Валерий Брюсов - Том 2. Стихотворения 1909-1917

На церковной крыше,
У самого золотого креста
(Уже восхода полоски наметились),
Как две летучих мыши,
Две ведьмы встретились:
Одна — стара и толста,
Другая — худа и моложе
(Лицо с кошачьей мордочкой схоже),
И шептались, ветра весеннего тише.

— Сестра, где была? —
Старуха захохотала.
— Тра-ла-ла!
Всю ночь наблюдала:
Юноша собирался повеситься!
Все шагал, писал и смотрел
На серп полумесяца,
Лицом — как мел.
Любовь, как видно, замучила.
Ждать мне наскучило,
И я, против правил,
Подсказала ему: «удавись!»
Он в петлю голову вставил
И повис.

Худая в ответ улыбнулась.
— И мне досталось!
В грязных номерах натолкнулась,
Как девушка старику продавалась.
Старичонка — дряхлый и гадкий,
Горб, как у верблюда,
А у нее глаза — как загадки,
И плечи — как чудо.
Как был он противен, сестра,
А она молчала!
Я до утра,
Сидя в углу, наблюдала.

Так, у золотого креста,
На церковной крыше,
Как две летучих мыши,
Шептались две ведьмы.
И та, что была и стара и толста,
Прибавила:
— Хоть это и против правила,
Но будем по утрам встречаться и впредь мы!

Ты, в тени прозрачной
Светлого платана,
Девочкой играла
Утром рано-рано.

Дед твердил с улыбкой,
Ласков, сед и важен,
Что далеким предком
Был платан посажен.

Ты, в тени прозрачной
Светлого платана,
Девушкой скрывалась
В первый час тумана.

Целовалась сладко
В тихом лунном свете,
Так, как целовались
Люди ряд столетий.

Ты, в тени прозрачной
Светлого платана,
Женщиной рыдала
Под напев фонтана.

Горестно рыдала
О минутной сказке
Опалившей страсти,
Обманувшей ласки.

Ты, в тени прозрачной
Светлого платана,
В старость вспоминала
Жизнь, как мир обмана,

Вспоминала, с грустной
Тишиной во взоре,
Призрачное счастье,
Медленное горе.

И, в тени прозрачной
Светлого платана,
Так же сладко дремлет
Прежняя поляна.

Ты же на кладбище,
Под плакучей ивой,
Спишь, предавшись грезе,
Может быть, счастливой.

Она любила строй беспечный
Мечтаний, уводящих вдаль,
Цветы, снежинки, пояс млечный
И беспричинную печаль.

Она любила, ночью зимней,
Невестой медлить у окна,
В своих стихах, как в тихом гимне,
Твердя безвольно: я — одна!

Она ждала, ждала кого-то,
Кто, смел, безумен и красив,
Всю жизнь отдаст ей без отчета,
Всю жизнь сольет в один порыв.

Но Рок был странно беспощаден,
Не обманул и не свершил.
Тот не был жарок, не был хладен,
Он и любил и не любил.

Его не-пламенные ласки,
Его обдуманная речь,
Его лицо — как образ маски —
Могли овеять, но не сжечь.

Стремясь в мятежную безбрежность
Она искала крыльев, но
Он приносил ей только нежность…
И было все предрешено!
· · · · · ·
· · · · · ·
· · · · · ·
· · · · · ·

Мы — электрические светы
Над шумной уличной толпой;
Ей — наши рдяные приветы
И ей — наш отсвет голубой!

Качаясь на стеблях высоких,
Горя в преддверьях синема,
И искрясь из витрин глубоких,
Мы — дрожь, мы — блеск, мы — жизнь сама!

Что было красочным и пестрым,
Меняя властным волшебством,
Мы делаем бесцветно-острым,
Живей и призрачней, чем днем.

И женщин, с ртом, как рана, алым,
И юношей, с тоской в зрачках,
Мы озаряем небывалым
Венцом, что обольщает в снах.

Даем соблазн любви продажной,
Случайным встречам — тайный смысл;
Угрюмый дом многоэтажный
Мы превращаем в символ числ.

Из быстрых уличных мельканий
Лишь мы поэзию творим,
И с нами — каждый на экране,
И, на экране кто, — мы с ним!

Залив сияньем современность,
Ее впитали мы в себя,
Всю ложь, всю мишуру, всю бренность
Преобразили мы, любя, —

Мы — электрические светы
Над шумной уличной толпой,
Мы — современные поэты,
Векам зажженные Судьбой!

Дрожащей проволоки альт
Звенит так нежно;
Заполнен сумрачный асфальт
Толпой мятежной.

Свистки авто и трамов звон
Поют так нежно;
Вечерний город полонен
Толпой мятежной.

Свет электрических шаров
Дрожит так нежно;
Ты слышишь ли немолчный зов
Толпы мятежной?

Вот девушки случайный взор
Блеснул так нежно;
О, кто его так быстро стер
Толпой мятежной?

Тень синеватая легла
Вокруг так нежно,
И проститутки без числа
В толпе мятежной.

Пропеллеры, треща, стрекочут:
То клекоты бензинных птиц
О будущем земли пророчат.
Но сколько нежных женских лиц!
Иглой заостренные шляпы,
Зелено-белые манто, —
И как-то милы даже всхрапы
На круг въезжающих авто.

В живой толпе кафешантанной
Я уловил случайно вновь
Давно знакомый взгляд… Как странно!
Твой взгляд, бессмертная любовь!
И, пестрой суеты свидетель,
Я веру в тайну берегу,
Не видя в сини «мертвых петель», —
Воздушных вымыслов Пегу.

В угрюмом сумраке ночей безлунных
Люблю я зыбкость полусонных вод.
Приникнув к жесткости оград чугунных,
Люблю следить волны унылый ход.

Свет фонарей, раздробленный движеньем,
Дрожит в воде семьей недлинных змей,
А баржи спят над зыбким отраженьем
Глубоким сном измученных зверей.

Так близко Невский, — возгласы трамваев,
Гудки авто, гул тысяч голосов…
А серый снег, за теплый день растаяв,
Плывет, крутясь, вдоль темных берегов.

Так странно: там — кафе, улыбки, лица…
Здесь — тишь, вода и отраженный свет.
Все вобрала в водоворот столица,
На все вопросы принесла ответ.

И если жизнью, слишком многострунной,
Измучен ты, — приди ко мне, сюда,
Перешагни чрез парапет чугунный,
И даст тебе забвение вода.

Тоненькие свечечки,
Робкие, мерцают.
Голосочки детские
Басу отвечают.
Слышно над склоненною толпой:
«Со святыми упокой».

Хорошо под лентами,
Мирно под цветами!
Песни умиленные
Сложены не нами.
Обещает мир напев святой:
«Со святыми упокой».

Выйдешь в ночь холодную:
Светы и трамваи…
Сладостно задуматься
О блаженном рае.
Боже! — утомленных суетой
Со святыми упокой!