Гомер - Илиада

Пусть бы подобного дела боялся другой из бессмертных,
Кто и отвагой и силой тебе далеко уступает.
Слава твоя же повсюду живет, где заря только светит.
Но успокойся! Когда пышнокудрые дети ахейцев
Вместе с судами вернутся в любезную отчую землю,

Стену тогда уничтожь, погрузи их в глубокие волны,
После песками покрой побережье пространное моря,
Пусть они сгинут бесследно, высокие стены ахейцев!"
Так говорили они, обращаясь друг к другу со словом.
Солнце зашло между тем, и окончилось дело ахейцев.

После заклали быков и за трапезу сели в палатках.
Тою порою пристало к ним много судов из Лемноса,
Черным вином нагруженных: прислал их Эней, сын Язона,
Тот, кто рожден Гипсипилой от пастыря войска Язона.
Детям Атрея, царям Агамемнону и Менелаю,

Чистого тысячу мер подарил он вина дорогого,
А остальное вино пышнокудрые дети ахейцев
Все покупали, железом и яркою медью,
Шкурой быков и самими быками,
Или рабами-людьми. И, пир учредивши обильный,

Пышноволосые дети ахейцев всю ночь пировали
На кораблях, а троянцы и мужи союзники — в Трое.
Зевс Промыслитель всю ночь измышлял для них беды,
Страшно гремя с высоты. И бледный напал на них ужас.
Наземь из чаш они лили вино. И никто не решался

Ранее пить, чем Крониду царю не свершал возлиянья.
После легли они спать и вкусили отраду покоя.

В светлой одежде заря надо всей распростерлась землею.
Молнелюбивый Зевес той порою собранье бессмертных
На многоверхом Олимпе, на крайней вершине, устроил.
Сам он промолвил им слово и все ему боги внимали:
"Слушайте слово мое, все вы, боги, равно и богини,

Дабы я все вам поведал, как сердце в груди повелело.
Пусть ни одна из богинь, пусть никто из богов не дерзает
Речи моей прекословить, но вместе ей все покоритесь,
Чтобы скорее свершились дела, предрешенные мною.
Если кого из бессмертных увижу я вдаль уходящим

И помышляющим помощь троянцам подать иль ахейцам,
Мною позорно побитый сюда на Олимп он вернется.
Или, схвативши, низрину его я в темнеющий Тартар,
В ту глубочайшую пропасть, что скрыта вдали под землею,
Столько же ниже Аида, насколько земля ниже неба:

Путь к ней ведет чрез ворота железные с медным порогом.
Будет он ведать тогда, сколь сильнее я прочих бессмертных
Или хотите меня испытать, чтобы всем убедиться?
Цепь золотую спустите с пространного неба на землю.
После возьмитесь за цепь все богини, а также все боги, —

Не совлечете верховного вы Промыслителя Зевса
С неба на землю, хотя бы, трудясь, утомились вы сильно.
Если же я, в свой черед, рассудивши, повлечь пожелаю,
Всех подыму я к себе совокупно с землею и морем,
Цепь же потом обвяжу вкруг высокой вершины Олимпа,

Так что вселенная вся вдруг повиснет в пространстве воздушном.
Вот я насколько сильнее богов и сильнее всех смертных".
Так он промолвил, и все неподвижно хранили молчанье,
Речи Зевеса дивясь, ибо властное слово сказал он.
И синеокая так возразила богиня Паллада:

"Зевс, наш отец, о, Кронид Олимпиец, верховный владыка!
Видим и так хорошо, сколько сила твоя непобедна.
Все же душою скорбим о данайцах, метателях копий,
Если погибнут они, постигнуты злою судьбою.
Мы от сраженья, как ты повелел, воздержаться согласны,

Только нельзя ли совет нам внушить аргивянам полезный,
Чтобы погибли не все, оттого что ты сильно разгневан".
Ей улыбаясь, ответил Зевес, облаков собиратель:
"Милая дочь, ободрись, Тритогения! Пусть говорил я
Ныне с неласковым сердцем, к тебе хочу быть благосклонным",

Так говоря, в колесницу он впряг лошадей быстролетных,
Меднокопытных, вкруг них золотые разметаны гривы.
Сам золотую вкруг тела он ризу надел, захвативши
Скрученный бич золотой и поднялся в свою колесницу,
Тронул коней, погоняя, и оба не против желанья

Между землею и небом, покрытым звездами, помчались.
Вскоре достигнул он Иды, отчизны зверей, многоводной,
Гаргара, где Громовержцу построен алтарь благовонный.
Там удержал лошадей отец и людей и бессмертных,
Из колесницы отпряг и облаком черным окутал.

Сам же он, славою гордый, воссел на Идейской вершине,
Глядя на город троянцев и флот меднобронных ахеян.
Трапезу тою порой пышнокудрые дети ахейцев
Быстро кончали в палатках и в бой вслед за тем ополчились.
В свой же черед и троянцы по городу в бой снаряжались,

Будучи в меньшем числе, но они по нужде неизбежной,
Пламенно рвались в сраженье, супруг и детей защищая.
Все распахнулись ворота, и хлынуло войско наружу,
Пешие с конными вместе, и гул раздавался великий.
Только что, рядом сойдясь, на одном они месте столпились,

Встретились кожи и копья и силы мужей меднобронных,
Выпукло-круглые сшиблись со звоном щиты со щитами,
И от сражения гул поднимался вокруг многозвучный,
Вместе сливались в нем клик ликованья и вопли героев,
Кто погибал и губил; вся земля там окрасилась кровью.

Долго, пока рассветало, и день разрастался священный,
Сыпались стрелы с обеих сторон и валились герои.
Только что солнце достигло средины высокого неба,
Тотчас весы золотые отец натянул Олимпиец,
И, положивши два жребия смерти, смиряющей члены,

Жребий наездников Трои и медью покрытых ахеян,
Поднял в средине, и день роковой аргивян преклонился,
(Жребий ахейского войска коснулся земли плодородной,
Жребий троянских дружин взлетел до пространного неба).
Громом великим потряс Олимпиец с Идейской вершины,

Молнию, ярко пылавшую, бросил в ахейское войско.
Те, увидав, содрогнулись, и страх овладел ими бледный.
Идоменей не дерзнул оставаться, ни царь Агамемнон,
Не устояли Аяксы, служители бога Арея.
Нестор Геренский один лишь остался, защитник ахейцев.

Не добровольно, но конь обессилел: стрелой его ранил
Богоподобный Парис, муж прекрасноволосой Елены,
В верхнюю часть головы, подле черепа, где начинает
Конская грива расти, это место смертельнее прочих.
Взвился он, болью терзаем: стрела в самый мозг угодила.

Прочих расстроив коней, он кругом заметался от раны.
Но между тем как старик наклонился с мечом и старался
Упряжь коня разрубить, чрез смятение битвы летели
Гектора быстрые кони, возницу неся удалого,
Гектора. Тут бы старик и лишился дыхания жизни,

Если б его не узрел Диомед, среди боя отважный.
Страшно герой закричал, обращаясь к царю Одиссею:
"Зевса потомок, Лаерта дитя, Одиссей многоумный!
Ты ли, хребтом обратившись, как трус от толпы убегаешь?
Как бы тебе, беглецу, не вонзили оружия в спину!

Лучше вернись, отразим разъяренного мужа от старца!"
Так он сказал. Богоравный не внял Одиссей терпеливый,
Но обратился поспешно к ахейским судам изогнутым.
Сын же Тидея к передним бойцам и один устремился.
Рядом он стал с колесницею старца Нелеева сына

И, обратившись к нему, крылатое слово промолвил:
"Сильно, о, старец, тебя притесняют бойцы молодые.
Мощь ослабела твоя, удручает тяжелая старость.
Медлит слуга твой теперь, и твои обессилели кони.
Но поспеши, на мою колесницу взойди и увидишь,