Уильям Вордсворт - Английские романтики в переводах Яна Пробштейна

В былое время роща, луг, ручей,
Земля, и всё, что есть на ней,
                     Казались мне одеты
              В небесное сиянье света —
Ярка, свежа была мечта моя.
Не так, как встарь, все видится сейчас
                           Куда ни гляну я, —
              В ночи, при свете дня
От взгляда скрылось то, что радовало глаз.

Пусть Радуга горит,
Прекрасен Розы вид,
И всем упоена,
Среди нагих небес глядит Луна,
               И звёздной ночью бег
               Великолепен рек;
Блистателен Восход, но все ж
Былого не вернёшь,
Я знаю, что Земли померкла мощь навек.

Вокруг щебечут птицы на ветвях
И агнцы радостно идут,
Под звуки тамбуринов тут
Лишь я печальной мыслью удручён,
Но этой скорбной мысли выраженье
Душе моей дарует облегченье,
                            И снова я силён:
Раскаты Эха слышу я в горах,
Не омрачит весну моя печаль,
На кручах трубы шквалов будят даль,
А ветры будят ото сна поля,
                            И весела земля,
Всё в мире веселится,
И зверь, и птица,
Когда приходит Май,
Ликуй, Дитя, играй,
Кричи, мой пастушок, твой крик услышать дай!

Блаженные созданья, слышал я,
Как вы перекликались, в этот час
Смеялось небо, радуясь за вас;
                 В венке цветочном рад
                       Я разделить стократ
Всю полноту, блаженство бытия!
О злая доля! Был бы я
Угрюм, когда сама Земля
Украсила наряд
Блаженным утром Мая,
И ребятня шалит играя,
И в тысяче долин вокруг,
Куда ни бросишь взгляд,
Цветы раскрылись вдруг
И льнёт Младенец к ласке материнских рук.
                  Я слышу, слышу, радостно внимая,
Но Поле есть одно, в нём Дерево одно —
Мне говорят о том, что сгинуло давно,
И вторит им фиалка,
Что сгинувшего жалко:
Ужель видений свет сошёл на нет?
И где они сейчас — мечта и славы свет?

Лишь сон и забывание — рожденье
Душа — Звезда, что к жизни восстаёт,
              Но мы не знаем, где её заход,
                            Издалека её явленье,
              Не в полном забытье,
              Не в полной наготе, —
Но странствуя, как Славы облака,
Снисходим мы от Бога, свысока:
Младенчество есть наш небесный дом!
Пусть с возрастом темницы гуще тени,
Но мальчик видит свет, его исток;
               Он рад, и день за днём,
На запад держит путь, забыв восток,
               Но юноша — ещё служитель,
Природа — храм его, обитель,
В пути сойдёт как озаренье
Великолепное виденье;
А взрослый наблюдает, как на нет
Мечту низводит злободневный свет.

Земля же наполняет свой подол
Своими радостями, у неё
Нет недостойных целей и своё
                Природное желанье:
                Бесхитростная няня
Стремится из последних сил,
Чтоб пасынок и узник позабыл
Величье и дворец, откуда снизошёл.

Купается Дитя в блаженствах новых,
Малютка шестилетний, в упоенье
Лежит он среди собственных творений,
Мать не сдержала нежности порыв,
Узором поцелуев вмиг покрыв,
И свет струится из очей отцовых!
У ног его начертанный им план,
Фрагмент мечты о человечьей жизни,
                      О свадьбе иль веселье,
                      Похоронах иль тризне
                             Он будет петь пеан,
                      Все сердцем овладели
Они, чтобы затем
Любовь, дела, борьбу он в список тем
                       Включил, однако вскоре
                       Отбросит, с этих пор
                       Попробуется в новой роли
С отрадой гордой маленький Актёр,
С иронией он в молодом задоре
Все стадии до немощи и боли,
Что жизнь даёт в избыточном наборе,
Изобразит, как будто бы призванье
Его — бесчисленное подражанье.

Ты, чей скрывает втуне внешний вид
                    Души безмерность, кто хранит
Наследие, философ ты глубокий,
Среди слепых Всевидящее Око,
Ты глух и нем, читаешь в глубине,
Ты с вечным разумом наедине,
                     Благой провидец и пророк,
                     В ком наших истин всех исток,
Чтоб их найти, мы не жалеем сил,
Потеряны во тьме, во тьме могил,
Тебя ж бессмертье пестует храня,
Как Господин Раба, сиянье Дня, —
Заботу не отринь, и ты, Дитя,
Велик в ночи свободой богоданной,
Зачем торопишь пыткой неустанной
Ты годы неизбежного ярма,
С блаженством слепо борешься зачем?
Ведь душу гнёт земной лишь миг спустя
Придавит, и условности затем
Навалятся, как снег и как зима,
Глубокие, почти как жизнь сама!

                 О радость, что ещё
                 Жизнь теплится в углях,
                 Природа помнит всё,
                 Что скрылось, словно прах.
Я вспоминаю прожитые годы
Всегда с благодарением, хотя
Не то хвалю, что стóит — не свободы
Размах, восторг, доверчивость дитя —
На отдыхе, в трудах, и окрылиться
Дано в груди его надежды птице —
                   Не это воспою,
                   Петь буду песнь свою
О тех вопросах непрестанных
О смысле, сути мирозданья,
Что ускользает от Созданья,
В мирах блуждающего странных —
Высокие инстинкты естества,
Пред коими ничтожны все сомненья
Дрожащего пред смертью существа,
                  Когда б не первых чувств волненье,
                  Воспоминаний смутных тени,
             Какими б ни были они,
Всё ж озаряют светом наши дни —
То нашего прозренья вышний свет,
Даёт нам власть сквозь гомон шумных лет
Вобрать мгновенье вечной тишины;
Когда ж те истины пробуждены,
                     Пребудут навсегда:
Безумному усердью, равнодушью,
                      Ни Мальчику, ни Мужу,
Всему, что им враждебно, никогда
Не уничтожить их — они всего превыше.
                      Хотя в сезон затишья,
В глуби материка, на суше,
Всё ж помнят о бессмертном море Души,
                      Приведшем нас сюда,
                      Пойдём же к морю, где вода
И где на берегу играют Дети,
Услышим, как рокочут волны о бессмертье.

Так пойте радостную песню, Птицы!
                       И агнцев пусть ведут
                       Под звуки тамбуринов тут!
Всё в мире веселится
В толпу вольёмся мысленно мы вашу,
                     Ты дуди, а ты играй,
                     Ты, чьё сердце, словно чашу,
                     Радостью наполнил Май!
Что если ослепительный сей свет
От взгляда скрылся до скончанья лет,
                     И не вернёт ничто на свете, право,
Блистанья трав, цветка мгновенье славы,
                     Не восскорбим о том,
                     Но силу обретём
                     В том состраданье, что от века
                     Преображало человека,
                     В том утешенье, чей исток
                     В людских страданиях залёг,
                     В той вере, что узрит сквозь смерть,
Как философский ум объемлет твердь.

И вы, Ручьи, Луга, Леса, Холмы,
Не бойтесь, что к вам охладеем мы!
Всем сердцем вашу силу чую;
Под более обыденной взыскую
Жить вашей властью, если б мог.
Люблю ручьёв стремительный поток
Я больше, чем когда был легконог;
Невинный свет вновь явленного дня
Чарует всё меня;
Клубятся на закате облака,
Снимая плёнку грустную с зрачка,
За смертностью следящего всё время —
Стяжало лавры уж другое племя.
Сквозь сердце лишь, которым люди живы,
В котором нежность, страх, любовь и грёзы,
Во мне любой цветок неприхотливый
Рождает мысль, глубиннее, чем слёзы.