Уильям Блейк - Поэзия английского романтизма XIX века

Дорогая, внемли милетской сказке[156]!
Обдуваем ветрами, в кущах лавра,
Храм, мерцая, над мысом возвышался;
И вставал в тонкой дымке над волнами,
Богом стад сотворен, прекрасный остров.
И с его берегов, суровых, дальних,
Часто челн доплывал при лунном свете
До пещеры, в подножье мыса скрытой,
Где средь миртов тропинка извивалась
И вела к рощам лавра возле храма.
Там, средь роз, Киферее[157] посвященных,
Часто жрица, прелестна, как виденье,
Душу сыну богини изливала,
Утлый челн умоляла не оставить
И незримо по сумеречным волнам
Направлять, чтобы вновь пловец отважный,
Трепеща, мог поникнуть ей на лоно.

Ветвистый, среброкорый ствол
Березы над ручьем поник,
Где, со скалы сбегая вниз,
Во мхах журчит родник;

Там Леди Черная сидит
В безмолвной муке рядом с ним,
И слезы тяжкие из глаз
Журчат ручьем двойным;

Пажа три раза в замок шлет,
Воздвигнутый на высоте,
Дабы к ней рыцаря призвал
С грифоном на щите.

Все ниже солнце; смеркся день,
А Леди, ужасаясь, ждет,
Мгновенья числит, замерев:
Что ж рыцарь не идет!

Вдруг, — легкий шелест над ручьем
Шатнулись дальние кусты…
«Мой нареченный! Мой жених!
Лорд Фолкленд, это ты!»

К нему припав, она спешит
Надежды выплакать и страх,
Ручьями слез гася огонь
Лобзаний на щеках.

«Велели у тебя спастись
Друзья, злокозненно дразня;
Укрой же на твоей груди
И защити меня!

Тебе, мой Генри, отдала
Я мир души и сердца жар.
О, Небо! Их назад не взять!
Все принесла я в дар!»

«Владетель замков — мой отец, —
Промолвил рыцарь ей в ответ, —
Их девять, и на всей земле
Прекрасней замков нет!

Прекраснейший из девяти
Моей возлюбленной сужден;
Дождись лишь ночи, и твоим
Владеньем станет он!

Как только вечер заслонит
Ладонью западный проем,
Сквозь мрак, среди мерцанья звезд,
Мы заскользим вдвоем!»

«Сквозь мрак? Среди мерцанья звезд?
Зачем же? Погоди, постой!..
О, боже! Он пред ликом дня
Мне дал обет святой!

Из дома отчего меня
Он должен полднем увести,
И дети в белом нам цветы
Рассыплют на пути.

Нас менестрелей встретит хор
Хвалой в честь молодой четы,
И дети в белом, встретив нас,
Рассыплют вновь цветы.

В перловых нитях смоль кудрей, —
Так я войду с любимым в круг
Веселых статных поезжан
И розовых подруг…»

Дьявол утром, с ложа серного встав,
Покинул пределы Ада:
На Землю — на ферму свою — поглядеть
И узнать, как живет его стадо.

По горам он шел, по долам шагал,
Полезной прогулке рад,
И длинным хвостом непрестанно махал,
Как тростью машет фат.

Каков же дьявол был на вид?
О! По-воскресному франтовит:
Сюртук из алого сукна,
А в штанах дыра для хвоста видна.

Он увидал: у конюшни бьет
Палкой змею адвокат,
И черту припомнились в тот же миг
Авель и его брат.

Ехал аптекарь на белом коне
По делу, и, как ни странно,
Дьявол припомнил друга: Смерть
В Откровениях Иоанна.[160]

Увидев, коттедж, а при нем
Для двух карет помещенье,
Ухмыльнулся черт: он всегда одобрял
Паче гордости униженье.

Букинисту богатому дьявол сказал:
«Одинаковы наши призванья!
Я сам когда-то сидел, как баклан,
Возле Древа Познанья»[161][162].

Черт увидел, как рыла яму свинья
И сама же в нее попала;
«Она похожа, — нечистый изрек,—
На коммерцию Англии в нынешний век —
Меж ними разницы мало».

Ряд одиночных камер предстал
В Колд-Батской тюрьме перед ним,
И нечистый был рад: он способ узнал,
Как усилить в Аду режим.

Там тюремщик узника заковал
Во мгновение ока в оковы.
«Что значит практика! — дьявол изрек. —
Раз-два — и готово!»

И тот же страж отсидевших срок
Не спешил отпускать из-под кровли,
И черту припомнился долгий дебат
Об отмене работорговли.

Он знакомую старую увидал:
На моленье она спешила
К методистам в часовню, и дьявол ей
Поклонился учтиво и мило.

Нос она задрала и сказала ему:
«Изыди! Крепка моя вера!»
И стала облизываться, воззрясь
На какого-то кавалера.

Он видел, как один министр,
Давно уж им любим,
В Палату некую прошел,
А большинство — за ним.

И вспомнил из Писанья черт
О том, как в оный век
В сопровожденье гадов Ной
Прошествовал в ковчег.

Стал бедных грабить черт
Для богатого господина,
Одному шотландцу он руку пожал,
Не пугаясь сукина сына.

Увидев, как некий генерал[163]
Багровеет, накачан вином,
Нечистый в пекло заспешил;
Ошибся дьявол: он решил,
Что все горит кругом.

Гея! Бесчисленных чад и мать и кормилица, Гея!
Трижды привет мой тебе, о богиня! Пою тебе славу!
Лейтесь, о лирные звуки, как волны, качая мой голос!
Ввысь воспари, о душа! Вознеси на крылах мою песню.
Взор мой блуждает по долу — вот озеро, остров зеленый,
Темные скалы, по скалам ручей пробегающий светлый;
В горной дубраве, красой и любовью твоей очарован,
Матерь великая, здесь у тебя я на лоне покоюсь!
Духи полудня игриво треплют кудри богини
Зеленовласой! Земля! Освежи меня! Чу! Коль примолкну,
Паузы арфы моей музыкальным гуденьем заполни.
Ты навеваешь мне радость и нежною грустью кропишь мне
Сердце, как будто росою, пока не прорвутся слезами
Радость и грусть из души в благодарственном трепетном гимне.
Гея! Бесчисленных чад и мать и кормилица, Гея!
Звездам небесным сестра, любимая радостным Солнцем!
Друг и хранитель Луны, о Земля, ты, кого не забудут
В круговращенье извечном на своде лазурном кометы!
Неувядаемо юная, всех в мирозданье моложе,
Небу супруга, что с высей на Землю взирает влюбленно,
Гея-загадка! Ответствуй, великая мать и богиня!
Иль ты не рада была, распустив свой девический пояс
В день, когда Небо-супруг впервые поял тебя в жены?
Был твой румянец прекрасен, тот утренний первый румянец!
Ты содрогнулась глубоко, Земля! И укрыться хотела
В собственной глуби своей! И могучую после отраду
Ты, извиваясь в объятьях у Неба-супруга, вкусила:
Дали объятья могучие жизнь существам бесконечным.
Тысячи новых насельников с тысячей новых влечений
Водные глади заполнили; реки по руслам запели;
Хриплое море взыграло, и вздулись валы океана;
Жизнь молодая мычала по гулким горам и дубравам,
Блея, блуждала в лугах, щебетала на ветках цветущих.