Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Задрожала, нет — затрепетала
Невеселой, сонной лебедой,
Придолинной вербой-красноталом,
Зорями вполнеба и водой.

Плачем в ленты убранной невесты,
Днями встреч, неделями разлук,
Песней золотой, оглохшей с детства
От гармоник, рвущихся из рук!

Чем еще?
            Дорожным легким прахом,
Ветром, бьющим в синее окно.
Чем еще?
              Скажи, чтоб я заплакал,
Я тебя не видел так давно…

Здесь тишина. Возьми ее, и трогай,
И пей ее, и зачерпни ведром.
Выходит вечер прямо на дорогу.
И месяц землю меряет багром.

Высоких сосен бронзовые стены
Окружены просторами долин,
И кое-где цветут платки измены
У одиноко зябнущих рябин.

И мне видны расплавленные смолы
И перелесок, спящий на боку,
За рощей — лес, а за лесами — долы
И выход на великую реку.

Всё голубым окутано покоем,
И виден день, заброшенный в траву…
Вы спросите: да где ж это такое?
А я не помню и не назову.

Оправдываться буду перед всеми
И так скажу стареющим друзьям:
«Товарищи! Земля идет на север,
К зеленым океанам и морям!»

И мне не повторить такого мига,
Отправимся за ним и не найдем,
А я хочу, чтоб голубое иго
Еще звенело в голосе моем.

Новый день крылом лебяжьим машет,
Люди носят август на руках,
Над былинной стороною нашей
Солнце ставит верши в облаках!

Вещи быстро сбрасывают дрему.
Полдень в сад заходит. И к нему
Тянется прекрасный мир черемух,
Так любезный сердцу моему.

Реки на откосы золотые
Набегают полною волной…
Только мне невесело, Мария,
Потому что нет тебя со мной!

Лучше этой песни нынче не найду.
Ты растешь заречною яблоней в саду.

Там, за частоколом, вся земля в цветах.
Ты стоишь, как яблоня в молодых летах.

Ты цветешь, как яблоня, — белым цветком,
Ты какому парню машешь платком,

Вышитым, батистовым, в синюю кайму?
Неужель товарищу — другу моему?

Я его на улице где-нибудь найду,
Я его на правую руку отведу.

«Что ж, — скажу, — товарищ, что ж, побратим,
За одним подарком двое летим?»

Мне не жаль, что друг женился,
Что мою любимку взял,
Жаль, что шел — не поклонился,
Шел — фуражечку не снял.

Мне не жаль, что на беседе
Вместо лета шла зима,
Жаль, что мы с дружком соседи,
Что окно в окно — дома.

Но не эта боль-досада
Грудь мою сегодня рвет,
За оградой-палисадом
Лебедь белая плывет.

Два крыла ее, пылая,
Славят новые края…
То не лебедь — то былая,
То любимая моя.

Стороной идет залетной,
Белыми грудьми трясет,
Свежекрашеные ведра
С ключевой водой несет,

При долине, при поляне,
При лукавом блеске дня,
И нечаянно не взглянет,
И не смотрит на меня.

Я у синего, косого
У окна гляжу на свет.
Друг мой сокол закольцован,
Но и мне веселья нет…

Май пришел, и сразу стихотворцы,
Ощутив волнение в крови
И, дабы не жаждать, выпив морсу,
Начинают думать о любви.
Дремлют и едят дары Нарпита
И, не видя мрака своего,
Думают часа четыре битых
И небитых около того.
И, неся своим героям кару,
Накликая горе и беду,
Вдруг находят любящую пару
Где-нибудь в Таврическом саду.
Зажигались звезды полным роем,
Воздух был нагрет и невесом.
«Хорошо», — сказали сразу трое
Стихотворцев, потемнев лицом.
И тотчас же, бредившую морем,
Славой расцветающей земли,
Любящую пару под конвоем
К проходной конторе повели.
Через откомхозовские сопки
Молодых конвойные ведут;
Привели, надели им спецовки
И сказали:
             «Вам любиться тут.
Вот, — сказали горестной невесте, —
Тут сидеть обоим. Здесь идти.
Можно отходить шагов на двести
Параллельно этому пути».
И, уже не верящий удаче,
«Сжальтесь! — закричал жених тогда. —
Неужели вы, смеясь и плача,
Не любили в жизни никогда?
Неужель закат, что плыл над городом,
Красоты великой не таил?»
— «Нет!» — сказали стихотворцы гордо
И ушли к чернильницам своим.

Не боюсь, что даль затмилась,
Что река пошла мелеть,
А боюсь на свадьбе милой
С пива-меду захмелеть.
Я старинный мед растрачу,
Заслоню лицо рукой,
Захмелею и заплачу.
Гости спросят:
                    «Кто такой?»
Ты ли каждому и многим
Скажешь так, крутя кайму:
«Этот крайний, одинокий,
Не известен никому!»
Ну, тогда я встану с места,
И прищурю левый глаз,
И скажу, что я с невестой
Целовался много раз.
«Что ж, — скажу невесте, — жалуй
Самой горькою судьбой…
Раз четыреста, пожалуй,
Целовался я с тобой».

Пусть тебя не мучает тревога,
В синие глаза твои гляжу.
Про такого парня боевого
Ничего плохого не скажу.
На твоем пути большие села
И морей немолкнущий прибой…
Всем скажу, какой ты развеселый
И что бредят девушки тобой.
Пусть гора не сходится с горою,
Ты весной из-за горы крутой
Приезжай на родину героем,
Награжденным шашкой золотой.
Будет ясным небо голубое,
И с восьми часов до девяти
Как приятно будет мне с тобою
Вдоль по главной улице пройти.
С этой думой ясной и простою
И разлуку я перетерплю:
Буду, буду ждать тебя весною,
Потому что я тебя люблю!

Слышу, как проходит шагом скорым
Пересудов тягостный отряд…
Я привык не верить наговорам,—
Мало ли, что люди говорят.

Я никак не ждал грозы оттуда,
Всё мне стало ясным до того,
Что видал, как сплетня и остуда
Ждали появленья твоего.

Но для них закрыл я все тропинки,
Все пути-дороги.
                                Приходи,
Светлая, накрытая косынкой,
И долинный мир освободи!

Жду, что ты приветом приголубишь
Край, где славят молодость твою.
Говорят, что ты меня не любишь, —
Что с того, коль я тебя люблю!

Наклонился вечер, хмур и темен,
Над землей, идущей на покой,
И напомнил мне об отчем доме,
О склоненных вербах над рекой.
Он открыл мне родину с цветами,
С небом синим или голубым,
Что тогда я в горестях оставил,
Что сейчас я в радостях забыл.
Он в глаза мои повеял дивом:
Трепетом воды, цветов и рощ,
О далекой матери родимой
Он сказал и сразу канул в ночь.
Я ответил вечеру, что ныне,
Нынче же в дороге полевой
Звезды самоцветные, иные
Будут над моею головой.
…Но мелькнул твой образ невозвратный,
И уже в чужую ночь кричу:
«Ни сестры, ни матери, ни брата,
Никого я видеть не хочу!»