон, хоть еле раздаваться;
Пока рукой я в силах струн касаться,
Все, чем ты мил, хоть скромно воспевать,
Пока душа тебя лишь познавать
Единственно желала б научаться, —
На миг еще не склонна умереть.
Но чуть пойму, что взор мой стал слабеть,
Что голос глух, а бег перстов как сонный;
Что разум мой теснит земная сень
И в нем нет сил явить восторг влюбленной,
Смерть умолю затмить мой белый день.
Жоашен дю Белле (1522–1560)