Иван Суриков - Стихотворения
Дальше оживают жизнерадостные детские впечатления:
Я живал в селенье этом
Много лет тому назад,
Беззаботно жарким летом
Здесь играл в кругу ребят.
Но в третьей строфе наступает кульминация — мечта сталкивается с действительностью:
Жизнь тогда была утеха
Для меня… Теперь не то!
Здесь не слышно больше смеха.
Глаз не радует ничто…
Освобождение крестьян от крепостного ярма не сделало их жизнь счастливее, а некоторым из них пришлось испытать даже большую нужду. Вот почему автор вынужден с горечью констатировать в заключительных строфах:
И теперь на ниве скудной
Слышны песни, но оне
Говорят о жизни трудной!
О рабочем тяжком дне.
Однако Суриков в своем творчестве так и не пришел к идейному осмыслению царящей в стране социальной несправедливости. Поэтому среди его обличительных по содержанию стихотворений все же превалируют антиурбанистические мотивы, своеобразно предвосхищая неприятие капиталистического города в русской поэзии девятисотых годов.
Все убито во мне суетой и нуждой.
Все закидано грязью столицы.
В книге жизни моей нет теперь ни одной
Освежающей душу страницы…
Получивший распространение в поэзии Сурикова руссоистский взгляд на природу, как живительный источник нравственной силы и жизненной энергии, позволил автору создать произведения, даже опередившие свое время. «Природа-мать! врачуй и дай мне силы снова!» Это страстное обращение просто поражает сегодняшней злободневностью.
* * *В 1875 году, после выхода второго сборника, Ивана Сурикова, по предложению известного издателя Ф. Б. Миллера и выдающегося филолога академика Ф И. Буслаева, поддержанного Л. Н. Толстым, единогласно избирают действительным членом Общества любителей российской словесности. Суриков приобретает известность и как организатор литературных сил из народа. Вокруг него складывается кружок писателей-самоучек, впоследствии, уже после смерти поэта, получивший название «Суриковского литературно-музыкального кружка». Теперь Сурикова охотно печатают солидные толстые журналы — «Дело». «Вестник Европы». Песни, сложенные им еще в молодости, прочно входят впесенный обиход народа, а новая лирика поэта приобретает большую философичность. Он находится в расцвете сил и обращается к новой и трудной для него исторической тематике. На материале русской и европейской истории он создает ряд замечательных произведений — былины и поэмы: «Богатырская жена», «Садко», «Василько», «Казнь Стеньки Разина». «Канут Великий».
На этом этапе творчества Сурикова следует остановиться подробнее, ибо стихи этих лет в значительной степени расширяют наше представление о творческих возможностях поэта. В его традиционном облике возникают новые черты стремление к эпическом, мышлению и умение создать яркий драматический образ исторической личности. Как это ни парадоксально, но у современной читательской аудитории именно исторические произведения Сурикова, недооцененные критикой и исследователями его творчества, находят наибольший отклик.
На упреки в субъективности, болезненности и однообразии своей поэзии ИЗ. Суриков отвечал: «Я убежден, что в душе моей есть еще много звуков и для объективных песен» [6]. Обращение к сюжетам русской и зарубежной литературы и ознаменовало попытку поэта коренным образом изменить свою художественную направленность и стать певцом «объективных песен». Очевидно, интерес к исторической поэзии основывался и на внутренней предрасположенности. Несмотря на тематическую новизну и жанровое отличие, исторический цикл, благодаря своей фольклорной основе, органически вписывается в творчество Сурикова. Сам поэт признавал, что ему «удаются былинные и исторические стихотворения», хотя и считал своим призванием поэзию «действительной жизни» [7]. Объяснить причину подобного скептицизма легко. Историческая поэзия— это уже труд настоящего профессионала, и Суриков болезненна чувствовал разницу между любительством и профессионализмом: «Писать «Василько» для меня нелегкая материя: копаюсь в истории по различным летописям, просматриваю в подлиннике «Слово о полку Игореве» [8]. По этим словам можно определить серьезность отношения Сурикова к работе с историческими источниками.
Лирико-эпические произведения поэта покоряют прежде всего сыновней любовью автора к родной земле, его преклонением перед героическими фигурами отечественной истории. Художественное видение Сурикова настолько органично вбирает в себя дух изображаемой эпохи, настолько выпукло выстраивает зрительный ряд исторических событий и внутренних переживаний, что при оценке его нельзя не вспомнить слов А. С. Хомякова, сказавшего, что «художник не творит собственной силою, духовная сила народа творит в художнике».
В памяти остаются главные герои суриковских поэм, самоотверженные и. как правило, трагически погибающие, — верная жена княжеского дружинника, черниговская красавица Василиса Микулишна, правнук Ярослава Мудрого князь Василько Ростиславич, народный бунтарь Степан Разин. Чем привлекательны они для современного читателя? Прежде всего — нравственным осмыслением своего долга — перед любимым, перед Родиной, перед народом. Автор заставляет нас восхищаться этическим максимализмом Василисы, ставящей честь выше власти и славы:
Нет, не лечь на ложе брачное
Опозоренной вдове
И не быть с дружиной княжеской
И с Добрынею в родстве.
Одновременно автор резко осуждает деспотизм и царедворство, разъедающие общественную мораль и ведущие к прямым преступлениям. Суриков показывает осуждение княжеского произвола народом, чтобы усилить социальную заостренность произведения и подчеркнуть значимость даже молчаливого протеста народных масс:
Не с весельем князя встретили
Горожане у ворот, —
Пусты улицы широкие.
Точно вымер весь народ.
Над богатым, славным Киевом
Тишь могильная стоит;
Лишь по улицам в безмолвии
Раздается стук копыт.
И князь Владимир понимает, что надо держать ответ, что «прошла пора веселая шумных княжеских потех». Рисуя княжеское раскаяние, автор не удерживается от иронии. «Правый суд» великого князя киевского состоит в том, чтобы бросить в котел с кипящей смолой своего советчика — подстрекателя Мишату. Так что даже на былинном материале поэт сумел создать произведение большой обобщающей силы, выразив н нем волновавшие его современные вопросы.
Историзм Сурикова еще более отчетливо проявился в его следующей поэме «Василько». Уже в «Богатырской жене» поэт стремился избавиться от фантастических деталей и приемов былинного эпоса, создавая реалистическое полотно, освещенное высоким светом идей гуманизма и социальной справедливости. В новой исторической поэме автор получил благодатную возможность уже на летописном, достоверном материале русской истории раскрыть свои взгляды на исторический процесс, представляя его не только как абстрагированную борьбу Добра и Зла, но и как классовый конфликт, в котором интересы феодальной элиты противоречили и государственным интересам, и нуждам простого народа. Недаром среди отрицательных персонажей поэмы фигурирует киевский князь Святополк Изяславич, чье правление «подготовило» одно из первых в Древней Руси народных восстаний. Конечно, у Сурикова в силу его крайне неблагоприятных жизненных обстоятельств так и не сложилось единого и целостного мировоззрения. Ко многим своим творческим достижениям он шел на ощупь, интуитивно выбирая лучшие варианты Это относится и к идейной стороне его произведений. Не постигший научного характера законов истории, он тем не менее добивался постановки достаточно глубокой и серьезной исторической проблематики, свидетельством чего может служить его поэма «Василько».
