Михаил Львов - Стихотворения

В лесу мы дали отдых танкам
И, автоматы взяв с собой,
Стреляли по консервным банкам
И по мишени ростовой.
Ставь автомат на одиночный,
Предохранитель оттяни —
И бей противника заочно.
А где-то бьют тебя они.
Беги к мишеням и обратно,
К исходной группами бегом,
И тонким дымом автоматным
Лес наполняется кругом.
Надолго ль эта «перемена»?
Комбриг, охрипший на войне,
Припав на правое колено,
Приказ подписывал на пне…

Опять отъезд на фронт, и снова
Я рву бумаги и дела.
И снова в роскоши пуховой
Метель над городом бела.
Опять в окно гляди устало
И слушай вечную гармонь.
Опять горящие вокзалы,
И снова снег летит в огонь.
Еще не выписан нам отдых.
Бессмертным именем любви
Благослови меня на подвиг,
На мужество благослови.

Будет время — покажут
Вам о фронте кино.
А пока же, пока же
Это нам все равно.

Сколько мертвых воскреснет
На экране тогда!
О погибший ровесник,
Оживай без труда!
Удивленно и странно
Из ночей фронтовых
Мы посмотрим — с экрана,
С полотна — на живых.
Будто пули не взяли
Нас, под корень рубя.

И, печальную, в зале
Я увижу тебя.
Нам уже не обняться:
Мы из разных миров,
Нам уже не прорваться
Сквозь незримый покров,
Для тебя, как виденье,
На экране, в огне,
Я мелькну на мгновенье,
Как в вагонном окне,
И со мной — побратимы,
Все — в закат. На закат.
Это необратимо,
Нет дороги назад.
И — в печали красива —
Боль сожмешь у виска.
И на этом спасибо.
И прощай! На века!

Возможно, будет мрачная погода,
Тебе покажется, что мало строк,
Что я тебя забуду за полгода,
Раз полстраницы написать не смог…
Не доверяй погоде и досаде
И хоть открытку в ящик оброни.
Торопимся к берлинской автостраде,
И письма пишем, не сходя с брони.

Повержены трибуны и глашатаи.
Повалены железные столбы.
Германию, как в поезде, пошатывает,
И о железо стукаются лбы.

Часы судьбы отмеривают маятники,
И не вернутся прошлые года.
От памятников не родятся памятники.
Империя не встанет никогда.

Мчится машина
     сколько есть духу,
И, словно свергаясь
     с высоких гор,
То присвистывая,
     то глухо
Ветер хлопает,
     как коленкор.
На неожиданных поворотах,
Где мы влетаем
     почти в вираж,
Львы
     подпрыгивают
       на воротах,
Когда подпрыгивает
     кузов наш.
И обгоняем
     в пути пехоту мы,
И танкистов,
     своих и чужих.
Скорость — не третья,
     скорость — сотая,
Не просто скорость,
     а скорость — вихрь.
Сколько верст
     пролетим мы за день!
Нравится мне
     скоростной этот ад.
Только ветер
     плещется сзади,
Только столбы
     по бокам свистят.
Ждут нас
сегодня в Чехии к ночи,
И, от гибели
     на волоске,
Так мы любую смерть
     проскочим
Без остановки,
     налегке.

Отбоя нет от толи народных
Верст семьдесят подряд,
Как будто здесь не марш походный,
А вышли на парад.
А нам нельзя и раскричаться —
У нас в зубах песок.
А нам нельзя и целоваться —
Песок к губам присох.
Мы отвечали, как умели,
Восторгам шумных сел.
Но только танки все шумели,
Водитель молча вел.
Еще мы павших не забыли,
И больно нам кричать,
Пусть нас простят.
     Мы победили.
Нам можно помолчать.

Чужие сады.
     Чужие поля.
И детство
     чужих детей.
Но ввек не забудется
     эта земля:
Мы здесь хоронили друзей.

Кто раз прошел пробег короткий
На поле боя по ничьей,
Врага увидел пленным, кротким,
А полосу ничью — своей,
Тот не отдаст врагам оружье,
Не сдастся в жизни он живьем.
От века скидок нам не нужно,
Свой век, как нужно, проживем.
И славы не попросим даром,
Но если, ненависть храня,
Воспрянет враг и под ударом
У танка выгнется броня, —
Как в молодости, встанем рядом,
Не зная, долго ли нам жить,
Окинем расстоянье взглядом —
И все сумеем повторить.

Как будто я за веком следом ездил,
Его дыханье трогало меня,
И спал, и стыл я на его железе,
И обжигался у его огня.
Я с ним узнал и тишину и грозы.
Мне от него ни душу, ни глаза,
Как руку от железа на морозе,
Без крови оторвать уже нельзя.

Не музеев, не древних ценностей,
Не архивных веков гонцы —
Нержавеющей современности
Мы служители и бойцы.
Нас ведет по полям сражений
Через тысячу рвов и рек
Век, не терпящий возражений,
Повелительный, резкий век,
Нетерпимый и нетерпеливый,
Весь в полете, в прыжке, в рывке,
Не с плакучею веткой ивы,
А с горящим древком в руке.
Он у славы не просит денег,
У судьбы не молит куска,
И железом своих убеждений
Он прорубится сквозь века.

В отцовском доме за стеклом, как
   в дымке,
Висят мои мальчишеские снимки —
От года к году старше и суровей
Лицо, улыбка, сдвинутые брови,
Как будто я, старея на ходу,
Сквозь галерею мальчиков иду.

Клинок согнул он, как дугу,
И отпустил. И просвистело
Стальное кованое тело
На устрашение врагу.
Тот мастер был учитель мой,
И если я начну сгибаться,
То, вспомнив прежний путь прямой,
Со свистом буду распрямляться.

Жизнь каждый день кипит для нас.
От этой неохватной жизни
Ни на чужбине, ни в отчизне
Не отрывайся ни на час.
Да, не всегда поэт под крышей
Сидит над грудами стихов,
Пока сквозь фортку не услышит
Предупрежденья петухов.
Не просто чертит он рукою
Строку, лишь только бы писать, —
За каждой маленькой строкою
Большая жизнь должна стоять.

Поэзия, так жить учись —
Не загораживая жизнь,
Не замораживая жизнь,
Не обезболивая боль,
Не обессоливая соль.
Поэзия — такое поле,
Где нет гарантии от боли,
Где те же страсти и бои,
Где есть болельщики свои.
Сама века живешь на свете,
Способность к смерти потеряв.
Люблю твой мускулистый ветер
И деспотический твой нрав.

В поэзии прогулов нет.
Но в чьем же веденье поэт?
И в чем он волен, в чем неволен?
Кому он в жизни подконтролен?
И перед кем он на колени
Упал бы, сам себя поправ?

Он подотчетен поколенью
И правде века — правде правд.
Он сам вошел в нее крупицей
И потому готов опять
В ее приказах раствориться,
В ее салютах вспышкой стать.
И он не может быть в обиде
На век, на жизнь, и потому
Уже в мозгу в печатном виде
Стихи являются ему.

Ты с этим веком насмерть связан,
И только веку одному
Ты соответствовать обязан
И поступь строить по нему.
Не для стремительных прочтений,
Коротких вспышек и хлопков,
Не для мгновенных впечатлений
Мы ищем точности стихов.
И нас к высотам выносила
Не побрякушка и зола —
Командующей мысли сила
Нас поднимала и звала.
Век боя, мысли и работы —
Воюй, и мысли, и пиши.
Пусть не наступит на высотах
Обледенение души.
А станем говорить цветисто —
Век-реалист поправит нас,
Сто миллионов реалистов
Придут на выручку тотчас.
Век, поднятый над пьедесталом
Всех предыдущих лет и дней,
Век-победитель, век металла,
Век сильных судеб и страстей…