Анатолий Величковский - Собрание стихотворений

Если хочешь, чтобы колесо
В чернозем по ступицу входило:
Степь нужна, снежок, лесок,
Словом все, что память сохранила,
Весь в ручьях серебряный овраг,
Трехдюймовка и шестерка цугом,
Также нужно, чтобы трехцветный флаг
Реял вновь над городами юга.
Бронепоезд, будка, переезд,
Под откосом красные вагоны,
Нужно чтоб Бандурченко разъезд
Вывел «с права, по три» из колонны,
Чтобы раскололась тишина —
Перелетом первого снаряда,
Чтобы нас скрывала бузина,
Тополя и вербы на леваде.
Нужен бы еще британский френч,
Ночь нужна, пасхальная, в патруле,
Крестик, что способен уберечь
От удара шашки и от пули.

В шестнадцать лет румяные,
Безусые и пьяные —
От счастья пасть в бою
За родину свою.
Они владеть винтовкою
Учились в конском топоте,
А боевой сноровкою —
Кто выживал — на опыте.
Их кости трактор распахал —
Перемешал, переломал…

Я жизнью мучаюсь святой,
Долги прощаю и обиды.
Питаюсь хлебом и водой,
Но этого никто не видит.
Здесь нужно ближних не любить,
Быть вероломным и лукавым,
И не мешает кровь пролить,
Во имя почестей и славы.

Какой прекрасный и высокий
Сегодня день! Чудесный день!
На снег пушистый и глубокий
Деревьев утренняя тень
Ложится сеткой синеватой.
Как хорошо, что я как раз
Весь город прохожу с лопатой
И за четыре франка в час
Бросать обязан с тротуара
На мостовую жемчуга,
Достойные моей Самары
Голубоватые снега.
Горит, сверкает и сияет
Морозный воздух. Меж домов
Пушинки вьются за трамваем,
Сияют струны проводов…
А я лопату за лопатой
Бросаю вправо, влево, в бок.
Как вдруг сияньем розоватым
Мой необдуманный бросок
Рассыпался у ног девицы,
Прекрасная ускорив бег
Взглянула, приподняв ресницы,
И синий свет упал на снег.
Какое дело ей… О, Боже,
До босяка! А так же мне
Какое дело до прохожих,
Но я не знаю… Так во сне
Преображается природа.
Мир показался мне иным:
Дворцы, дома, толпа народа
Всё, всё рассеялось, как дым.
Одни следы ее сапожек
Бежали, как жемчужин нить,
А снег на вату стал похожим,
Что б милый жемчуг сохранить.

Ты несколько рубашек днем
Перед уходом постирала.
Всю ночь осеннюю потом
В окошко пуговка стучала.
Стучала в сумерках глухих,
А мне минутами казалось,
Что дело милых рук твоих
В знакомом стуке продолжалось.
И я увидел — мне в стихах,
Не только звезды можно славить,
Но даже пуговка в правах
Свой след в поэзии оставить.

Сидит старик среди базара,
И заливаясь соловьем,
Берет аккорды на гитаре
Поет все то, что мы поем.
Он ожидает подаянья,
Но кружка нищего пуста.
Между делами и деяньем —
Непроходимая черта.
Пропев народные частушки,
Старик аккорд высокий взял
И первый грош в пустую кружку
Сверкая, с грохотом, упал.
За дар земной небесным даром
Ответил тронутый Зевес;
На площади горит гитара,
Но в общем никаких чудес!
Фургон примчался полицейский,
Сиреной дико провизжал,
И кто-то гнусно, по лакейски
На небо пальцем указал.

С цветочка полевой горчицы
Свалился маленький жучок,
Попал на книжную страницу
И в книжном мире новичок,
Все ползает от слова к слову,
Приостановится и вновь
Чего-то ищет, безголовый,
Среди божественных стихов.
Не так ли жизнь моя земная
Слепая, темная моя,
Чудесных слов не разбирая,
Скользит по книге бытия?

Забытая в углу конюшни,
Весною, пыльная метла,
Веленью дивному послушна,
Раскрыла почки, расцвела…
Упорство этого цветенья,
Цветенья веток без корней,
Похоже на стихотворенья
Лишенных родины своей.

Заросший пруд или река,
Купальня, камыши, плотина,
Жара, порывы ветерка,
Шумят библейские осины.
И отражаются в воде
Готовые купаться дети.
Сидит на берегу, в ладье,
Их фрейлен с зонтиком, в берете.
Сухая немочка следит,
Чтоб мальчики не утонули.
Над нею ласточка скользит
Упала и воды коснулась.
Два медленные круга волн
Расходятся в зеркальной глади,
И облако, как белый челн,
Плывет по отраженью сада.
Плывут другие облака,
Покорны вечному движенью,
И так идут, идут века
В пустоты целеустремленья.

Общаясь с ездящим металлом,
Мы никогда не возвратим
Той радости, что нам давало
Общенье с существом живым.
Есть штамп фабричного металла,
Есть марка, больше ничего,
А прежде нас сопровождало,
Как мы, живое существо,
С таким же сердцем, телом, кровью
Со всеми чувствами пятью,
Имеющее все условья
Стать другом нашему бытью.

На фотографии темней
Твои черты и выраженье.
И холодно изображенье
Улыбки солнечной твоей.
Как видно, Богом данный свет
Не проявляется на снимках.
Для механических побед
Душа осталась невидимкой.

Звезды не горят и не мерцают,
Так, сквозь государственный билет,
Водяные знаки проступают,
Если взять и посмотреть на свет.
В сумерках роса блестит на травах,
Мне не страшно жить в земном аду,
Потому, что здесь небесной славой
Расцветают яблони в саду.

Роняя за волной волну,
Гроза ночная бьется в стекла.
Я этот мир не прокляну
За то, что улица промокла.
Наоборот, я рад тому,
Что есть еще хоть это счастье
С небес грозящее уму,
И мудрость рвущее на части.
Сверкни и небо расколи
Зияньем трещины слепящей,
Из черной пропасти земли
Дай видеть свет животворящий!

Всю жизнь свою витаю в облаках
И существую на земле при этом!
Перед земным существованьем страх
Меня заставил сделаться поэтом.
И я живу, живу поверх всего,
Поверх себя, поверх незримой крыши,
Поверх отчаяния моего —
Меня ведет отчаяние свыше.

Пустеет мир. Прощальной тишины
Лесные шелесты прервать не смеют,
Закатом розово освещены —
Вершины сосен медленно темнеют.
Не перед чудом каждый лист затих,
Но в ужасе пред ожиданьем чуда.
Я чуда жду, я жду шагов твоих…
Но никогда ты не придешь оттуда.

На горном кладбище, средь сосен
Могила матери моей.
По серым камням и откосам
В деревню Пра течет ручей.
Не умолкают водопады,
О, как таинственно шумят,
Спадая с каменной громады
В другой — такой же водопад.
Их шум, как шум родимых весен
На незабвенных берегах…
Так сердце горе переносит,
Как тают вечные снега.
Могила матери в Савойе
Мне, как родимый уголок,
Здесь дышит высотой покоя
Высокий, горный ветерок,
Здесь запах хвои, земляники,
Вкус воздуха и вкус воды,
Как бы Предвечного Владыки —
Еще не стертые следы.